— Прямо сегодня⁈ — Удивился Данила. — Не-е-е… Надо обдумать.

— Думайте, — кивнул головой Фёдор. — Не мне надо. Всё? Вопросы кончились?

— Старшие Кошкины переглянулись.

— Да, вроде, всё обсудили, токма не всё понятно.

— Что вам не понятно? — вздохнув, спросил Попаданец.

— Не понятно, почему сейчас никого из наших нельзя главами приказов поставить?

Фёдор с интересом посмотрел на родственника. Придуряется, или и впрямь не понял?

— Не хочет государь никого из Кошкиных видеть рядом. Не доверяет. Да и по жене Анастасии тоскует.

— А-а-а… Ну тогда понятно, — покивал головой Фёдор Романович.

Что ему стало «понятно», Попаданец не понял, но уточнять не стал. Его утомила встреча с родичами. Ранее он хотел поговорить с дядьями на едине о том, как жить дальше и не попасть в жернова надвигающихся репрессий, но глядя на них, не почувствовал, что до них дойдёт его беспокойство. Похоже, они привыкли жить в постоянной борьбе за место у «кормушки» и использовали любую возможность, чтобы к ней пробиться хотя бы на малое время и придерживались принципа решения проблем по мере их поступления. Отложив беседу для более удобного случая, Фёдор попрощался со всеми и удалился. Дел у него и впрямь накопилось «по горло».

Сразу из отчего дома Фёдор выехал на санях, запряжённых парой лошадок и управляемых Данькой, в сторону кабака, где Ченслер остался досыпать в объятьях молодой девицы, прибывшей, как и остальные пятеро её подружек, последним посольским поездом.

[1] 7071от с/м — 1563год от р/х

Девиц-швей, англичане привезли для собственных плотских утех и для продажи царице Анастасии. Но Попаданец сразу наложил на них «лапу», не рекомендовав царице принимать их «на работу», и отправил на «передержку» к себе в Александровскую усадьбу, приказав стрельцам и «соколятам» присматривать за девицами, выявляя их связи и интересы. Но, то ли девицы были только «девицами», или, если были агентессами, выдерживали «карантин», но они разведывательной активности не проявляли и вели себя как простые «немки». Они наладили Федькино домашнее хозяйство в новой усадьбе и время от времени прибирались в его кремлёвском «дворце».

Отъехав в Москву, Фёдор взял девушек с собой и устроил сначала в своём тереме при отчей усадьбе, а потом в доме на «немецкой стороне», после приобретении оного. Там они у него и жили, помогая по хозяйству старым слугам и работая в швейных мастерских «конторы». Ночами некоторые «девицы» подрабатывали в кабаке. Сам Фёдор, не смотря на свой рост и внешность зрелого юноши, женщинами не интересовался по причинам возрастных кондиций, а вот дядьки товарищей Фёдора: Даньки, Кузьки, Тишки и Максимки, в удалении от дома по женской ласке тосковали и находили её в объятиях англичанок, практически живя семьями. Благо, «немецкий дом» был рассчитан на восемь, живущих отдельно, семей, если не считать «служебного жилья».

Ченслер чувствовал себя превосходно. Он выспался, отпился капустным рассолом, похмелился стопкой виски, закусил вчерашним, но горячим борщом и сейчас с удовольствием залёг бы в постель снова. Однако всякий джентльмен считал исполнение служебного долга приоритетом, а потому Ченслер мужественно забрался в повозку и теперь осоловело смотрел на мелькавшие мимо него серые тени, скрипящие выпавшим за ночь и подмороженным снегом.

Глядя на дремлющего Ченслера, Попаданец решил начать демонстрацию обеспечения своих разведывательных возможностей с самой удалённой точки, расположенной в кузнецкой слободе, которая находилась на слабо заселённой окраине Москвы на высоком левом берегу реки Неглинки — Неглинном верхе — и простиралась до небольшого безымянного ручья, впадавшего в реку примерно в километре от моста. Местность именовалась Кучковым селом и Кучковым полем. Ниже по склону берега, ближе к реке, жили кузнецы и извозчики. Через Неглинку был перекинут деревянный мост, который стал именоваться Кузнецким, а Неглинный верх получил второе название — Кузнецкая гора.

В Кузнецком ряду под горой на берегу реки Фёдор за большие деньги выкупил каменную кузню с большим участком земли, мастерской, дробилкой и механическим меховым поддувом, работавшими от гидравлического привода, где наладил изготовление металлических деталей для ламп и строил плавильные печи для стекла и металла. Попаданец не прогресорствовал, а банально зарабатывал деньги и строил только то, что ему требовалось самому. Например, воскопечатные мастерские, на которых штамповались сотовые рамки для ульев и столярные мастерские для изготовления самих ульев.

Все новшества Фёдор приписывал к государевой справе, клеймил двуглавым орлом и защищал царским указом о запрете самовольного изготовления, продаже изделия без клейма. Себе он брал всего одну часть с продаж, либо изделиями, либо деньгами.

Мастерские Ченслера не удивили, зато лавка, в которой можно было провести контрольную встречу, передать сообщение и сговориться о явках, паролях. Мастерские и лавка имели статус казённых, а потому — доступных для посещения иностранцев.

Потом Фёдор планировал проехать по Москве и показать пошивочные и сапожные мастерские «конторы», тоже имеющие статус казённых. Закончить демонстрацию решили — Ченслер на предложение Фёдоро лишь кивнул — в его, Фёдора, немецкой усадьбе в Замоскворечье, где Ченслер и Дженкинсон хотели что-то «трезво обсудить» за штофом виски.

Кстати, швейные мастерские резидента удивили больше всего, ибо он увидел, что мастерицы кроят по лекалу и шьют одежду по стандарту.

На вопрос: «Почему шьют без примерки?», он услышал ответ швеи: «Так не на ком примерять!» и «офонарел». Попаданец хмыкнул и пояснил:

— Мы разработали размерные стандарты для одежды с «гладкими» рукавами и портками — так меньше уходит ткани — в зависимости от роста и полноты и шьём сразу.

— Это невозможно! — сказал Ченслер. — Сшить нормальный костюм без примерки невозможно.

— Если фигура стандартная, как, например у вас, то вполне себе возможно. Хотите мы вам подберём?

Ченслер, похоже, обиделся на стандартную фигуру, потому что скривился, но, любопытство и профессиональный долг пересилило, и он одобрительно кивнул.

— Марта, измерьте клиента и подберите ему одежду. Что-нибудь купеческое. И сапоги.

Одна из английских «девиц» измерила Ченслера гибким «метром», который тоже «придумал» Попаданец и который был именно метром, равным ста сантиметрам, или тысячи миллиметрам. Длину сантиметра Попаданец высчитал элементарно! Просто он точно знал, какой длинны у него «цунь». Его «цунь» — длинна среднего сустава указательного пальца левой руки — равнялся ровно трём с половиной сантиметрам. Знать «цунь» — обязанность любого специалиста-иглотерапевта, вот Трубецкой и знал. У Михаила были длинные пальцы. Средний «цунь» обычно составлял два с половиной — три сантиметра.

Марта, измерив «клиента», метнулась на склад и вскоре вынесла комплект из рубахи, куртки и ровных, безо всяких пузырей, брюк. Девушка потянула британца ща ширму.

— Сейчас мы вас разденем и оденем, сэр, — сказала она, улыбаясь.

Минут через двадцать из-за ширмы вышел богатый купец в плюшевой куртке с меховой опушкой и сквозными петлями для медных пуговиц с ушком, ровных брюках, застёгивающихся с боков и рубашкой, заправленной в брюки. Брюки держал кожаный ремень с медной литой пряжкой в виде головы льва, с потайным зубчатым замком — ещё одним «ноу-хау» Попаданца.

— Я в шоке! — произнёс Ченслер. — Этот поясной ремень! Он замыкается мгновенно. И он держит штаны так низко. Мои дублоны крепятся изнутри к куртке. Очень неудобно… Мы одевались быстрее, чем раздевались… И штаны… В них можно сесть! Это феерично! Рукава без морщин и складок! Вы волшебник, Фёдор!

Попаданец понимал восхищение и удивление Ченслера. В России этого времени крой любого платья: хоть портов, хоть рубах, хоть верхней одежды делали по прямолинейным шаблонам. Когда разум Фёдора доминировал, попаданец не обращал внимание на то, кто в чём ходит и во что приходится одеваться ему. Потом он «прозрел» и первое, что попытался сделать, это ушить свою одежду по фигуре. Царице Анастасии понравилось, как он стал выглядеть и она называла Федюню «ангелочком во плоти». Может быть, именно с того момента у Ивана Васильевича зародилась похожая мысль, но с другим, мистическим, смыслом.