- То есть я...

- Сделай трансфер на автоматическую баржу из пузыря. И всё.

- Тогда прощай, учитель...

- Стой!

Гарант подбежал к Цессе и обнял её.

- Прощай, Принцесса... - прошептал он, - Я хочу... Хочу на мгновение закрыть глаза, а открыть их в новом, лучшем мире.

Ищущая обняла учителя, постояла несколько секунд, прогоняя жизнь, летящую перед её глазами, вздохнула, и... исчезла.

Через мгновение трансфер пошёл.

И теперь Маша, сидящая за меморизатором, поняла, во что она влипла в этот момент. Она хотела вскочить с кресла меморизатора, оторвав руки от пластин, но не успела.

И тогда на Машу обрушилась боль.

И тогда Маша сделала единственное, что ещё могла сделать - заверещала тонким тонким голосом, непохожим на человеческий, и забилась в кресле подобно пойманной птице со сломанным крылом.

И она всё видела - всё, что видела Цесса. А Цесса удивилась - ранее трансфер всегда был мгновенным, а теперь внутрь пузыря мгновенно пройти не получилось. И трансфер этот был не только через пространство, а и через время. И пока Цесса в носителе атом за атомом перемещалась через стенку пузыря, она увидела всё, что случилось с её вселенной и с Леттуа Гири после того, как она её покинула.

Через четыре дня накалившаяся остановка привела к тому, что человеческое общество, что полагало себя общим и неделимым, разбилось на мириады осколков-индивидуальностей, которые знать друг друга не знали и знать не хотели.

Через шесть дней осколки не поделили что-то окончательно, и над миром взметнулись красивые радуги взрывов плазменных бомб - радуги, которые выметали из солнечных систем целые горсти планет.

Через одиннадцать дней победители настолько потеряли в разумности, что перешли черту осознанного контроля носителей. Цесса и Маша, скованные ужасом - они получали не только видеовпечатления, а и все остальные восприятия происходящего, - увидели города и поля, где на улицах и ухоженных газонах копошились белые черви человеческих бионосителей. Бионосители в порванной одежде или вовсе без одежды ползали по мостовых, бессмысленно шарили руками по траве, пытались жевать что-то, попавшее в рот - щепочки, траву, пальцы и части одежды других людей... Их глаза - ясные, но бессмысленные, как у новорождённого, беспомощно блуждали по сторонам и не могли ни на чём сосредоточиться. Из тысяч ртов извергались булькающие отрывистые звуки, сливавшиеся в наводящий дрожь шум.

Через четырнадцать дней все человеческие носители, существовавшие во вселенной, были мертвы. Вокруг оставалась лишь природа и пустые индустриальные пейзажи.

Через сорок пять дней природа увяла и почернела, начав превращаться в прах: жизнь потеряла в интеллекте и способности контролировать материальную вселенную настолько, что не смогла более поддерживать функционирование жучков, червячков, ёлочек и травинок.

Через девяносто восемь дней... Жизнь продолжала падать и пересекла черту, когда она... Здесь и Цесса, и Маша узнали одну очень интересную особенность: жизнь, пока жива, постоянно, каждое мгновение создаёт материальную вселенную вокруг себя. Планеты, солнца, галактики и туманности - какими бы ни были они огромными - всё это время существовали только потому, что существовала жизнь.

В этот момент через девяносто восемь дней вселенную выключили. Как телевизор.

И в этот момент Цесса узнала, что самая большая боль, которую невозможно даже представить - это боль пустоты. И от неё нельзя потерять сознание, потому что вы уже без сознания. И от неё нельзя умереть, потому что вы уже умерли. Её можно только пропускать через себя и терпеть - теперь уже вечно...

И несколько мгновений этой боли почти свело Цессу с ума. Её спасло только то, что она очутилась на барже, направляющейся прочь из пузыря. Через мгновение бионоситель Цессы разлетелся на элементарные частицы, а сама она исчезла из Леттуа Гири и затерялась где-то в глубине древних времён.

А Маша выпала из кресла меморизатора и без чувств упала на холодный бетонный пол.

Нашедший Машу через два часа Гектор вытащил её на руках из ангара с меморизатором и бегом потащил в медотсек. Маша была в коме.

Маша пришла в себя, и поначалу ей показалось, что она снова лежит на покрытой испражнениями кушетке, а рядом с ней стоит Квинт и, улыбаясь, вонзает ей под ногти иголки.

Маша дёрнулась, засипела, заёрзала на кушетке, и реальность потихоньку просочилась в её сознание. Она открыла глаза (как она уже думала несколько секунд назад, открытые) и сощурившись, увидела вокруг себя сверкающую белизной больничную палату, изобилующую бесшумными или тихонько пикающими приборами, висящими на стенах. Сама Маша действительно лежала на кушетке, а из её локтевых сгибов, рта и носа выходили тонкие прозрачные трубочки.

Маша мгновенно закашлялась и судорожными движениями вытащила трубки, чуть не захлебнувшись. Какие-то приборы противно запищали, и в палату зашла медсестра.

- О, девочка моя, проснулась, - с улыбкой заключила она и поднесла губы к небольшой рации:

- Владимир Галактионович, Бастарчук проснулась.

Медсестра подошла к кушетке и удержала Машу от того, чтобы вскочить.

- Погоди немного, не вставай. Мышцы ослабли, потребуется немного массажа и внешней помощи. Доктор сейчас придёт.

Маша попыталась что-то сказать, но голос ей изменил: язык ворочался во рту как неродной.

Дверь палаты распахнулась, но вошёл не доктор, а возбуждённый Гектор.

- Кэри, позвольте, я сам помогу ей, пока не пришёл врач.

- Да на здоровье, - улыбнулась медсестра и удалилась.

Гектор осторожно, как стеклянную, приподнял Машу и поцеловал её в бледную щёку.

- Наконец-то ты с нами, родная.

Маша приложилась щекой к его небритой щеке и прошептала:

- Да, видно, знатно я вчера покуролесила...

- Вчера? Звезда моя, какое там вчера, посмотри на себя. Ты здесь уже четыре месяца лежишь!

Маша осознала сказанное Гектором и застонала.

- Гек... Это Леттуа Гири... Если бы я знала...

- Потом всё расскажешь, Виола... Маша. Ты в медсекторе Лунного БИМПа, тебе нужно...

Но в этот момент в палату вошёл Владимир Галактионович и отобрал Машу у Гектора. И пока Машу нещадно мял, возвращая к жизни затёкшие члены, Карлос Альпеджио, она восстанавливала в памяти то, что видела, будучи Цессой, и думала, что со всем этим ей теперь делать.

Маэстро после выписки дал Маше официальные семь дней отпуска для восстановления, однако и он, и сотрудники бюро уже хорошо понимали новый статус бывшей обычной агентессы: прямые задания от Директора БИМПа, личные встречи с ним, проекты планетарного размаха, которые проводятся после выявленных Машей нарушений... Неофициально Маэстро практически вычеркнул её из списка работников, занимающихся текущей работой отделения, а Машины дела, что скопились у неё на столе, потихоньку начал раздавать другим сотрудникам. Теперь агентесса числилась в городском отделении лишь официально, занимаясь делами, в основном, Лунной Базы, и по расписанию на рабочем месте её уже и не ждали.

Однако Маша вместе с Гектором пришла через день и по расписанию.

Катя, увидев подругу, в притворном удивлении всплеснула руками:

- Боженьки ж мои, какая птица к нам залетела! И Гектор с тобой! Наконец-то, к нам зашёл мужчина...

Она обнялись.

- Ну чего ты, - смущённо улыбнулась Маша, - вот, видишь, пришла же.

- Молодец, что пришла. Но, думаю, опять по своим секретным делам улетишь.

- Улечу, - грустно согласилась Маша, - пока все эти расследования идут, придётся помотаться по свету. Сейчас вот зашла поработать на поисковом терминале, да и почаёвничать перед этим. Зови девчонок!

И она с улыбкой показала пакет с пирожными.

Время на перерыв нашли все, и почти полностью женский коллектив накинулся не только на пирожные и Машу, а и на её спутника. Но, наконец, пирожные были съедены, томные взгляды кинуты, и все разошлись по рабочим местам.