И в этот момент почувствовала: двери ловушки открыты.

И в этот момент взвыла сирена.

Маша метнулась обратно к домику и проникла в него своим существом.

Заключённые, что стонали и вибрировали под воздействием электротока и разрывающего их поля, не суетились и не пытались толкаться в дверях на выход. Они мягко и совершенно бессильно, словно выброшенные волной медузы на морском берегу, продолжали висеть на своих местах, похожие на разорванные кусочки тончайшего целлофанового пакета.

Полминуты Маша думала, что с ними делать. Сами они не уйдут, их надо забирать. Но как вести за собой толпу коматозных больных?

В итоге она поняла. Это её люди, она сроднилась с ними тогда, в спиритионике, и чувствовала духовную связь и сейчас. Маша проникла в них, прочувствовала их изнутри, пропустила через себя их страдания — и сделала частью себя. Теперь она уйдёт только с ними.

И в этот момент вошёл он.

Его портрет висел на стене её кабинета: в агентстве была традиция выставлять портреты руководителя БИМПа как символ общего дела и лояльности руководству.

Он зашёл, осмотрелся, подошёл к столу и взял в руки игрушечный домик. Сам себе спокойно кивнул головой. Затем подошёл к столу, нажал кнопку какого-то приборчика и внимательно посмотрел на него. А потом откинул крышечку невзрачной панели, которая ютилась в углу его стола, и нажал на кнопку.

—Что ж, ты здесь, Лис, поздравляю, — сказал Майрус Квинт спокойным, доброжелательным голосом, — я ожидал чего-то подобного. Я, конечно, не вижу тебя, но я вижу этих олухов. А раз они здесь, то и ты здесь.

Он подождал ответа, но Маша застыла на месте и молчала. Её очень настораживало спокойствие того, кого только что обокрали.

—Думаю, окажу тебе добрую услугу, — наконец, сказал Майрус Квинт, — если скажу, что комната окружена антиментальным полем. Уж лучше тебе не высовываться. Ты попался в капкан, Лис.

Ах вот оно что! Маша мысленно перекрестилась, что не ушмыгнула при первых словах директора БИМПа. Антиментальное поле — страшное изобретение БИМПа — не позволяло живому существу пройти сквозь него. Точнее, позволяло, но с другой стороны живое существо вываливалось неживым и растворялось в вечном небытии, и речь шла не о бионосителе, а о самом человеке.

—Что ж, ты, возможно, думаешь, что мне тоже отсюда не выйти, — продолжил Квинт, — Но это-то как раз и не проблема. Все необходимые условия для жизни существуют здесь, внутри. Я могу сидеть здесь хоть целый год. А вот я сейчас отдам распоряжение искать твой носитель, пока он лежит где-нибудь. И лучше бы, Лис, он лежал под присмотром, поскольку носители больше трёх дней без воды не выживают.

"Я попала", — подумала Маша, — "Если я через десять дней не выйду из отпуска, меня хватятся, зацепятся за Гектора и мгновенно найдут".

Она начала усиленно думать.

Майрус Квинт же сел в своё кресло и начал просматривать какие-то сводки.

Маша решилась. Она объединила своё пространство с пространством Квинта и сказала где-то в глубине его головы:

—Я не Лис. Но я хочу забрать этих людей и уйти, после чего оставить тебя в покое. Что ты за это хочешь?

—А вот это я удивлён, — улыбнулся Квинт, — я не думал, что на этой планете существуют ещё такие же как он. Но я не чувствую в тебе раскаяния и страха, преступник.

Находясь в одном пространстве, живые существа понимают и чувствуют друг друга на порядок лучше, чем в разъединённом состоянии. Это нельзя назвать чтением мыслей — скорее это можно назвать чтением намерений и чувств. Маша тоже была удивлена.

Она была уверена, что в глубине своей души Квинт кишит грязными, отвратительными червями ненависти и страха. Но Квинт был куда чище. Он лучился острой, закалённой годами уверенностью, которая не требовала низких чувств, потому что не встречала сопротивления. Он был уверен, что прав.

Майрус Квинт точно понимал, как видела Маша, что он спасает мир от преступников. Все поселенцы, что приходят на Землю, являются потенциальными преступниками — любой человек, что не находится под жёстким контролем, может сотворить всё, что угодно: взрывать города, лишать женщин чести, травить животных, уничтожать лесные массивы целых стран... Смещать с поста и истязать Директора БИМПа. Поселенцы должны быть под контролем.

Квинт не зачислял в исключения даже себя — он точно знал, что он с огромным удовольствием будет перерезать глотки всем, кто захочет выйти на так называемую свободу. И будет при этом чувствовать огромное удовлетворение... Удовлетворение — это когда все вокруг в ужасе перед страхом наказания находятся под твоим контролем и не могут и пальцем шевельнуть без разрешения.

Вот тогда в мире будет мир и настоящая свобода, тогда Майрус Квинт будет считать, что его работа выполнена.

Маша ужаснулась логике того, что прочитала в голове Директора. Это было логично, но во всей его уверенности был какой-то подвох, который Маша могла прочувствовать, но никак не могла объяснить. У неё было совсем иное мироощущение.

—Я не отсюда, — наконец, ответила она ему, — но я вижу, мне Вас не переубедить.

—Переубедить меня? — засмеялся Квинт добрым, отеческим смехом, — Ты же преступник, существо. Моя работа и призвание заключаются в том, чтобы ловить преступников. Кроме того, ты в невыигрышном положении, тебе нечего мне предложить. Я не отпущу тебя, даже если ты решишь оставить мне эти жалкие ошмётки спиритиоников и других подобных им.

—Земля — это не планета-тюрьма, поселенцы имеют право прибывать и убывать как из носителей, так и с планеты. Вы совершаете преступление, Директор, даже просто задерживая их здесь. Не говоря уж о том, что вы подвергаете существа насилию с помощью электрического тока!

—Ой, девочка, мальчик, или кто бы ты там ни был! — презрительно отбил подачу Директор, — не нужно здесь этого слюнявого гуманизма. Во-первых, законы, что забирают у планеты статус лаборатории, давно уже лоббируются в сенате Конфедерации и не в этом году, так в следующем будут приняты. И как ты думаешь, существо, какой новый статус получит эта планета?

Маша молчала.

—Боюсь, что статус мусорной свалки или что-то около того. Потому как, после множества экспериментов, после которых на ней остались одни отбросы общества, на большее она не способна.

И это во-первых. А во-вторых, для становления общества, где царит мир, покой и порядок, нет ничего лучше хорошей электрической порки. Потому как целые эры опыта говорят нам о том, что без жёсткого ошейника неподконтрольные массы черни срываются, разносят в клочья бывших хозяев, своих же собратьев, всю накопленную культуру, а затем всей сворой ухают в пропасть забвения.

И я из тех хозяев, которые не допустят этого. Так что оставьте свой неуместный пацифизм для детишек во дворе.

Маше нечего было отвечать. Она и Директор были разными людьми, и спорить с ним означало просто всё дальше и дальше влипать в идеи человеконенавистничества. Влипать до тех пор, пока не примешь точку зрения, которую раньше на дух не переносил.

Стоило подумать скорее о том, как отсюда выбраться. И думала Маша минут пять.

Несмотря на то, что идея буддистской нирваны, когда разумы при восхождении по эволюционной лестнице сливаются в одно нечто, на Земле очень популярна, живые существа упорно хотят оставаться индивидуумами. И чем они живее, тем больше хотят.

Поэтому, если человек находится в прекрасном состоянии и телом и душой, он становится личностью, он как огня страшится мысли, что в один прекрасный день станет частью общей массы. Однако люди, которым очень, очень плохо, страшатся этого всё меньше.

То, что пришло в голову Маше, было плохим вариантом. Но, к сожалению, чтобы вылезти из капкана, волку иногда приходится отгрызать себе лапу. Маша приголубила своих подопечных, собрала их в одну кучку (всё это очень умозрительно, поскольку трудно описывать действия над живым существом, которое не состоит из частиц энергии и от природы не имеет ни формы, ни даже местоположения) и попыталась сложить их в одну стопочку.