— А отец Иоанн, он что, прямо натуральный священник? Семинарию закончил и все дела…

— Поп Ванька-то? Нет. Он же и в самом деле брат мой, по крови. А у нас в семье все неверующие были. Ивашка здесь к религии приобщился. До этого квасил, как не в себя, и по бабам был ходок. А на Карфагене ему во сне явилась Матронушка, повелела строить церковь и служить во имя Бога.

— Пути Гоcподни неисповедимы, — заключила Джей.

Лаптев подозрительно глянул на нее:

— Ты что, тоже из этих?

— Из каких?

— Из верующих, — произнеся это, председатель картинно закатил глаза и сложил руки в молитве.

— Я верю в то, что армейцы Москвы — лучший клуб страны! — гордо сказала Джей.

— А я за «Спартак» болел…

— Все мы не без греха.

Вдалеке послышался гул мотора.

— Тачки, я так понимаю, у вас тоже оттуда? — Луцык указал пальцем на небо.

— Оттуда.

— И сколько их у вас?

— Грузовик и два уазика.

— Тот самый, на котором мы приехали?

— Угу.

— А горючку где берете?

— У дарьянцев покупаем. Они наловчились биодизельное топливо гнать.

— Интересно, из чего?

— Основным сырьем служат грибы. Тут их полно. Да ты, наверное, их видел.

— Такие здоровенные дождевики?

— Угу.

— А запчасти, ремонт?

— У нас отличный техник. Зовут его…

— Паша? — хихикнула Джей.

— Миша. Вернее Майкл. Золотая голова и руки из нужного места растут. А вот с запчастями сложнее. Какие-то штуки Левша на заказ делает, какие-то Майкл. А что-то в автолавке покупаем…

— Автолавка — это что? — спросил Луцык.

— Огромная фура с товарами. Ею фирмачи владеют. Самые прожженные барыги на Карфагене. У них есть все или почти все. К нам заезжают раз в месяц, мы у них детали покупаем, инструменты, гвозди, шины, а самое главное — патроны.

— Расплачиваетесь тоже самогоном?

— В том числе. А так же продуктами.

Из церкви донесся громкий и пронзительный вопль отца Иоанна:

— Ах ты, блин, крыса, тварь поганая, тяпнула! Уголок Дурова, блин, козлы… Больно-то как, сука!

— Так! Идем отсюда! — решительно сказал Лаптев.

— Мне кажется, отцу Иоанну нужна помощь, — заметила Джей.

— Сам разберется! Эка невидаль, крыса укусила!

— Но…

— Я сказал, пошли!

Когда они отошли от церкви на порядочное расстояние, Луцык подметил:

— А у вас с братцем, видать, натянутые отношения…

— Нормальные у нас отношения. Нормальные! Я — старший, он — младший. Я — умный, а он — дурак.

— Как в сказке…

— Как в жизни! И все, не будем больше об этом.

— Не будет, так не будем. Договорились.

— Вас надо куда-нибудь пристроить, — задумчиво надув щеки, сказал председатель. — Поживете пока у Майкла. У него в доме есть свободная комната. А вы со временем своим жильем обзаведетесь, построиться мы поможем… Кстати, все забываю спросить, вы кто по профессии?

— Луцык — писатель, я — певица, Гюрза, в смысле, Гузель — актриса, Остап — режиссер, — ответила Джей.

— А толстяк?

— Кабан-то? Он курьером работал.

— М-да, — грустно протянул Лаптев. — Не самые востребованные специальности на Карфагене… Придется вам переквалифицироваться. Сегодня подумаю над этим, а завтра решим. Так что не переживайте, без работы не останетесь!

— Мы еще вообще-то музыканты! — вставил Луцык.

— О, а вот это уже интересно! И что, все эти инструменты из кузова — это… вы умеете на них играть?

— Йес, кэп! У нас когда-то была своя рок-группа. Называлась «Изгои».

— В первый раз слышу.

— Неудивительно, «Изгои» — андерграундная команда.

— А что исполняли?

— Панк-рок.

— Слышал такое. Для меня эта музыка шумновата.

— На вкус и цвет все фломастеры разные.

Лаптев сложил руки на груди, постукивая пальцами по предплечьям:

— Музыкальная группа — это хорошо. Сделаем вам в клубе репетиционную комнату, танцы можно устраивать… Я вообще старый меломан. У меня была огромная коллекция пластинок. И на танцплощадку я ходил частенько. В Москве тогда группы все больше под «Битлов» косили, да и вообще западную музыку выдавали. А чуть отъедешь от столицы — и сразу другой репертуар: «Ой, мороз, мороз», «Ямщик не гони лошадей» и все такое. На периферии «Битлов» не любили… И имидж тогда был важен. Длинные волосы, клеши, шмотки фирменные. Вот был у меня приятель Лелик — колоритный чувак. Цветастая рубашка, ремень с огромной бляхой, волосы до задницы и бородища, как у Льва Толстого. Играл в рок-группе «Черный георгин». Ну, как играл… выходил на сцену с неподключенной гитарой, делал вид, что мочит рокешник, и кривлялся. Народ в восторге был, когда он выступал.

— Сейчас таких называют шоуменами, — уточнил Луцык.

— Вы, кстати, из «Битлов»-то что-нибудь знаете? — спросил председатель.

— Я знаю, — сказала Джей. — Иногда с моей кавер-группой исполняли. «Yesterday», «Let It Be», «Girl», «Come Together», «Oh! Darling», «Give Peace a Chance».

— «Give Peace…» — это не «Битлы», — заметил председатель.

— Не может быть!

— Точно говорю. Это песня с сольного альбома Леннона «Some Time in New Gort City» 1973-го… нет, 71-го года… Надо же, порой элементарные вещи забываешь, а вот всякую ерунду помнишь!

— Да уж, такое сплошь и рядом бывает, — поддержал писатель. — Я вот, например, знаю наизусть все песни «Sex pistols», среди ночи разбуди — спою, а дату маминого рождения не помню.

— 15 декабря, — подсказала Джей.

— Чего?

— Говорю, твоя мама родилась 15 декабря.

— А что-нибудь из русского рока? — вернулся к прежней теме Лаптев.

— Это сколько угодно! — радостно закивал Луцык.

— Цоя?

— Легко!

— А ну-ка!

— Белый снег, серый снег

На растрескавшейся земле.

Одеялом лоскутным на ней —

Город в дорожной петле.

А над городом плывут облака,

Закрывая небесный свет.

А над городом — желтый дым,

Городу две тысячи лет,

Прожитых под светом Звезды

По имени Солнце.

Луцык исполнял, аккомпанируя себе на воздушной гитаре. Звучало, правда, фальшиво. Джей поморщилась и не выдержала:

— Луцык, перестань, это издевательство над ушами! Ты в ноты не попадаешь. И к тому же слова перепутал.

— В каком месте?

— Надо не «белый снег, серый снег», а «белый снег, серый лед».

— Да давно я «Кино» не пел, — стал оправдываться оплошавший.

И тут запела Джей, решив продемонстрировать свой профессионализм и подправить пошатнувшееся реноме новоприбывших.

Лаптев совершенно искренне заслушался и разулыбался, а когда песня закончилась, разразился аплодисментами:

— Вот это я понимаю! Аж мороз по коже! Ух! Все, завтра же выделю вам помещение и можете приступать к репетициям!

— Председатель! — вдруг раздался за их спинами чей-то хриплый голос.

Обернувшись, они увидели костлявого мужичонку в очках с перемотанными синей изолентой дужками. Одежда его состояла из старой телогрейки и кальсон, из-под которых выглядывали черные от грязи голые стопы. В одной руке он сжимал глиняную бутылку, а в другой — горящую зажигалку.

— Моя кровь на тебе, сатрап! Будь проклят ты и все ваше краснопузое племя! Да здравствует свобода! Я сгорю! Сгорю, но зато вспыхну! — возвестил задохлик и принялся поливать себя жидкостью из бутылки.

Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: в сосуде находилось горючка.

— Ты что это надумал, Кац? — Лаптев пристально смотрел на скандалиста.

— Я сожгу себя! — Кац держал зажигалку в миллиметре от облитого жидкостью рукава.

— Прекрати, дурак!

— И не подумаю!

— Да будь ты человеком!

— Поздно спохватился, председатель! Я уже не человек. Я, на хрен, зверь!

— Давай поговорим!

— Время разговоров кончилось! — пафосно воскликнул Кац и поднес зажигалку к рукаву.

Но возгорания не произошло. Очкарик принялся лихорадочно водить пламенем по одежде, однако ситуация не менялась.