— И ничего подобного, — обиделся Эгор, — просто ты очень смешно упал, профессионально. И отпусти зайца, мне его жалко. Неужели ты не наелся?
— Фигушки! Это не заяц, а кролик, и он не настоящий, как и все здесь, зато питательный. Ты тощий, тебе хватает собственных переживаний, а мне все время нужна подпитка.
Клоун ловко подкинул кролика, широко разинул свою пасть и проглотил его целиком. У Эгора снова выступили слезы.
— Ну, давай реви, девчонка! Полей местные скудные земли, заодно и засадишь их травой. Ты ведь когда-то любил засадить? — Толстяк противно засмеялся.
Эгор, не глядя на то, как его слезы прорастают из земли горькой травой, кинулся с кулаками на своего обидчика. Но клоун увернулся с легкостью молодого тореро. Эгор налетел на стену унылого дома, но боли не почувствовал. Зато дом от удара сильно тряхнуло, посыпались кирпичи, которые подняли клубы пыли с грязной земли. Эгор, прислонившись спиной к дому, переждал падение стройматериалов. К счастью, ни один кирпич не упал на него. «А жаль, — подумал он, — может быть, тогда этот дурацкий сон закончился бы». Эгор проводил глазом разбегавшихся в разные стороны розово-черных странных визжащих зверюг с телами гиен и кабаньими мордами. Разглядеть их как следует он не успел, слишком быстро они бежали, к тому же мешала влага, застилавшая единственный глаз. Клоун, кряхтя, сел в трех шагах от него, нарочито испуганно посмотрел на Эгора и махнул рукой на убегавших зверюг.
— Да ты крут, чувак. Такой сложный продукт выдал — тут тебе и злоба, и жалость, и отчаяние в одном флаконе. Осторожней с чувствами, учись контролировать эмоции, иначе, боюсь, здешним местам грозит перенаселение всякими монстрами. Лучше уж плачь, озеленитель.
Эгор молчал, он уже не плакал, а злобно посверкивал на клоуна покрасневшим глазом. Он тоже опустился на землю, придвинул руками к подбородку острые колени, обхватил ноги руками, положил на них голову и закрыл глаз. Длинная черная челка печально свесилась, как подбитое крыло, и вокруг Эгора заколосилась чудесная изумрудная трава.
— Смотри-ка, зеленая. Всего пару часов здесь, а уже меняешь этот мир. Похоже, Создатель в тебе не ошибся. Эй, парень, вернись, я с тобой говорю.
Эгор молчал и не шевелился.
— Н-да, придется засчитать тебе попытку убить себя об стену. Слушай, ты, любитель кроля и кроликов, даже не надейся, что сможешь покончить с собой. Здесь это невозможно. Со мной — другое дело. Но ты еще слабой против меня. Я хочу тебе кое-что рассказать. Надеюсь, ты все-таки слышишь меня. Начнем с самого начала. Раз ты не хочешь со мной говорить, я проведу небольшой ликбез и буду говорить за себя и за тебя.
Клоун откинулся на спину, подняв столб пыли, и смешно заморгал глазами, изображая очнувшегося Эгора.
— Где я? — пропищал он, вскочив на короткие ножки. И ответил сам себе:
— Ты в дивном, тонком, очень нежном розово-черном мире. В мире, у которого нет четких границ, который существует внутри и снаружи реального мира с множеством обоюдных дыр, разломов и прорывов. Это те места, где эмоциональный уровень в Реале зашкаливает. Понятно?
Клоун лег:
— Нет, ни фига не понятно. Клоун вскочил:
— Ну вот и отлично. Продолжим. Здесь нет ничего материального в обычном понимании. Дом и хозяин дома легко могут поменяться местами, Эмомир несовершенен и незавершен, Создатель еще поработает над ним, если вспомнит про то, что он есть. Все, что ты здесь увидишь и услышишь, придется принимать как данность. Например, то, что ты герой, который призван сюда для спасения мира.
Эгор не шелохнулся, но фыркнул. Это было похоже на звук, какой издает выходящий из чайника пар.
— Отлично, меня слушают! — обрадовался клоун и опять упал на спину.
— Кто герой — я? — снова пропищал он и, вскочив, ответил: — Ты. Но ты — не Егор Трушин, а Эгор-Эмобой, слепок чувств и сгусток эмоций Егора, его лучшие воспоминания и тайные желания, его тень в кривом зеркале подсознания, все, чего он когда-нибудь боялся, или все, о чем он тайно мечтал. Ну а форма, которую ты принял, это уже — хвала Создателю. Радуйся, что ты не жаба и не крыса.
Клоун лег:
— И что мне теперь делать, клоун? Клоун встал:
— Спасать мир, чувак. Эмомир — он очень хрупкий, здесь полно беззащитных созданий, и им необходима твоя помощь. Ты должен защитить их от жутких монстров. А еще тебя ждут подвиги в реальном мире!
— В реальном мире? Значит, я смогу туда попасть? Или ты издеваешься надо мной? — подскочил Эгор, как ошпаренный.
— О! Проснулся! — Клоун радостно запрыгал. — А я тут играю сам с собой в Эмобоя. Кстати, прости, что называл тебя девчонкой, когда ты плакал. Мужчине плакать вовсе не зазорно, это тендерные ошибки воспитания, замшелые цивилизационные предрассудки. Кто осудит настоящего мужчину за скупую слезу на могиле друга или родителей? А парню с детства твердят: «Мальчики не плачут — не будь девчонкой…» И он держит в себе обиды, боль и горе всю жизнь. Отсюда у мужчин высокая смертность, инфаркты, инсульты, алкоголизм с циррозом печени. А женщины плачут и дольше живут. Это же половой апартеид, заговор слез! Все против мужиков.
— Да остановись уже, чертов клоун!
— О, очередная партия уродов разбежалась. Эгор, остынь, я понимаю, что плачешь не ты, а твое новое тело, с чьими слезными железами ты не можешь справиться. Но зачем так злиться, я же твой друг. Я тот, кому ты всегда сможешь поплакаться в жилет.
Мимо рыжего виска немедленно просвистел кирпич, запущенный Эгором.
— Друг? Я не ослышался, что еще смогу попасть домой?
— Конечно сможешь. Есть много разломов, дыр, лифтов, точек пересечения между мирами. А также много способов попасть туда и обратно для тебя, о Великий Эмобой, — кривлялся клоун.
— Ну так скажи мне как.
— Всему свое время, чувак. Все впереди.
— Да кто ты такой? Откуда ты все знаешь?
— Я — клоун, рыжий клоун. Твой спутник я и друг. А знаю только то, что дал мне знать Создатель. Я, так сказать, твой персональный развлекатель!
— И почему я должен тебе верить?
— Потому что ты должен хоть кому-нибудь верить, иначе сойдешь с ума.
— _ Я немедленно хочу обратно в мой родной мир. Если ты мой друг, помоги.
— Этот мир — твой родной, а там ты никому не нужен. Ты не Егор и даже не его тень. Ты — Эмобой. Ни друзья, ни родители, ни Кити не смогут тебя увидеть. А если и смогут, никогда не узнают. А только испугаются до смерти. Ты призрак, ты фантом, урод ты — Эмобой. И не нужны ни ты, ни твоя любовь в реальном мире больше никому.
Эгор схватился за внезапно занывшее сердце, но отдернул руку, вспомнив, что там вместо пламенного мотора черная дыра. Клоун сказал:
— Вот видишь, сердца нет, а боль есть. Фантомные боли — наша призрачная доля.
— Мы — привидения? Я — призрак? — окончательно запутался уже, впрочем, ничему не удивлявшийся юноша.
— Почти. Не здесь. В Реале — да. Вы призраки, пришельцы из другого мира. Пугать людей и страхом их питаться дано не каждому. Ведь надо очень сильным быть, чтоб гнев такой изобразить, чтоб видимым стать для людей. Не каждый может так злодей. Дается дар такой лишь в наказанье! А остальные просто бродят средь живых, как тени, и ничего не в силах предпринять!
Эгор, сознание которого переполнилось новой информацией и откровенным бредом клоуна, тупо глядел на заговорившего стихами рыжего безумца.
— Даже если я призрак, эмо-бой и черт в ступе, я все равно хочу попасть обратно. Там все мои любимые люди, а я даже не успел с ними попрощаться. Пусть они не смогут меня увидеть и услышать, мне будет довольно того, что их увижу я.
— Ты эгоист, чувак. Ты все еще успеешь. Есть у тебя теперь в запасе вечность, брат Эгор. Ты нагуляешься еще в своем любимом грязном мире. Пойми, теперь он для тебя чужой, ты нужен здесь.
— Ага, кому? Тем тварям, в которых превращаются мои чувства?
Клоун недовольно поправил:
— Материализуются эмоции.
— Ты же говорил, что здесь нет ничего материального, толстый плут!