— Узнал меня?

— Нет, я вообще не понимаю, что за предъявы. Ты в моем сне. Так что забейся в угол, поплачь и умри. Эмо так себя не ведут.

— Много ты знаешь про эмо!

— Я про эмо знаю все. Я вашу мерзкую братию уже два года пиарю! А вы в благодарность мне каждую ночь в кошмарах приходите, правильно вас все гнобят.

— Так это ты третьего дня флэшмоб после концерта затеял? — поднимаясь с кровати, прокурорским голосом пробасил клоун.

— Нет, — на всякий случай соврал Лазарев, но тут поляна превратилась в комнату, вместо стен в которой стояли включенные мониторы, на них через один загорелись разные картинки. На четных засветился текст интернет-призыва на флэшмоб, а на нечетных побежали ролики побоища, выложенные в Сети. Опять заиграла проклятая музыка.

— Ах ты гаденыш! — услышал Дмитрий эмо-крик и получил в лоб эмо-крюк. Он запрыгал от боли и страха и проснулся в мокрой постели.

«Бля! Вот дерьмо! Вернее, моча. Какое счастье, что я все-таки проснулся!» Дима вскочил с кровати и побежал в ванную, переодевать трусы. На этот раз он надел черные с надписью «Эмо», где первая буква исправлена на букву «Ч». «Может, сразу желтые?» — продемонстрировал мозг свою полную реабилитацию. Последний раз Дима писался в постель во втором классе, когда посмотрел «Дракулу Брэма Стокера» и ему приснился кровожадный вампир. Но клоун и этот эмо напугали его гораздо больше.

«Я ведь никого не убивал, что же я так ссу? Нужно взять неделю за свой счет и уехать к родителям в Казань. Там никаких эмо. Хотя фиг знает. Они уже везде. Даже во сне. Лучше на рыбалку на Селигер или в Астрахань. Помедитировать на природе».

Дима зашел на кухню и налил себе колы. Зубы клацали о стакан. Он дрожащей рукой растворил в чашке большую шипучую таблетку снотворного, не сознавая, какую ошибку он совершает. Добравшись до постели, он понял, что его знобит. «Черт с ним, — подумал Дмитрий, — главное — забыться глубоким темным сном. А утром займусь здоровьем. Может, даже заброшу антиэмо, пусть кто-нибудь другой сообществом рулит. А что, энтузиастов до хрена. А я на покой, буду свои хохмы на „anekdot.ru" выкладывать. А эмо-киды сдохнут сами, эмо-кеды, эмо-педы… О! Круто! Надо запомнить эту эволюционную цепочку. Что, мозг, неплохой креатиффчег?» Мозг молчал. Зато ужасно болел лоб. Дима пощупал его и обнаружил странную рельефную шишку.

— Не понял. Комар, что ли, укусил.

Дима тяжело вздохнул и опять поплелся в ванную. Включил свет и уставился в зеркало:

— Что за шутки?

На лбу красовалась налитая кровью шишка в виде черепа с перекрещенными костями, а за спиной Димы стоял высокий бледный эмо из сна.

— Ахтунг! — просигналил мозг и скрылся в снотворном тумане.

— Эгор, ты видишь? Наш друг сменил трусы, — раздался снизу голос толстого клоуна, его аморфное тело заполняло Димину ванну. — Эти мне нравятся больше. Смотри, у них на заднице «кирпич».

— Ты забыл это, — сказал мрачный эмо и напялил на Диму черный цилиндр. — Ну что, Тик? Убивать мы его не будем. Он и вправду меня пальцем не тронул, а вот мозги ему промыть было бы неплохо. Ты вроде рвался с ними повозиться.

Дима молча смотрел в зеркало. Он не шевелился и всеми силами пытался проснуться. Но чертова таблетка оказалась на редкость действенной, только сердце билось все сильнее о прутья грудной клетки и тек из-под цилиндра холодный противный пот.

— Ну ладно. Давай его сюда. Только не урони. Потом ползай, собирай, — проворчал клоун и включил душ.

Эмо взял цилиндр двумя руками, провернул его на Диминой голове, как крышку на банке с огурцами, против часовой стрелки и снял вместе с верхней частью Диминой головы. Потом ловко, как заправский повар, выложил клоуну на грудь содержимое цилиндра.

— Четкаш, — похвалил его Тик-Так, — начинаем промывать. О, сколько здесь всякого хлама. Милейший, да вы интеллектуал.

Дима обрадовался комплименту, улыбнулся и скосил глаза на клоуна. Тот, лежа, держал в пухлых руках его большой мозг, покрытый серо-зеленой, местами белесой пленкой, и старательно полоскал его под душем. Дима наклонил голову и, закатив глаза наверх, заглянул в зеркало — голова стала похожа на пустую рюмку.

— Бугага, — сказал Дима, — первонах! Превед, медвед! Йа креведко. Сичас предед чилавег-свенья. Аццки жжом. Пацталом. Ржунимагу.

— Ни фига себе, — сказал клоун. — Я давно подозревал, что мозг здесь ни при чем.

— Жалкое зрелище, — сказал эмо. — Кончай плескаться, давай вернем все на место.

— У меня другая идея, босс. Кстати, мозг, как зовут твое тело?

— Дима, — пропищал мозг, пользуясь бороздками извилин для извлечения звука.

— Тики, ты о чем? — забеспокоился эмо.

— У меня отличная идея, тебе понравится. Дима, я выяснил, в чем ваша проблема. У вас розово-черная опухоль мозга, очень качественная, поздравляю. Так вот чего я тут подумал. Мой друг Эгор очень страдает без своего потерянного тела. Потерянного, кстати, благодаря вам. Ваше тело, конечно, не подарок. Но я думаю, Эгор будет и ему рад безмерно. А ваш черно-розовый мозг отлично проведет остаток своих дней в теле Эгора. Здорово я придумал?

Эгор вопросительно уставился на клоуна, как бы спрашивая, не шутит ли он, но Тик так серьезно надул щеки и сузил глаза, что вопрос отпал сам собой. Мозг Димы запищал, как устрица во рту:

— Нет, нет, нет!

Дима посмотрел в зеркало на скелетообразного одноглазого урода, потом на свой блестящий под душем мозг, и его глаза, давно уже державшиеся на одном честном слове, выпали на пол, как две дохлые медузы. Ничего не видя, он почувствовал, как ледяные пальцы коснулись его затылка, он запаниковал, сердце сбилось на рваный ритм R-n-B. Дима Лазарев сделал последнюю дерзкую попытку проснуться, перенапрягся и умер от обширного инфаркта.

Тяжело дыша, резко хватая черными губами воздух, Эгор, только что вернувшийся из кромешной топкой тьмы, сидел на кровати в Спальном районе и пытался прийти в себя. Клоуну гораздо быстрее удалось адаптироваться. Он стоял рядом с Эгором, участливо склонив голову набок, и виновато смотрел на Эмобоя.

— Он что, умер? — наконец спросил Эгор.

— Да, брат, случайно получилось. Одним гадом больше, одним меньше — чепуха, дело житейское.

— Не смей цитировать моего любимого Карлсона. Он был добряк. А ты только что убил человека.

— Виновного в твоей смерти.

— Косвенно! Мы договорились, что не будем его убивать, только посмотрим, что мы можем делать в этих чертовых снах.

— Хочу тебе напомнить, что ты первый зафинтилил этому гоблину в лоб. Дворовое детство проснулось?

— Ну да, не удержался.

— Вот и я не удержался. Люблю пошутить, дать, так сказать, позитива. Покойник, кстати, тоже слыл известным хохмачом, к тому же, если ты не понял, это именно он организовал тот убийственный флэшмоб.

— Это ужасно, Тик, выбираться из сна умирающего. Ничего более отвратительного со мной не случалось. Я насквозь пропитан его страхом и отчаянием. И сейчас меня грызут черви сомнения и раскаяния — эти мерзкие угрызения совести. — Эгор встряхнулся, как мокрый пес, и во все стороны от него разлетелись влажные сороконожки и мокрицы.

— Эй, чувак, — клоун пихнул Эгора в плечо, — не надо все так близко принимать к дырке в груди. Ты ни в чем не виноват. Кто же знал, что у этого парня такое трусливое сердце. И заметь, он испугался перспективы жить в твоем теле, а ты это тело получил благодаря ему. Так что нечего его жалеть. Это по одному они все такие жалкие и несчастные, а как собьются в стаю, разорвут любого, и без всяких сентенций.

— Я не такой, как они. И не хочу таким становиться.

— Но ведь тобой, как и ими, движет ненависть. Они ненавидят эмо, а ты за это ненавидишь их. Ты анти-антиэмо.

— Черт тебя побери, Тик! Я только хочу отомстить конкретным людям за их конкретное зло, и мне плевать, какая бирка на них при этом наклеена.