— Паззер! Паззерка! Трупоззерка!

Быстро поняв, что грех не воспользоваться такой суматохой, кот, клоун и Эмобой стали энергично пробиваться вперед. Под их ногами хрустели россыпи значков, а может, и кукольных сердец. Они шли, стараясь не смотреть под ноги, осторожно обходя драчунов. Безобразия на площади сопровождались жестким саундтреком: плач, стоны, визг, рыки, шепот, срывающийся на крик, вопли, переходящие в вой, — вся эта какофония до боли напомнила Эгору концерт группы «Underoath», до дыр засмотренный на DVD его любимой Кити. Словно услышав его мысли, клоун сказал:

— Жестокое рубилово. Реальный эмо-сейшн.

Тем временем драка переросла в настоящее побоище. В руках у кукол заблестели опасные бритвы, полетели розовые брызги.

— Кровь? — поразился Эгор.

— Нет, — не оглядываясь и ускоряя шаг, сказал кот, — эмо-заменитель.

Хотя троица старалась аккуратно лавировать в толпе, Эгору все-таки пару раз перепало, и довольно чувствительно, сумкой по спине и один раз прилетело по колену круглой тяжелой пряжкой ремня с надписью «АС/DC». Клоуну повезло меньше. Какой-то мишка, весь заплатанный и в кожаных трусах, впился зубами в его коротенькую ножку. Тик-Так, не останавливаясь, а только тихо подвывая, протащил его пару шагов, потом двумя ловкими движениями оторвал незадачливому мишке сначала тело от головы, а потом мордочку от своей ноги и со вздохом раскидал их в разные стороны.

— Надеюсь, им не больно? — спросил кота Эгор, когда они наконец-то выбрались из толпы, которая уже ни на что, кроме выяснения отношений, не обращала внимания.

— Больно. Но так им и надо, позерам, — ответил ученый кот, резко заворачивая на одну из тихих улиц, отходивших от площади.

От толпы дерущихся отделилась стройная фигурка и быстро догнала героя со свитой.

— Я с вами. Котик, ты не против?

— Я не против. Королева же сказала, что ты всегда можешь вернуться, Мания, — сказал кот.

Эгор с интересом, а клоун — с двойным интересом рассматривали новую спутницу. Она разительно отличалась от тех кукол на площади. На ней были только простые черные кеды и кожаные черные трусы. И все. Стройное тело, тоннели в ушах, в которых звякали плаги, черные волосы, заплетенные в африканские косички… А еще у нее отсутствовали глаза, на их месте зияли черные дырки. Над неразвитым кукольным бюстом во всю грудь чернела та-ту «Saosin». На спине Мании висел розовый рюкзачок, весь в значках, из кармана которого выглядывал тряпичный пупсик с зашитым ртом. Отсутствие одежды искупалось отсутствием грудей, они только слегка наметились и не вызывали непристойного интереса, как силиконовые дыньки позерок с нежно-розовыми сосками. Но несмотря на это, Мания была воплощением трогательной женственности, от нее так и веяло феромонами любви и кружило голову от подсознательного желания. — Бедная девочка! — заголосил клоун. — Как же ей досталось! И раздели, и глаза повылавливали.

Кукла саркастически хмыкнула.

— Ну конечно. Где уж им. Я такая, сколько себя помню. А глаза мне ни к чему, я все вижу получше вас.

— Знакомьтесь, это Мания. Старожил нашего мира. Она не настоящая эмо-кид, на самом деле она барбикенка-отступница. Когда-то служила со мной во дворце, а потом решила пойти просвещать позеров, нести им свет разума. Хотела стать им гранд-мазером, а стала эмо-кидом. Болезнь уж больно заразная.

— Да ладно тебе, кот. Я просто ищу любовь и пока не сдалась. Хочу сходить с вами во дворец. Ты же знаешь, Мания любит компанию.

Эгор сказал:

— А мы пока во дворец не идем, у меня есть дела поважнее.

— Я все равно пойду с вами, — не сдавалась кукла.

— Пускай идет, сир, так нужно. Терпеть не могу кукол, но так написано в Великой книге.

— Я не против, — сказал Эгор и неожиданно для себя сорвался на крик: — Но для начала я хотел бы послушать, что еще написано в этой чертовой книге, куда мы идем и что это вообще за эмо-королевство на мою одноглазую голову!

Улица до боли напоминала ту, по которой они с клоуном прибежали на площадь. Такая же бесконечная, пыльная и пустая. Может быть, это она же и была. Эгор совсем не ориентировался в этом розово-черном чужом, безумном и навязчивом мире. Да и ориентироваться стало крайне сложно — солнце ушло, на черное небо вышел розовый месяц и высыпали розовые звезды. В Эмомире наступили короткие сумерки.

— Что-то быстро день пролетел, — пожаловался Эгор.

— Сир, у нас не бывает дня. Вам придется привыкнуть. И ночи у нас тоже не бывает.

— А что же бывает?

— Черно-розовые закаты, угольные сумерки, немножко розовощекого утра, пепельный вечер и романтический рассвет. В Эмомире время очень чувственное.

— А как же «время — деньги»?

— В Эмомире нет денег, сир. Да и покупать здесь нечего.

— Когда нет денег, то нет любви! — пропел довольный возможностью ввязаться в разговор клоун. — О-о! Вот этого добра здесь предостаточно, — гордо сказал кот, помахивая черно-розовым хвостом.

— А вот и нет, — встряла гордая Мания. — Достаточно для кастрированных ученых котов. Найти настоящую любовь в наше время очень трудно, почти как счастье. Она так редко попадает к нам из Реала. Ну, если только какой-нибудь ротозей потерял или от какого-нибудь хама ушла. Ею ведь нужно еще уметь распорядиться.

— Кукольный эмо-кидский бред. Во дворце у нас целые склады любви. Тебе что, мало?

— Это все заменители, интенсивно обработанные суррогаты. Я предпочитаю натуральную любовь из реального мира, пусть даже и адаптированную эмо-тронами.

— Чем? — удивился новому слову Эгор.

— Что ж, сир, будем считать, что моя лекция о природе Эмомира, по-нашему — Эмокора, спонтанно началась.

— Профессор, итить твою мать, нельзя ли попроще и без понтов? — буркнул клоун.

— Без понтов-мостов нам не обойтись. Мне придется перекинуть мостик из грубого реального мира в легкую материю бессознательного эмо. Так вот, Эмомир соседствует с Реалом, соприкасается, находится буквально в нем и остается при этом невидим, но ощутим на метафизическом уровне. Все в Эмомире соткано из эмотронов: и это небо, и дома, и вы. Эмотроны — частицы, из которых состоит живая материя, принимающая любые формы по желанию Создателя. Создатель сделал этот мир таким, какой он есть, и никто не вправе его изменять. Кроме Королевы и вас, о бесстрашный Эмобой.

— Кот, ведь так тебя зовут? Давай на ты?

— Я не могу, сир!

— Я тебе приказываю! И перестань меня постоянно обсирать: сир, сир. Или ты намекаешь, что я сир и убог?

Тик- Так заржал, а Кот только развел лапами.

— Есть вопросы?

— Куда мы премся? Я устал, — сказал Тик. Мания, показывая свое отношение к лекции, демонстративно достала плеер и надела наушники.

— Есть миллион вопросов, — сказал Эгор. — Этот плеер тоже из эмотронов?

— И плеер, и музыка, которую слушает сейчас Мания, которая когда-то звалась просто куклой Машей, и ее трусы, и она сама, и ты, Эгор, — все из эмотронов. То, что попадает к нам из Реала, рассыпается на эмотроны и обретает новые формы благодаря Создателю. Все, кроме бабочек, гвардейцев и меня, но это тема для отдельного доклада…

Коту явно с трудом давался переход на амикошонство с Эгором.

— А сколько лет Эмомиру?

— Эмомир существовал всегда. Я как ученый подозреваю, что он гораздо древнее мира реального. Первобытный страх, который ты поверг на площади, древнее любого из созданий Реала. А вот эмо-королевству пять лет с хвостиком — по меркам реального мира, конечно, поскольку здесь понятие времени отсутствует. Пять лет назад Создатель призвал в этот бесхозный мир великую королеву Маргит, чтобы она навела порядок и правила здесь до прихода Эмобоя. А что будет дальше, знает только Королева — хранительница Великой книги.

— А что, Книга и правда — комикс? — улыбнулся Эгор.

— Да. Но это великий комикс предсказаний Создателя.

— И что за порядок навела эта Маргит?