– Всё. Теперь вы для него за своих, – объяснил Стимуд. – Пойдёмте в дом.

Перед ними стояло обычное строение для Севера, в два этажа. Внизу, подклеть с кухней и закутками для хранения там добра разного, а жили хозяева на втором.

Только поднялись, как тут же оказались в гуще событий. Женщина, с убранными под платок волосами, поклонилась, здороваясь с супругом. Затем Стимуд сам поклонился жене, и старикам, видно , родителям.

– Вот я и вернулся, Мила. А это гости, Краса да Евпатий, поживут у нас три дня. С Матки они, в Серпонов добираются. Помочь надо.

– Баня-то горячая, надо усталость смыть по обычаю, – напомнила женщина, – уж сначала девица, вы потом. А после и за стол вместе сядем, обедать.

В бане- то хорошо, пар горячий… А уж как давно, Евпатий не сижавал на полке, под горячим духовитым паром! Ну, на Матке, то конечно, так там баня, а это прямо Баня! Совсем другое дело!

Нет, оно конечно, бывал витязь и банях Афин и Дельф. Сияющий мрамор, прямо с потолка горячая вода льётся, не надо шайками да ковшиками поливаться. Даже скамьи каменные с подогревом, горячие, как и пол беломраморный. Да здесь, не хуже, право слово! Да ещё и с березовым веничком, так и получше будет! И дышалось как хорошо, хвоей пахло. Посидели в предбаннике, квасу выпили .

Наконец, сидели за столом, все вместе. Четверо детей Стимуда, трое девчонок, и старший сын чинно сидели, ложками отдавали честь щам с крошевом из копчёной рыбы. Хлеб был куда как хорош, ржаной, духовитый. Давно такого Евпатий не едал. Уж почитай, как три тысячи лет, не меньше. В Элладе пшеничный хлеб или ячменный, так ячменный чаще. Да и на Арконе или в походах так же всё было. После подала хозяйка рыбные ржаные пироги, так словно витязь домой попал, к матушке. Да когда это было....

Детишки поели, принялись играть в углу. Рядом присели на скамеечку старик со старушкой, помогая внучатам. Только вот, и тот и лругой, кашляли сильно. Краса встала и подошла к пожилым людям, и тихо заговорила с ними. Девушка кивнула, и пошла к их вещам, достала из сундука травы сухие, и занялась важным делом,

– Чего закручинился, Евпатий? – заметил хозяин дома, – не по вкусу угощение? А ли пироги наши плохие?

– Лучше и не бывает,– не соврал богатырь, – так, свой дом вспомнился. Давно не был.

– Ничего, за четыре дня дойдёте до Серпонова. Путь привычный, дорога не длинная. Поживёте у нас. А пока отдохнёте. Что может случится?

***

Да отчего- то случилось. И в первую же ночь. Такое, чего и не ждали.

Постелила Мила Евпатию на лавке в горнице, принесла матрас, набитый хорошим сеном, да и подушку такую же. Войлочное одеяло имелось своё.

– Ну вот, всё и готово. Хорошего сна! – пожелала хорошего женщина, и ушла.

Так и остались У Стимуда дома Евпатий с Красой . Погасли последние светильники в доме, только над низкой дверью горела масляная лампадка , фитилёк словно спрятался за красным стеклом, Печи в доме, протопленные недавно, давали тепло, рукам и ногам холодно не было. Витязь ещё раз прислушался, немного удивился, что собака не лает. Но ничто не внушало тревогу, и он влез под одеяло, вытянулся и задремал.

Но спал чутко, по старой привычке. Правда, снов увидеть не успел, только будто заскрипело на улице и стихло. Он присел и опять прислушался. Иногда слишком острый слух причинял больше беспокойства, чем пользы.. Да и витязь видел в темноте получше любой кошки. Но, тут очень тихо скрипнул хорошо смазанный засоав, и у Евпатия пропали посление сомнения. Он вышел из горнице, и ступая босыми ногами по холодному полу, стал тихо спускаться в подклеть. Света не должно было быть, но внизу, кажется, мелькал луч. Евпатий шёл, половицы не скрипнули, не выдавая его. Загянул в закуток, откуда доносился шум. Там стояли их с Красой сундуки, хорошо, что с замками.

Вот над ними и колдовал сейчас мужичок. Не то что бы щуплый, но как видно по ухваткам, хитрый да вёрткий. Подсвечивал себе хитрым фонарём, да и всё мучился, бедный. Палец себе в кровь разбил, бедолага.

– Тебе не помочь, мил человек? – проявил доброту Евпатий.

– Что? – и кинулся с ножом на богатыря, – Убью! – не своим голосом крикнул злодей, думая ошеломить худощавого великана.

Но, внешность, как известно каждому, бывает обманчива. И этот любитель нажиться нетяжёлым способом немного просчитался . Правая рука его, с ножом, вдруг взлетела вверх и клинок вонзился в косяк. а сам нападавший воткнулся лицом в локоть витязя. Евпатий не стал медлить и оттягивать неизбежное, и просто, без затей, ударил злодея под вздох. Ночной вор повалился на пол, и захрипел. Стали просыпаться домашние, первый сбежал вниз Стимуд, держа в рукам топор и фонарь

– Кто здесь?– крикнул хозяин дома, – а ну, покажись!

– Да я это, Евпатий. И друг ко мне пришёл. А пока лежит, устал .Ты устал? – спросил лежавшего витязь.

Но нет, злодей просто издал ещё один стон. Теперь витязь мог рассмотреть лежавшего на полу. На вид, человеку было лет тридцать, борода, шапка войлочная серая. Сапоги юфтевые коричневой кожи, поддевка черная. Больше ничего не заметил.

– Ну, что скажешь? – и витязь поднял в воздух вора за шиворот и тряхнул для остратки.

Тот сразу очнулся и открыл свои карие глаза, попробовал достать ногами пола.

– Не губи …– взмолился воришка, – как бог весть, отслужу!

– Ну , говори, кто послал? Что должен был взять?

– Взять твои два меча из сундука. Твою казну и меха. И принести на торг. Больше ничего, – быстро заговорил злодей.

– А кто послал тебя на лихое дело? – вмешался Стимуд.

– Не скажу. Не могу сказать, убьют меня. Пожалейте!

Евпатий посадил вора на пол, скрутил руки верёвкой. Посмотрел опять на хозяина дома . Подошли и Мила с Красой. Уже в тулупах для тепла. все же ночью захолодало. Самому же витязю, после всего этого, было наоборот, жарко. Так вот оно! Мечи забрать …

– Завтра на правёж поведём, – медленно говорил Стимуд, прервав мысли Евпатия, – Моему дома бесчестье, мне и с тебя виру брать, – сказал хозяин дома вору, – Сейчас свяжем тебя получше, и в овин отведём. А с утра и на торг, старшина Агья да волхв Ямалих решат, в чём дело.

***

Поутру, быстро поели, да пошли на торжище хозяин дома и гость. Ночного посетителя повезли на тележке, связали для его же удобства, что бы не упал по дороге. Краса и Мила тоже пошли, дети остались с бабкой да дедом. Народ поглядывал на поклажу , на улыбчивого связанного человека. Всё выглядело забавным, шуточным. Около рядов с лавками прогуливались ва видных и осанистых человека. Знаком их достоинства служил резной посох, крепко удерживаемый правой рукой каждого мужчины.

– Вот они, старейшина Агья и волхв Ямалих, – шепнул Стимуд Евпатию, – сейчас сами подойдут.

И точно, старшины города заметили такую странность, как тачка. с человеком, и приблизились. Любопытство победило некую отстраненность.

– И что это? – Агья посмотрел на связанного.

– Так в дом мой забрался, хотел товарища моего по артели обворовать, – объяснил Стимуд.

– Ладно… Не наш это, новгородец. Но по Правде, можем его наказать. Кто видел, что случилось? Кто изловил вора?

– Евпатий его схватил, когда он сундук с его добром вскрыть пытался. Я значит, и видок, раз свидетель воровства .

– Так что же. На площадь, к месту для правежа. Сейчас всё и сделаем.

Бирюч созвал жителей на суд. Случай был редкий, и поглазеть на подобное собралось почти сто человек. Пришли и пятеро новгородских купцов со своими приказчиками да служителями. Встали же отдельно. Старшина торговцев встал впереди своих. Бирюч ударил в било, и суд начался.

Агья громко рассказал о происшедшем, показал на обвиняемого, и на пострадавших

– Верно ли я всё сказал? – спросил старейшина.

– Верно! – согласились Евпатий со Стимудом.

– Как же твое имя? – спросил старейшина у вора.

Но тот всё молчал, иногда посматривал на новгородцев, словно рассчитывал на помощь. Гости переговорили между собой, и вперед вышел их старшина.