– Берегитесь! – закричал молодой мечник и повалил командира.

Стрела упала совсем рядом с лицом Лафранта, обрызгав правую его половину горящей смесью. Он закричал и покатился по земле, пытаясь сбить пламя. Уткнувшись пылающей раной в сырую грязь, Лафрант закрыл глаза, борясь со своей болью. Когда же он открыл их, то обнаружил того храброго мечника лежащим с парой стрел в спине. Огонь стремительно распространялся по его телу. Командир чудом избежал смерти, и это чудо – мужество его подчиненного. Лафрант поднялся на ноги. Боль придала ему сил, и он бросился в гущу схватки, туда, где совершали свой беспорядочный танец люди и гроссы. Жажда мести возликовала при первом же пронзенном враге.

"Вперёд!"– истошно завопил Лафрант.

И повел за собой бирлонцев на пролом их окружения. Нужно было воссоединить обе части армии. Тщетно. Старый вояка цеплялся за надежду, что совсем зеленый юнец, Вэлиант, выживет в таком безумии. Гроссов становилось все больше. Они обходили бирлонскую армию со всех сторон, желая взять в кольцо. Чувство неизбежности охватило Лафранта, ибо он не мог рисковать всеми ради спасения меньшинства. И он отдал приказ отступать. Отрезанная часть бирлонцев исчезла из виду. Оставалось надеятся, что они также смогли спастись.

***

Шел пятый день блокады. Уцелевшая часть бирлонской армии застряла на четырех лесистых холмах на окраине Темноводья. Гроссы окружили их здесь со всех сторон, не выпуская ни на шаг из плотного кольца. Ход военных действий шел, мягко говоря, не очень-то успешно. Отступив от Ниоля, бирлонцы не смогли далеко уйти, так что пришлось принять бой на ближайшей удобной позиции – возвышении. Вчера гроссы догадались поджечь лес; из-за этого многие пострадали. На рассвете положение улучшилось. Гроссы отступили, основными массами расположившись напротив людей и перекрывая тем самым им путь обратно в Бирлон. Лафрант отправил гонцов к графине с просьбой о помощи. Большая часть магов осталась в отрезанной части армии, так что Лафрант нисколько не удивился, когда в их лагере внезапно появился вражеский колдун и принялся устраивать хаос. Пришлось изрядно попотеть, чтобы отсечь ему голову.

Правая часть лица все еще ужасно болела, поэтому командир почти не говорил. Пришлось наскоро учиться отдавать приказы жестами и мычанием. Лекари могли только утихомирить боль своими травами, поэтому Лафрант отослал их помогать тому, кому это более необходимо. Много вопросов тогда терзали его разум и сердце. Гроссы оказались слишком подготовленными к войне. Их засады по неведомым причинам остаются неожиданными, притом численность постоянно растет. Ни на один из этих вопросов у него не было ответа. Командир часами смотрел на орды гроссов, не желая верить своему поражению. Именно в таком состоянии его застала весть о возвращении гонцов.

– Кавалерия! Темноводье явилось! – кричали бирлонцы с воодушевлением.

Лафрант поднялся на ноги и последовал настречу крикам. В лагере повсюду витали уныние и боль, но, чем дальше он продвигался, тем более заметным становилось всеобщее оживление. И причина была стоящая. К холмам приближалась армия Темноводья. Не менее десяти тысяч пеших воинов в остроухих шлемах, похожих на головы собак, и около трех тысяч конных с забралами, выражающими полное безразличие. За ними двигалась колонна из повозок с припасами. Лафрант хотел улыбнуться, но боль остановила его. Бирлонцев на ногах осталось не более десяти тысяч, тогда как гроссов никто не пытался считать. Это было невозможно, так как они постоянно изменяли построение, убывали и прибывали обратно в свою орду. Но, судя по гулу, что они издавали, и той легкости, с которой они разбили бирлонцев, можно предположить, что их количество превышает численность людей раза в три. Теперь же расклад сил изменился.

"Нужно пробиться обратно к Бирлону!"– решил Лафрант.

***

– А как же отец? Как он спасся?– перебил Ирон, рассматривая до сих пор сохранившийся жуткий шрам на лице Лафранта.

Тот потер увечье.

– О, он смог. Немногие из той части армии уцелели, но они никогда не рассказывали о том, что видели. Я пытался разговорить хоть кого-то, но им словно отсекли языки. Брайан и Карг уходили от разговоров, дескать, тайна Академии и короны. От меня-то тайна? Вэлиант при любом упоминании тут же уходил в себя. Ему не меньше, чем остальным хотелось отделаться от тех событий. И я перестал спрашивать.

– А что Эраз? Ты же практически правая рука короля, – незамедлительно напомнил Ирон с явным сомнением в голосе.

Лафрант не стал кривить душой.

– Я – верный защитник его величества. Однако, при всем доверии, есть случаи, когда он предпочитает оставить истину только себе. Я знаю нашего короля, как облупленного, но порой мне кажется, что в нем уживаются два совершенно разных человека.

Лафрант пожал плечами, уставившись на дно кружки.

– Почему ты не избавился от шрама за столько лет? Я бы мог избавить тебя от него в одно мгновение, – предложил волшебник, протягивая ладонь.

Командир отстранился и натянул улыбку.

– А чем тогда я буду хвастаться перед молодняком? К тому же, шрамы украшают мужчин.

Попытка обернуть все в шутку была неудачная. Лафрант уже слишком много выпил, чтобы мастерски скрывать свои эмоции. К слову, он никогда толком и не умел их скрывать. А собеседником был не обычный человек. Горящие синевой глаза увидели бы сквозь ложь в любом случае.

– Это напоминание, – утвердительно произнес Ирон, опуская руки на стол.

Лафрант сделал вид, что не услышал его, и приложился к кружке.

– И все же, как вы с отцом снова встретились? Вы пришли им на помощь? – вернулся к теме волшебник.

– Нет, не так. Графиня прислала нам отличное подкрепление. Не только людей и конницу, но и боевых псов, таких огромных, в доспехах, видал таких? Мы смяли армию гроссов в тот славный день. Эти твари не ожидали удара конницы и своры собак. Они запаниковали и стали легкой добычей. Отыгрались мы на них тогда. Затем вернулись к Бирлону, чтобы снова испить из бочки отчаяния.

Ирон незамедлительно понял, о чем идет речь.

– Осада, – сказал он, снизив голос, чтобы не портить настроение остальным посетителям таверны.

– Осада, – подтвердил Лафрант.

Этой мрачной странице в истории Бирлона не требовалось объяснения. Достаточно было просто произнести “Осада”, не уточняя какая, чтобы любой горожанин тут же подумал о ней. Бойня, что стоила половины города, до сих пор оставалась одновременно символом стойкости народа и бесконечной ненависти к гроссам.

– Лучше наведайся в архив, если желаешь узнать больше. Я не желаю вспоминать о тех днях. Мы пришли поздно. Гроссы уже закрепились под стенами, вырыли свои рвы и установили частокол. Нас ждали долгие, кровопролитные сражения. А потом пришли кое-кто на “п”… Не проси меня вспоминать…

Ирон согласно кивнул, но тут же спросил:

– И где все это время был отец?

– Он сам вернулся вместе с остальными уцелевшими. Их осталось всего человек пятьдесят вроде бы. Их встретили с распростертыми объятиями, но ребят было не узнать. Подавленные, напуганные. Ни слова не проронили, как вернулись. Они видели что-то ужасное, Ирон, нечто страшнее гроссов, я уверен. Вэлиант, Карг и Брайан решили попытать удачу и договориться с гроссами. Я отговаривал их, как мог. Ситуация была тяжелая. А цена за нашу победу казалась непомерной. Гроссам незачем было идти на переговоры, да и возможны ли они с ними? Но твой отец твердо стоял на своём, и они ушли во вражеский лагерь с какой-то шкатулкой.

– Шкатулка?

Ирона все сильнее поглощало любопытство. Что почему-то забавляло Лафранта.

– Не знаю, видел всего пару раз. Обычная, красивая, с резьбой. Но вот, что я думаю: внутри лежало нечто такое, настолько ценное, что это заставило армию гроссов отступить. Они взяли шкатулку, и ушли в этот же день.

– Хм. Я обдумаю это. Далее, как я помню, были годы и годы войны.

– Все понимали, что их отступление временное. Эраз отправил меня в Темноводье. Вэлиант, Брайан и Карг были посланы чуть севернее, к горным хребтам. Необходимо было обезопасить Горн от любых посягательств со стороны гроссов, иначе долго бы мы не продержались. Мы редко связывались. Победы и поражения чередовались, поэтому это стало настоящим испытанием для боевого запала бирлонцев. Всё сильно изменилось. И люди, и гроссы. И те, и другие стали беспощаднее. Вэлиант повзрослел, стал задумчивее, жестче. Память так и не вернулась к нему, между прочим. Во всяком случае, он никогда мне об этом не упоминал.