Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

…КОБЫЛА – самка лошади.

…МАТКА – кобыла, используемая для воспроизводства. Матка бывает жеребая – беременная, подсосная – выкармливающая жеребенка-сосунка и холостая – нежеребая.

…ЖЕРЕБЕНОК – детеныш лошади. До отъема называется сосуном, после отъема – отъемышем, затем годовиком, полуторником и двухлетком.

…ГОДОВИК – жеребенок в возрасте 1 года. В число годовиков входит большое количествo жеребят, кому, фактически, еще нет года, так как возраст всех лошадей исчисляется с 1 января. Такие годовички требуют особенно внимательного наблюдения и заботливого ухода.

…МЕРИН – кастрированный жеребец. Их широко используют как рабочих лошадей и в конном спорте, т.к. при равной с жеребцами работоспособности, они спокойны. К ипподромным испытаниям (бегам и скачкам), главная цель которых определить работоспособность племенной лошади и затем улучшить потомство, продолжить породу, в нашей стране меринов не допускают. А вот кавалерия сидела, в основном, на кобылах и меринах. Жеребцов опасались. Еще бы! Он мог и задурить, и к противнику ускакать и всадника туда унести, если там оказывалась «кобыла в охоте». Лошади живут по природным законам. Это люди подчиняют их своей воле, используют (и, добавлю я – уродуют) для своих нужд.

…МЕТИС – потомок родителей, принадлежащих к разным породам.

КАК ВАСИЛИИ ИВАНОВИЧ ШИШКИН «ВОЛЬНУЮ» ПОЛУЧИЛ

А это ох как непросто! Василий Иванович Шишкин (ок. 1780 -1846) был крепостным графа Орлова. Но если между ним и графом существовали отношения, как между учеником и наставником, то когда конные заводы перешли во владение дочери Орлова, положение изменилось. Ему нет-нет да и напоминали, что-де «холоп – знай свое место».

При графе Василий Иванович состоял его личным секретарем и главным кассиром. Через три года после смерти графа он вступил в управление Хреновским конным заводом, и надо сказать, что для конного завода настали самые блестящие годы. Шишкин привел завод к всемирной славе. Орлова Шишкин преданно любил и всемерно чтил его память, а главное, он понимал смысл работы графа-коневода и работу эту продолжал.

Он увеличил число линий в породе, впервые в России применил вводное скрещивание, купил для этой цели голландских лошадей. Такое скрещивание не дает породе выродиться. Важно, чтобы порода не замкнулась сама в себе, а то сразу начнутся болезни, кони будут мельчать, хиреть. Правда, при вводном скрещивании есть опасность утратить хорошие качества породы. Но Шишкин все это и многое другое учитывал и был, по выражению современников, «художником и поэтом своего труда».

Но Василий Иванович – «человек государственной ценности», однако оставался крепостным. В любой момент его могли, как говорится, в дальнюю деревню сослать. И хотя стал он человеком состоятельным, имел собственный замечательный конный завод, но выкуп ему не назначали, и ходил он в крепостных до тридцати восьми лет. В 1818 году конный завод посетил император Александр I. Шишкин понял, что это последняя возможность получить свободу. Когда царь вступил в конюшню, более пятисот лошадей одновременно заржали.

– Что? Что это такое?

– Приветствуют Вас, Ваше Величество! – отвечал с поклоном Василий Иванович.Царь к лести оказался неравнодушен, и Шишкин вскоре получил вольную.Горько сознавать, что такой талант должен был прибегать к фокусам, чтобы получить свободу, какую не мог выслужить своей замечательной работой. Символично, что именно кони, а не люди освободили этого человека.

Фокус же разгадывался просто. Шишкину удалось заполучить царский мундир. И конюхи в этом мундире задавали коням корм. Кроме того, перед раздачей корма открывали окна. Когда вошел император, все окна открыли одновременно – вот лошади и заржали. Они приветствовали овес, а не царя. Но царь об этом, к счастью, не догадался.

После освобождения Шишкин управлял заводом еще тринадцать лет, а потом из-за наветов и доносов его врагов графиня – дочь А.Г. Орлова, его от управления отстранила. Тяжело переживая свой уход, Шишкин укрылся на собственном хуторе, где у него был маленький конный завод, не уступавший по качеству Хреновскому.

Вот этому конному заводу мы и обязаны тем, что орловские рысаки распространились в России, потому что по завещанию А.Г. Орлова, который считал работу незаконченной, жеребцов с конного завода до 1837 года не продавали. Без руководства Шишкина завод свой блеск растерял. Тем временем бывший крепостной графини Орловой, Василий Иванович Шишкин жил «подобно патриарху у себя на конном заводе в селе Алексеевском Воронежской губернии. Слава и репутация завода Шишкина были таковы, что у него не покупали лошадей, а он как бы жаловал их по особой милости, и ему подносили за них деньги, которые он снисходительно принимал».

А Хреновской конный завод, со своими различными отделениями, где выводили не только рысаков, но и чистокровных верховых, пошел бы прахом, если бы не самоотверженный труд известных и безымянных конюхов, берейторов, наездников, благодаря которым Хреновской конный завод процветает до наших дней.

Далеко ушло коневодство и коннозаводство со времен Орлова и Шишкина.

Компьютеры рассчитывают рационы на современных конных заводах, доктора наук консультируют нынешних конюхов и руководят племенными конюшнями. Но, попав на современный конный завод, вы обязательно услышите имена Орлова и Шишкина, потому что именно с них начинаются русское современное коннозаводство.

Именно они заложили основы русского коневодства, поставили выведение коней на научную основу. Всесильный граф и смышленый крепостной создали азбуку конного дела, без которой успехи нынешнего отечественного коннозаводства немыслимы.

Удивительно еще и то, что, несмотря на все трудности и препоны, чинимые врагами Орлова и Шишкина, этим двум людям удалось создать школу русского коннозаводства, разработать методы и приемы работы, которые в те времена еще нигде в мире не были открыты. Удалось воспитать единомышленников и учеников, пронесших славу Хреновского завода и орловского рысака до наших дней. Нет такого учебника по коневодству, где не упоминались бы почтительно имена всесильного графа, его крепостного и их многочисленных учеников, и нет такого человека, хоть отдаленно связанного с конями, который бы не знал двух этих славных имен!

«Зажигатель»

граф Ф.В. Растопчин (1763—1826)

Граф Федор Васильевич Ростопчин происходил из старой знати. Вел свой род с 1432 года от крымского хана, перешедшего на Московскую службу, и потому внука губного старосты, впоследствии графа, всесильного и славного Алексея Григорьевича Орлова считал «выскочкой» и малограмотным «мужланом». Сам он с 10-летнего возраста числился в Лейб-гвардии Преображенском полку; в 1792 г. получил звание камер-юнкера, «в ранге бригадира». В 1786-1788 гг. путешествовал за границей и слушал лекции в Лейпцигском университете; в 1788 г. участвовал в штурме Очакова; в 1791 г. ездил с А. А. Безбородко в Турцию для переговоров о мире.

При Екатерине Второй Федор Васильевич не занимал высокого поста, но зато поразительно быстро возвышался при Павле I. В течение трех лет (1798-1800) он сделался кабинет-министром по иностранным делам, третьим присутствующим в коллегии иностранных дел, графом Российской империи, великим канцлером ордена св. Иоанна Иерусалимского, директором почтового департамента, первоприсутствующим в коллегии иностранных дел и, наконец, членом совета императора. Вместе с тем Павел I очень часто награждал его деньгами и населенными имениями.

С 1801 до 1810 г. Ростопчин жил в Москве в отставке; в 1810 г. назначен оберкамергером, а через два года, переименованный в генерала от инфантерии, главнокомандующим в Москве. Как писали о нем историки: «Много содействовал набору и снаряжению в поход 80000 добровольцев; побуждал дворян и купечество к пожертвованиям; поддерживал в народе бодрость и доверие, обращаясь к нему со своими знаменитыми афишами или объявлениями, написанными простонародным языком, весьма живо и метко. Он старался выставить французов в презрительном виде, восхвалял «простые русские добродетели», преувеличивая известия о победах наших войск, опровергал слухи об успехах неприятельского нашествия. Отчасти с намерением скрыть истину, отчасти вследствие незнания истинных планов Кутузова, он еще накануне Бородинской битвы говорил в своих афишах о невозможности для французов приблизиться к Москве и удерживал желавших выехать из нее. Что впоследствии дало повод историкам и писателям считать его болтуном, хвастуном и фанфароном.

15
{"b":"891209","o":1}