На третий день Славента почти пришёл в себя, стал охотно есть то, что ему предлагали, и даже немного побегал по коридору, пока прикорнувшая мать не сообразила, что происходит, не поймала его и не водворила обратно под одеяло. Правда, тут занедужил Радовит, но он был старше, уже мог объяснить, что с ним происходит, и сам помнил, что нужно вот это пить, а маму или брата звать, когда станет совсем плохо.
На следующий день беспорядки переместились ещё ближе к пригороду, где Севель с детьми нашла приют. В мотель прибежала перепуганная работница, лепеча, что по дороге идут погромщики, что в городе уже пожары. Все заметались, Севель же, схватив обоих младших сыновей в охапку (у неё уже сформировалась такая привычка), с надеждой посмотрела на охранников и Ованеса.
Мужчины по одному с обеспокоенным видом выскакивали на улицу, потом долго и многословно что-то обсуждали в коридоре. Их смятение было понятно уже по тому, что они допустили в свой разговор Ованеса, причём сразу же. Как поняла Севель, слышавшая обрывки их спора через открытое окно – все понимали, что лучше бы убраться из мотеля, но опасались ехать на автомобиле по шоссе, где как раз и шли погромщики. Остановят же, было понятно.
Всё-таки решили, что стоит погрузиться в машину и попытать удачи в объезд. Но почему-то, бросившись готовиться к отъезду, всё медлили звать Севель. Она одела Славенту, потом подняла и Радовита, уже выправляющегося, но ещё очень слабого, сама выглянула в коридор.
– Так что же – идти? – спросила она Ованеса, с обеспокоенным видом стоящего у внешней двери.
– Мам, тут есть проблема… Машину-то угнали.
– Что?.. И что же мы будем делать?
– Ну, уходить придётся так или иначе. Они сейчас ищут, нельзя ли добыть какую-нибудь другую машину.
– А если вдруг нет?
Старший сын посмотрел на неё сумрачно, но твёрдо.
– Значит, пойдём пешком. Знаешь, давай-ка выйдем отсюда уже сейчас. Давай мне Славку. Радка, сам пойдёшь.
– Да пойду я, чего раскомандовался.
– Радушка!.. Не надо. Давайте без ссор, пожалуйста.
– Вот именно. – Ованес взвалил на себя узел, наскоро скрученный из пледа. – Не до ссор. Через задний выход, мам. Вот сюда.
– А как же…
– Они найдут! Я с ними всё обсудил. Нормально, идём. Быстрее!
Семейство миновало холл, а потом два служебных помещения и кухню, опустевшую, но брошенную как было, неприбранной. Чей-то рабочий фартук валялся на полу, Ованес поднял его и протянул матери. Та, не понимая, взяла и уже на выходе подумала, что, пожалуй, он прав – выдавать себя за работницу кухни можно будет так же, как и при помощи халата. За какую-нибудь случайную тётку. Дурацкая, неправдоподобная маскировка, но издалека да в спешке, вероятно, для большинства – сойдёт.
В редкой молодой берёзовой поросли позади мотеля они ждали довольно долго, но их спутников-мужчин так и не было видно, зато голоса за деревьями стали звучать громче, злее, а потом громыхнули столкнувшиеся машины, заверещали сигналки, следом повалил чёрный дым. И Ованес потянул мать и братьев за собой, глубже в лес, прямо по веткам и старым пенькам, пока они случайно не набрели на тропинку.
– Даже не знаю, стоит ли по ней. – Ованес, наклонив голову, смотрел то в одну сторону, то в другую. – Знаешь, я бы лучше по лесу шёл.
– Мы заблудимся, – жалобно возразила Севель.
– Нет, думаю, что нет. Я помню все нужные признаки, и какой стороны света следует придерживаться – тоже. Выведу.
– Но Вань… Нам же нужно их дождаться…
– А если с ними уже что-нибудь случилось? – Мальчик был сосредоточен и насторожен. – Всякое может быть…
Севель не успела запаниковать в очередной раз – сперва из-за поворота вынырнул один охранник, а потом и второй выбрался из зарослей на ту же тропинку в другой стороне и побежал к ним.
– Уходим по лесу, – отдуваясь, проговорил он. – Там сейчас уже стреляют. Боюсь, ничем хорошим попытка ехать хоть на чём по любой из дорог не закончится.
– Дама не сможет дойти пешком, – возразил второй, с беспокойством глядя на женщину. – Ты сам посмотри.
– Попробуем. Давай, бери ребёнка, а я буду помогать даме. Потом поменяемся… Опирайтесь на меня, и пойдём. Чем больше удастся пройти сегодня, тем лучше.
Они шли очень медленно, но столько, сколько смогли. Под конец Ованес уже почти нёс Славенту, а охранник тащил Радовита, у которого к середине для совершенно заплетались и подгибались ноги. Было понятно, что далеко он уйти не сможет – глаза у него уже стекленели от усталости, и он почти не реагировал на обращённую к нему речь. Сама Севель старалась идти самостоятельно, причём плавно, чтоб особенно не тревожить живот. Но чувствовала она себя не особенно-то хорошо. И сперва даже думала, не попросить ли делать побольше остановок – и для себя, и для сыновей – но потом они поднялись на холм и в какой-то момент разглядели вполне отчётливо поворот дороги, часть городской окраины и несколько домиков, стоявших рядом с мотелем. Судя по столбам дыма, горело там много где, людей на дороге было много, и они не стояли – они бежали. Потом некоторые из них начали падать, а чуть позже ветер донёс до холма трескучие звуки выстрелов.
И Севель отказалась от идеи посидеть и отдохнуть.
Она упорно шагала почти до самого вечера, пока они не вышли к деревеньке, и там в одном из домишек пожилая женщина согласилась приютить у себя женщину и трёх её сыновей, а мужчинам предложила спать на улице.
– Уж простите, уважаемые, но я рискнуть не согласна, – объяснила она. – У меня жизнь одна… Проходи, дорогуша. Ты готовить сможешь?
– Я сделаю всё, что нужно, – сказал Ованес. От усталости он был бледен до прозрачности, но держался так твёрдо, словно и не было этого изнурительного пути. – Что-нибудь почистить?
– Ты что, собираешься овощи чистить? – Пожилая женщина посмотрела на Ованеса с подозрением. – А чего в мальчика одета?
– Я одет так, как должно, – сквозь зубы ответил он. – Моя мать вот-вот родит, и это для меня важно. Так что если я могу ей помочь, я помогу. И нечего мне указывать, чем я могу заниматься, а чем – нет. Мужчина делает то, что считает нужным.
– Ну-ну, кипятиться-то зачем. Просто раз ты мальчик, то откуда тебе уметь такие вещи… Ладно.
– Я почищу, – слабо сказала Севель.
Но Ованес едва повернул голову в её сторону.
– Мама, отдыхай! – И прозвучало это как приказ, отданный человеком, которому и в голову не может прийти, что ему откажутся подчиняться. Примерно так же подросток обратился и к хозяйке дома. – Показывай, что нужно.
Севель присела в сенях, у дверей, на огромную охапку сена. Ей было очень тягостно, и выглядела она настолько бледной, что один из охранников обеспокоенно к ней нагнулся.
– С вами всё в порядке? Как вы?
– На «ты», – выдохнула женщина. – Иначе будет… подозрительно.
– Да. Ты права. Совсем плохо?
– Я… Не знаю.
– Врача бы…
– Да, прямо тебе в деревне врачи в каждом коровнике. На каждой грядке растут, – сказал второй охранник, подбираясь поближе. – Давай сами будем разбираться. Что с тобой? Попробуй объяснить… Ты не рожаешь ли?
– М-м…
– Слушай, если она рожает, нам нужно найти для неё подходящее место. Тут в деревне наверняка найдётся приличный домишко и какая-никакая опытная женщина. У меня ещё осталось немного денег. Попробуем…
– Вот тут ты дал маху. Если дама рожает, её нужно срочно доставлять в имение. Если дама родит мальчика, и при этом без присутствия людей, которые имеют право свидетельствовать это рождение, соображаешь, что будет?
– Чёрт… Чёрт!
– Во-от… Ну так что? Рожаешь?
– Кажется… Да… – Севель от страха закрыла глаза.
– Понятно. – Охранники обменялись взглядами. – Ну, какие идеи?
– Так, значит, поднимай даму и веди её через деревню к другой стороне. А я сейчас по дворам пробегусь. Может, у кого-нибудь ещё есть фургончик какой-нибудь или хотя бы трактор. Надеюсь, денег хватит.
– Женщине нельзя идти, раз она рожает. Ей нужно лежать.