– Поверь, ты совершаешь ошибку, – вздохнула женщина.

– Решение принято, матушка, и довольно об этом.

Севель осторожно шагнула назад и спряталась за углом. Её никто не видел, и спор графа и его матери продолжился, но она вдруг облилась потом при мысли о том, что кто-нибудь из них обнаружит её здесь. И что она будет делать? А главное – к чему такой риск, ведь в беседе она не услышала ничего по-настоящему важного. Граф собирается держать войска наготове, чтоб в случае чего утихомирить бунтовщиков? Ну, наверное, правильно. Графиня считает, что войска нужно отправить на помощь государю? Тоже, наверное, правильно. Не Севель судить, кто из них более прав. Она мало сказать что плохо разбиралась в политике, а по-настоящему её боялась.

Граф уехал тем же вечером, и женщина, чувствуя себя совершенно беспомощной во всех этих обстоятельствах, начала читать попадавшиеся ей на глаза газеты и вечерами смотреть передачи вместе со служанками. Её тревожность оттого лишь росла, но очень скоро молодая женщина уже не способна была отказаться от новостей. Они волновали её, не давали спокойно спать, но не знать их теперь оказалось страшнее.

Она замечала, что люди ведут себя странно. С верхней галереи видно было, как они на площади перед графским особняком собирались группами или длинными процессиями проходили мимо него, когда с возгласами (но Севель не могла разобрать, что они кричат), а когда даже и молча. И это выглядело странно. Это беспокоило. Она начала бояться за детей и старалась всё время держать их при себе, а это было трудно, ведь живот её округлился, тело стало слабым, малоподвижным, неподатливым, а мальчишки хотели бегать, лазить и дурачиться друг с другом. Как только граф уехал, а старая графиня стала совсем уж редко выходить из своих покоев, дети Севель начали чувствовать себя свободнее и охотно бегали по первому этажу особняка. Причём играли на изумление искусно – не уронили ни единой вазы, не сшибли с ног ни одной служанки.

– О, я прошу прощения! – в который уже раз воскликнула Севель, пытаясь схватить Радовита. Тот сперва увернулся, но осознав, кто именно хочет его схватить, послушно замер и даже Славенту придержал. Тот, так резко установленный, тут же шлёпнулся на задницу и возмущённо завопил. – Прошу прощения. Я сейчас их заберу.

Но ближайшая служанка лишь отмахнулась.

– Да пусть их! – Она, как и все, была слишком поглощена новостной программой. – Пусть бегают… Господи, да что же это творится!

– Люди забыли заветы предков! – назидательно прокричала кухарка. – Занимаются всякой ерундой вместо того чтоб работать, в игры всякие играют, пялятся в экран – и вот результат! Капуста в голове вырастает. Чего им не хватает? Хочешь большего – иди работай!

– Это ты хорошо рассуждаешь, сидя на графской кухне! – огрызнулась старшая служанка, помощница управляющей. – Давай-ка расскажи об этом девочкам, которые за три монетки стоят у конвейера. А то и вообще за тарелку супа и тюфяк в сарае. И больше им устроиться некуда!

– Так трудиться надо лучше!

– Хоть по двадцать норм в сутки делай (и сдохни от такой работы через год) – из нищеты не выберешься, если нет ни родственников, ни денег на обучение, ни связей, ни хотя бы законного мужа. Помнишь, за какие деньги тебя сперва учили, а потом замуж пристраивали? Сама же рассказывала.

– О, понесло тебя. Эдак можно договориться, что я свои заработанные монеты должна отдавать нищим и убогим!

– Не увернёшься. Любая женщина, если только она не полная идиотка, знает, что всё решает удача или деньги, которые ей кто-то даст или на неё потратит. Вот такая у нас жизнь. Нам тут повезло, а остальные… Вот они потому и бунтуют! И чего ещё ожидать.

– Так ты бунтарей защищаешь? А когда они громят магазины и жгут машины, от этого что, жизнь улучшится?

– Я могу осуждать их до умопомрачения. И ты тоже. Но если людей ставить в безвыходную ситуацию, они рано или поздно пойдут громить и жечь. Это как ливень, раз уж собрались тучи. Никуда не денешься.

– Приравняла людей к явлению природы. А мозг зачем? Мозгом что, пользоваться не надо? Надо, наверное, думать, лучше станет твоя жизнь от погрома или хуже? Да что ж такое!

– Кто-то подумает, а большинство не подумает. Зачем же загонять людей в угол.

– Я, что ли, их загоняла? Я просто работаю.

– А я тебя и не обвиняла…

– Да тише вы! – вмешалась ещё одна служанка. – Обе ведь правы. Госпожа Севель, вы же работали на заводе?

– Да, я работала. Было…

– И что скажете?

Севель в растерянности пожала плечами – она придерживала за плечи Радовита, чтоб он не убежал. Сын терпеливо ждал, пока мать отвлечётся, и пока корчил рожи Славенте. Славента зачарованно за этим наблюдал.

– Там было очень тяжело.

– Безнадёга же, да?

Женщина вспомнила то жуткое ощущение, которое преследовало её, пока она была уверена, что новорожденную дочь придётся отдать в приют, и кивнула.

– Полная.

– Но разве ж это повод идти громить чужую собственность! – взвилась кухарка, но тут же вспомнила, кого сейчас оспаривает, и замахала руками. – Я ни за что не хочу преуменьшить ваши испытания!..

Севель жестом показала, что совсем не обижается, и вот тут-то Радовит вывернулся и убежал. Впрочем, мать на это сперва и внимания не обратила.

– Я тоже считаю, что всё равно громить ничего нельзя.

– Можно считать что угодно. Но рано или поздно люди срываются.

– Да хватит уже, ты твердишь одно и то же!

– Я правду говорю. Нам бы лучше подумать, что теперь делать.

– Лучше бы булочки вынуть из печи, они вот-вот пригорят, – ехидно отметила одна из помощниц кухарки, за что и получила шквал негодования на свою голову и суматоху, которая моментально наполнила кухню. Булочки действительно слегка подгорели, правда, не все. Что-то ещё можно было подать на стол.

Севель потихоньку выскользнула с кухни и отправилась искать убежавшего Радовита. Славента терпеливо шагал рядом, крепко держась за её руку. Выпускать его женщине было боязно. Ощущение надвигающейся опасности беспокоило её.

Но она совершенно не ожидала, что всё начнётся в тот же день, даже до наступления темноты. Сперва толпа появилась на площади перед графским особняком, и это сразу стало заметно – люди вели себя шумно и агрессивно. Сперва кто-то начал кидать в сторону особняка камни, к ограде стянулась охрана, а потом вдруг как-то очень быстро началась драка, которая растеклась по площади, словно лужа по полу. Может быть, даже быстрее.

Наблюдая за происходящим в окно второго этажа, Севель с ужасом увидела, как завалилась одна из створок. Вторую сломали ещё быстрее, и человеческая волна хлынула в сторону особняка. Не на шутку испуганная, женщина отшатнулась от окна и, подхватив Славенту, который был рядом, бросилась искать Радовита. А это было не так уж и просто – сын обожал лазить по особняку и прятаться.

– Ваня! Ваня! – крикнула она. – Ваня, помоги! Помоги найти Раду!

– Что такое? – Старший сын неспешно выглянул из своей комнаты. – Что случилось?

– Радушка опять спрятался, а там… Там такое, что просто… Помоги, пожалуйста!

– Где «там»? На улице? – Ованес подошёл к окну, выглянул. Отпрянул. – Ого!

Стекло вылетело, должно быть, от метко брошенного камня. Стекло не брызнуло, потому что камень, в конце концов, угодил в переплёт. Так что стекло не попало на отскочившего Ованеса, а осыпалось вниз, хотя Севель показалось, что попало в сына. Она рефлекторно закричала. Старший сын тут же оказался рядом, он решительно взял мать за плечи и заглянул ей в глаза.

– Успокойся! Слышишь? Тебе нельзя так пугаться. Иди на галерею вместе со Славой, я найду Радку и приведу его. Хорошо? Иди наверх!

Женщина испуганно кивнула и потащила притихшего Славенту к лестнице. Ей как-то даже не пришло в голову, что с мужчиной можно спорить, даже если этот мужчина – её собственный сын, к тому же несовершеннолетний. Но ведь уже не малолетний, и вёл он себя уверенно, твёрдо. Легко было поверить, что он действительно знает что делает.