Она действительно начала ездить на шоппинг. Было какое-то особое удовольствие в том, чтобы тратить деньги, которые тебе не принадлежат. Им не нужно было вести счёт – просто тратишь сколько хочешь, а потом тебе говорят, что дебет исчерпан, и ты спокойно ждёшь наступления следующего месяца, а проблемы, возникшие с перерасходом, разруливает кто-то другой, но не ты. Все нужды детей покрывались за счёт того же источника без каких-либо возражений, стоило лишь передать Хенему выписанный школой счёт, и потому Севель впервые ощутила себя свободной в своих желаниях.

В то же время она вполне отдавала себе отчёт, что к настоящей свободе это не имеет ровным счётом никакого отношения. Это были не её деньги, и их поток мог быть в любой момент перекрыт по желанию его светлости… Или её светлости. Существование Севель было столь же призрачным, как и раньше, но по сути своей другим, потому что на этот раз её контролировали самые настоящие небожители. Один раз обозначив пределы в жалкие (для них) две сотни, граф и графиня забыли об этом, однако шестерёнки машины, выплёвывавшей сумму раз в месяц, работали безотказно. Они так и будут отдавать эту сумму (не наличными, но кредитом на траты), пока кто-нибудь из господ не спохватится и не перекроет краник. Однако маловероятно, что небожители, обременённые значительно более серьёзными тяготами, вообще вспомнят о такой мелочи.

И Севель научилась приспосабливаться и даже думать о будущем. Она покупала книги о рукоделии и материалы, помня, что знания и навыки – это настоящий капитал. Она привозила не только развлекательные романы, но и полезное чтение. Она приобретала любые специальные книги для Вани, стоило только ему упомянуть, что хорошо было бы их заполучить, ведь в образовании её сыновей была и её уверенность в завтрашнем дне. Ещё, конечно, постепенно обзавелась всеми теми вещицами, которые могли представить её будущему работодателю в самом выгодном свете: шёлковым костюмом, шёлковой блузкой из роскошного магазина одежды, часами, дорогим телефоном, туфлями, сумочкой, ежедневником в переплёте из тиснёной кожи с золочёными уголками, красивыми серёжками.

А потом вдруг забеременела. Это было неожиданно, словно выстрел в ночной тишине. Севель даже побледнела, узнав об этом, зато граф и графиня были в восторге. Графиня одобрительно покивала, а граф просиял. Чуть позже он прислал с Хенемом подарок – золотое кольцо с огромным рубином и брошь. Ещё через неделю, когда врач подтвердил, что беременность развивается нормально, пришёл сам и принёс карточку.

– Здесь пять тысяч. Можешь потратит их как тебе угодно. Кроме того, мои люди уже присмотрели поблизости приятный домик. Он в хорошем месте, и его легко будет охранять. Его купят для тебя и оформят на твоё имя. Если даже получится девочка, ты всё-таки достойна подарка. Прислугу для дома я буду оплачивать сам. Но, конечно, ты должна заботиться о своём здоровье и хранить своего будущего малыша как зеницу ока. Никаких излишеств, никакого риска или неблагоразумных поступков. Все указания врача ты должна выполнять. Это тебе понятно? Что ж, хорошо… Что ты думаешь, какие у тебя ощущения? Такие же, как в прошлый раз? Это может быть мальчик?

– Такие же, ваша светлость.

– Замечательно. – Он ещё больше повеселел и ушёл довольный.

Севель была далека от того, чтоб больше ни о чём не тревожиться. Беременность, в конце концов, могла прерваться в любой момент. Но жизнь её уже теперь изменилась к лучшему. Сумма, которую можно было тратить за месяц, увеличилась, служанки стали ещё вежливее, началась неспешная подготовка к свадьбе, но что самое главное – граф перестал звать Севель к себе по ночам. Несмотря на то, что он не был с ней груб, она всегда воспринимала постель с ним как тяжкую обязанность, которую нужно пережить. С Нумерием было проще – он определённо что-то чувствовал к ней. Даже то, что теперь он не желал с ней общаться и видеться, говорило за это.

Граф же не испытывал к своей будущей жене ничего, кроме желания получить от неё ребёнка мужского пола. Кажется, он и сам страдал от того, что вынужден спать с женщиной, которая ему безразлична. Правда, похоже, именно по этой причине он отчасти понимал её чувства и старался не срываться, держался вежливо. Да они и общались мало, вот и не возникало поводов для столкновений.

Свадьбу назначили и объявили дату, когда у Севель уже заметно округлился живот, и платье, которое для неё сшили, не прятало, а подчёркивало этот факт. За четыре дня до церемонии Нумерий, пришедший повидаться с сыновьями, передал Севель просьбу спуститься к нему – со служанкой. Та смотрела на будущую госпожу с мученическим любопытством, но спрашивать не решалась. Именно её реакция заставила молодую женщину засомневаться, разумно ли это, но она не смогла придумать убедительно звучащую причину для отказа, а не приходить без причины показалось слишком вызывающим. Всё-таки её просил прийти бывший муж, человек, который сделал для неё много хорошего…

Вздохнув, Севель поплотнее завернулась в халат и спустилась.

Нумерий посмотрел на неё очень мрачно. Он держал на руках Славенту (Радовит же тем временем потрошил пакет с игрушкой, видимо, только-только подаренной), но казалось, будто сын занимает очень малую часть его внимания. Он долго подбирал слова, даже спустил малыша с рук, и его подхватила служанка.

– Ты всё-таки забеременела от него… И решила выйти за него замуж. Понятно… Нет, ты серьёзно считаешь, что с титулованным мужем будешь счастливее, чем со мной?

– Вы же знаете, что я ничего не думала, и меня никто не спрашивал.

– Вначале так и было. Но ты здесь уже два года. Любая женщина умеет показать мужчине, что он ей не по вкусу. Уж за два-то года ты могла бы десяток раз повести дело так, чтоб граф отправил тебя обратно. – Нумерий смотрел на неё всё мрачнее и мрачнее. – Признай – ты просто не захотела.

Севель не опустила глаз.

– Да. Не захотела.

– Что и требовалось доказать. – Он взмахнул рукой со смесью удовлетворения и восторга.

– Я не захотела злить его светлость, господина всех этих земель, владельца и города, и пригородов, и всего прочего. Если его светлость желает что-то получить, он это получает. В противном случае, – Севель развела руками, – тот, кто ему отказывает, платит высокую цену.

– Вот именно, – проворчала разбиравшая какие-то бумаги младшая распорядительница дома, неодобрительно оглянувшись на Нумерия. И Севель, и Нумерий посмотрели на неё с удивлением. Трудно было рассудить, чему удивился он, но она впервые видела женщину, которая могла вот так спокойно и даже довольно жёстко спорить с мужчиной. – Ты, знаешь ли, забылся.

– Это ты забылась! Молчи и делай своё дело. Ещё всякое холопьё мне тут не раздавало указания!

– Да я-то, может, и холопьё! – Женщина выпрямилась и повысила голос. – А ты-то кто? Давай, скажи о том, что нужно делать невесте его светлости, хоть бы даже и графине, не говорю уж о самом господине! Что, только по углам силён языком трепать? Говнюк! – И, сердито хлопнув стопкой бумаг о бюро, вышла из холла.

Не решаясь развязать скандал с челядью графа, Нумерий обратил гневный, ненавидящий взгляд на Севель. Он долго искал, что бы такое ей сказать, и выдавил лишь:

– Даже не думай, что я приму тебя, когда граф вышвырнет тебя за дверь с дочкой на руках. И сыновей у тебя отберу, а потом расскажу им, что ты шлюха и беспринципная тварь, ты доброго слова не заслуживаешь, и не сомневайся – они мне поверят. А ты сдохнешь в канаве. Такого только конца ты и заслуживаешь, неблагодарная мерзавка.

Он оттолкнула Радовита, когда шёл к дверям, но мальчик лишь удивлённо посмотрел ему вслед. Его мысли были заняты другим. И Севель, дрожа, потянулась к нему, прижала к себе, приголубила.

Она не спала ночь, ворочалась и плакала. Она вспоминала, как чувствовала себя, когда узнала, что беременна. Какая безнадёжность овладела ею, когда она поняла, что скоро лишится своего сына. Каким облегчением окатило её, едва Нумерий принял решение… Он решил жениться на ней, едва увидел Ованеса, и тем самым её спас. Он ведь её спас… А как поступила она…