– Неси его тоже. Пусть его светлость взглянет.

В обход широкой лестницы, устланной ковром, Севель отвели в залу с резными деревянными панелями на потолке, с книжными шкафами вдоль стен, с зажжённым камином и тёплым светом ламп, ложившимся на мебель и корешки книг. В кресле с бокалом в руке сидел человек, чья власть в этом регионе была почти абсолютна – потребовать от него чего-то мог только император, если бы пожелал вмешаться.

Граф был седоволос, полноват, глубокие складки отмечали его щёки и виски. Он посмотрел на Севель с холодным интересом, и она подумала, что он выглядит совсем не так представительно, как можно было подумать. На вид обычный человек, и чего в нём особенного. Он совсем не красив, и взгляд у него усталый.

– Вот эта женщина, мой господин, – сказал старик, кланяясь. – Её только привезли.

Зашуршала ткань о ткань, и с другого кресла, стоявшего спинкой ко входу, поднялась немолодая дама. Она взглянула на Севель так требовательно, словно та пришла наниматься на работу, но почти сразу переключила внимание на детей. Её внимание выглядело почти грозно, и, разумеется, Севель оценила, каким поклоном её удостоил старик, пусть и сделал он это безмолвно. Она тут же решила, что это мать графа. Как величественно она держится, как великолепно выглядит…

– Что ж, спасибо, Хенем, – произнёс его светлость и поставил бокал на столик.

– Говорили, что у неё трое сыновей, – резко сказала женщина. – А здесь только двое.

– Мне сообщили, что один из мальчиков сейчас в школе, моя госпожа.

– Забери у неё младенца, Хенем. Нам нужно на неё взглянуть. – Севель покорно позволила забрать у неё Славенту и повернуть себя сперва одним боком, потом другим. – Пройди сюда и встань на свету, девочка. Сколько тебе лет?

– Тридцать один год, ваша светлость.

– Что ж, она ещё молода и может родить. – Женщина внимательно посмотрела на своего сына. – Взгляни и реши.

Граф смотрел на Севель со странным выражением – любезно и вместе с тем безразлично. Чувствовалось, что она не слишком-то ему понравилась. Помедлив, поднялся и подошёл к камину. Взялся было за кочергу, но старик тут же подсеменил, забрал у него инструмент и принялся сам возиться в огне. Граф же вернулся взглядом к гостье.

– У тебя очень славные малыши, – сказал он. – Верно говорят, что ты знаешь какой-то секрет, помогающий тебе рожать мальчиков?

– Нет, ваша светлость, – Севель попыталась сделать реверанс и от неловкости чуть не упала. Слуга поддержал её.

– Значит, это лишь совпадение, что у тебя родилось уже трое сыновей и ни одной дочери?

– Должно быть так, ваша светлость.

– Понятно. Как ты считаешь, велик ли шанс, что у неё снова получится сын? – Обратился он к матери.

– По крайней мере, здесь он есть. Все твои предыдущие девицы ни на что не годились. Эта мне больше нравится. – Её светлость смотрела пронизывающе. – Она помнит, где её место.

Граф пожал плечами.

– Тебе виднее. Если так считаешь, значит, пусть она останется.

– А что вы прикажете насчёт детей? – осторожно спросил Хенем.

– Верни их отцу. У них ведь есть отец?

– Не стоит, – сказала женщина, и её голос зазвенел в воздухе закалённым металлом. – Я объясняла тебе – женщина не понесёт, если боится или нервничает. Чтоб ребёнок получился здоровым, его будущая мать должна быть спокойна и уравновешена. И нам не надо, чтоб она пыталась убежать отсюда к своим детям. Её дети – гарантия её благоразумия и спокойствия, верно? – Её светлость взглянула на Севель так, что та едва не примёрзла к полу. – Я в этом уверена.

– Что ж, если ты уверена, значит, пусть дети останутся. – Граф посмотрел на Севель, обошёл её, разглядывая, как породистую кобылку или новую машину. – Если ты родишь мне сына, я положу на твой счёт миллион, и он будет полностью принадлежать тебе. Также у тебя будет дом в городе и хорошее образование для твоих старших сыновей. Но у меня не должно быть никаких сомнений в том, что сын рождён от меня.

– Не думаю, что это надо оговаривать, – сказала графиня. – Девочка должна понимать, что стоит на кону. Идём, Хенем. Я сама прослежу за тем, как её устроят. И позови нянек для детей. У детей должен быть хороший присмотр. Думаю, это тоже понятно.

Севель едва понимала, что происходит. В сопровождении графини она поднялась по лестнице, плавный изгиб которой сам по себе показался ей великолепным и успокаивающим, а остальные сокровища она даже толком не увидела. В длинном коридоре со множеством дверей графиня указала ей одну, а старик распахнул её перед Севель. За нею была комната, более роскошная и при этом уютная, чем женщина из рабочих кругов могла бы себе вообразить. Пожилая женщина в форменном платье служанки глубоко склонилась перед её светлостью, а по Севель лишь скользнула взглядом.

Чуть позже сюда принесли обоих малышей. Они крепко спали, Радовит не проснулся даже тогда, когда мать принялась раздевать его. Устроив детей, она и сама рухнула чуть ли не замертво, и проснулась под утро лишь потому, что служанка изо всех сил трясла её.

– Мальчик хочет есть. Возьми же его. Я поменяла пелёнки и обработала ему кожу, но его нужно покормить.

Севель приняла младенца на руки. Она действовала машинально, и, едва закончила, свалилась обратно на кровать. Более или менее она проснулась позже, когда день за окном окончательно вошёл в свои права. Славента подал голос, и она позаботилась о нём. Пока кормила, заметила, что Радовита в комнате нет, даже запаниковала. Но служанка, сидевшая у окна с вязанием, её успокоила, хоть и грубовато:

– Ребёнка увели покормить завтраком, а потом поведут гулять. В самом деле, мамаша, ты бы больше заботилась о своих детях, а не о том, чтоб подольше поспать. – Женщина посмотрела на Севель неодобрительно. – Я скажу, чтоб тебе накрыли на стол, а потом сможешь посмотреть нянь, которых подобрал господин дворецкий. Кто-то из них сможет присматривать за твоим старшим сыном. Наверное, лучше, чем ты сама.

Севель проводила служанку растерянным взглядом. Она даже не почувствовала обиды – так глубоко было её ошеломление, когда, проснувшись утром, осознала, что всё случившееся накануне ей не приснилось. Уложив уснувшего младенца в подушки, она прошла по комнате, растерянно разглядывая всё вокруг. Сейчас комната выглядела ещё роскошнее, чем вечером – её наполняла великолепная старинная мебель, тяжёлые портьеры из какой-то явно дорогой ткани, шёлковые обои на стенах, даже маленький камин. И всё это было абсолютно настоящим, только совершенно неуместным… То есть нет, это она сама была неуместна здесь.

Она шла по великолепным коридорам этого дома, ёжась от смущения. Ей казалось, что даже служанки выглядят приличнее и наряднее её, и им, этим самым служанкам, это отлично видно. Немного успокоило то, что Радовит обнаружился живой и невредимый, притихший от восторга перед угощениями, которые ему принесли. Завтракать его посадили в одном из зальцев при кухне, поставили перед малышом и кашу с маслом и вареньем, и горячих блинчиков, и мелко нарезанных фруктов, присыпанных коричневым сахаром, и булочек только из печи, и варёные яйца с сырным соусом в крохотной креманке. У мальчика вспыхнули глаза – он обожал всё это и теперь не мог выбрать, за что же схватиться первым делом. Сжав в кулачке свежую булочку, другой рукой принялся запихивать в рот блинчик, а следом запустил ложку в кашу и уже взглядом выбирал самое красивое яичко. Кухарка, присевшая напротив, всею собой умилялась восторженному ребёнку, потому и на его мать взглянула ласково.

– Проходите, моя госпожа, присаживайтесь! Ваш сынок – просто чудесный мальчик, так хорошо кушает! Одно счастье его кормить… Кушай, моя радость, кушай на здоровье, если надо, так и ещё принесут. И каши тут вдоволь, и булочек, и яиц… Госпожа, не пожелаете ли чайку? И булочку с маслицем. Выпечку только недавно из печи вынули.

Радовит при виде матери засмущался, поспешно вытер измазанную маслом ручонку и благовоспитанно облизал ложку. У Севель тут же забрали Славенту, вручили ему чищенную морковку помусолить и пустили поползать по полу, а его матери налили чаю. Она очень быстро наелась так, как не наедалась уже давно – трудно завтракать и обедать с младенцем на руках, а тут за Славентой смотрели сразу пять пар доброжелательных глаз, можно было чуть-чуть расслабиться.