Он не вышел из клети, и мне что-то подсказало не просовывать в нее руку. Это была довольно большая металлическая клеть, и дверь в нее оставалась полуоткрытой.

— Клайд, пойдем. Все уже позади. Теперь все в порядке. Ведь это я тебя вызволила. Помнишь? Пойдем домой, и я как следует тебя осмотрю. Пойдем. Хороший мальчик. Ты ведь меня знаешь. Пойдем.

Увидев мою руку на двери клети, он поднял верхнюю губу, обнажив белые зубы, раза в два крупнее, чем у Рауди.

— Ну в чем дело, парень?

Он снова поднял губу.

— Господи, ну зарычи же на меня, — попросила я.

Клайд стал медленно толкать дверь в мою сторону. Его глаза расширились от страха. Скрежет зубов — вот единственный звук, который он издал. Я закрыла дверь клети на задвижку и оставила его в «бронко».

— Бак? Клайд у меня, — через несколько минут говорила я в телефонную трубку. — Ты был прав. Его украли.

Рассказав о событиях минувшего вечера и дав излишне оптимистический отчет о состоянии Клайда, я сделала то, что следовало сделать раньше. Я поблагодарила отца за «Ледисмит». И впервые не напомнила про то, что в Массачусетсе очень строг закон, регламентирующий владение оружием. Реджи Нокс и Дэвид Шейн, наверное, уже напомнили об этом кембриджской полиции. По закону штата владение огнестрельным оружием без специального разрешения карается тюремным заключением сроком до одного года. Мало того, закон запрещает брать в тюрьму собаку. Мои прежние правонарушения сводились к неправильной парковке и несвоевременной оплате штрафов, но я знала, что закон обязателен к исполнению и даже бегство в Мэн мне не поможет. Это вам не Аргентина. Что такого совершил Рауди, чтобы его наказывали принудительным расставанием со мной? Злые и добрые, праведные и неправедные. Дэвид Шейн и Реджи Нокс живы. Грувер мертв. Эд Николз, Остин. Глупышка Сиси. И бедная Леди.

Но при всем том я в последний раз видела Стива Делани, когда он захлопнул дверцу своего фургона, набитого клетями со спасенными собаками. Он ни о чем меня не спрашивал. Просто забрал собак. Наверное, домой. Я даже не поблагодарила его. Не ему в голову пришло усыпить Леди, напомнила я себе. Это его работа, точнее, та ее часть, которую он очень не любит. Но он ее выполнил. А мне еще оставалось все выяснить про удаление голосовых связок и про Клайда.

Кто добровольно согласится жить в квартире над ветеринарной клиникой, где приходится включать полотер, чтобы не слышать лая собак? Здесь дело не в плате за жилье, такой высокой в Кембридже. Дело в любви к собакам. Окна над клиникой были темными, но в первом этаже горел свет. Я постучала в дверь.

На нем был один из тех свободных зеленых халатов, в которых он обычно проводит операции и которые приглушают зелень его глаз. После дождя его волосы слегка вились. Наверное, копна завитушек на моей собственной голове делала меня похожей на помесь золотистого ретривера с пуделем.

— Ты ужасно выглядишь, — сказал он. — Входи.

В приемной с покрытым линолеумом полом стояла конторка регистратора, скамейки для посетителей, столик с аккуратными стопками «Собачьей Жизни» и «Кошачьей Радости», стеллаж с буклетами («Первая помощь животным», «Уход за стареющей собакой», «Болезни мочеиспускательных органов»), две полки с различными спреями, тальками, средствами от блох. На стене висели в рамах под стеклом четыре изображения терьеров, выполненные не слишком умелым пером: скотч-терьер, скай-терьер, эрдельтерьер и йоркширский терьер. Все они были плодом вдохновения матери Стива. В этой комнате всегда пахнет влажной шерстью, лизолем, невыветрившейся мочой, кровью, глазными мазями, ушными каплями, котами с загноившимися покусами, стареющими сеттерами, невоспитанными щенками — грустный запах жизни и смерти, который пугает большинство собак, кроме Рауди, ничего не имеющего против поцарапанного носа, если, конечно, я прижимаю его к себе и говорю, какой он хороший мальчик.

— Помнишь, о чем я тебя просил после истории с твоей кузиной Дженис? — спросил он.

— Я больше никогда так не сделаю. Кроме тебя, мне некому было позвонить. Наверное, я была не права. Возможно, та большая черная собака еще была жива.

— Холли, ради Бога. Это невозможно.

— Да. Кажется, я знаю, чей это был пес. Он принадлежал двоим ребятишкам в одной семье. Я встречалась с этой женщиной. Ее зовут Линда. Пожалуй, я ей не скажу. Что толку? Пусть думает, что он живет где-нибудь на ферме.

Он положил руку мне на плечо. Но мне не стало легче. Он убрал руку.

— А знаешь, у тебя большие неприятности, — сказал он.

— У тебя они тоже были. Со мной. Да-да, знаю. Я понимаю. Она ничего не почувствовала. Просто уснула. Вот и все.

— Кто?

— Леди, пойнтер. Та сука.

— Я говорю про твой револьвер, — сказал он.

— Да. Я об этом думала, но теперь уже ничего не поделаешь. Обращаться за разрешением слишком поздно. Я и забыла, что он у меня. Собиралась отвезти его в Мэн. Мне и в голову не приходило, что он может пригодиться. И на тебе. Что бы я без него делала? Была бы уже на том свете. Все то время, что я старалась разыскать Клайда, Реджи Нокс думал, что я его выслеживаю.

— Думал, что ты разыгрываешь из себя Нэнси Гру?

— Я никогда не читала Нэнси Гру, — сказала я. — Я читала Джека Лондона, Сетон-Томпсона. Ну да ладно, покажи мне собак, и давай решать, что с ними делать. За этим я и пришла.

— И это все?

— Более или менее.

— Скорее менее.

— Да. Послушай, я понимаю. И вовсе не обвиняю тебя. Но такая уж я есть. Я не могу… Я больше не стану тебе звонить по такому случаю, как сегодня. Да, собственно, и к чему? Скорее всего в лаборатории мне больше не бывать. Знаю, сколько хлопот я тебе причинила. Прости.

— Все нормально, — сказал Стив. — Мне жаль, что так вышло с черной собакой, да и с акитой тоже.

— Но не с Леди?

— Нет. — Он улыбнулся. Как ненавидела я его тогда за эту улыбку. — Взглянем на собак.

Я прошла за ним во внутреннее помещение, уставленное шкафами с ветеринарным оборудованием и лекарствами. Потом мы вошли в следующую комнату. Собаки были устроены теснее, чем мне бы хотелось, но не так тесно, как несколько часов назад. Бигль так и не оставил попыток залаять. Золотистый ретривер вилял хвостом. Все клетки были заполнены. Одну постоялицу даже изгнали из ее жилища, чтобы дать место вновь прибывшим. Когда мы вошли, она подбежала ко мне. Разумеется, это был пойнтер, хоть и не Макс. Ей недоставало самоуверенности, она была маленькой, юркой и так же просила любви, как в тот вечер, когда я впервые встретилась с ней во дворе Сиси Квигли.

— Я не могу делать это каждый раз, — сказал Стив. — Ты должна с этим смириться. Не могу… Пока не могу взять ее наверх. Ведь там Индия. Я над этим работаю. Но ты должна знать. Есть пределы. Я не могу спасти их всех.

— Придется сделать анестезию, — сказал Стив. — Надо широко раскрыть ему пасть. Хочешь не хочешь, а горло посмотришь ему ты. Мне он просто не даст.

Мы стояли на подъездной дороге, задняя дверца «бронко» была открыта. Теперь, при раннем утреннем свете, внутренность клети Клайда была видна лучше, чем вечером, но сам он был перепуган по-прежнему.

— Нет никакого шрама? Ты его не видишь?

— Обычно это делается через рот. Есть еще один способ, но он требует более серьезного хирургического вмешательства. Делается разрез внизу шеи, и уже оттуда подходят к гортани. Об этом я только читал. В исследовательских лабораториях такими операциями утруждаться не станут. Через рот куда проще.

— Что же нам делать?

— Наблюдать за ним. Самое опасное — это осложнения.

— Какие?

— Ну, когда собака лает, голосовые связки начинают вибрировать, и, коли вам это ни к чему, вы их вырезаете. Главная опасность заключается в том, что образовавшийся рубец может закрыть голосовую щель. Связки предохраняют трахею, поэтому, когда их удаляют, собака может задохнуться. Я бы этого никогда не сделал.