Я дважды проскочила мимо, поскольку не заметила указателей, да и само здание вовсе не походило на то, которое я ожидала увидеть. Мое воображение рисовало мрачную башню, окутанную зловещим светящимся туманом, многоэтажную башню за забором из колючей проволоки. Но снаружи это здание ничем не отличалось от других, и его вполне можно было принять за самую обыкновенную контору. Неяркий фонарь освещал вывеску, укрепленную на столбе, вкопанном в клумбу с нарциссами. Реджи Нокс не стоял перед ней на коленях и не нюхал цветы.

Автостоянка помещалась справа от здания. Я поставила свой «бронко» рядом с единственной машиной, которая там была. Рядом с красным «мерседесом». Реджи не стоял перед ним и не поглаживал руками его полированную поверхность. Когда я вышла из «бронко», он не вышел из тумана. Не вышел и Клайд.

Участие в собачьих выставках научит вас всегда высоко держать голову и решительно идти вперед, даже если колени у вас подкашиваются и сердце готово выскочить из груди. Я прошла через автостоянку, пересекла чахлую лужайку и подошла к двери. Не знаю, ожидала ли я увидеть звонок и Реджи, который с улыбкой предложил бы мне выпить. Перед дверью было темно, а сама дверь заперта. Я не стала стучать.

Я снова пересекла лужайку и автостоянку, прошла мимо обеих машин и обошла здание с другой стороны. Там я увидела то, что искала, а именно едва различимую в темноте дверь. Нащупала ручку. Неуклюжую ручку металлической противопожарной двери.

Кевин Деннеги довольно часто называет меня наивной. Наверное, он прав. Притом что я много об этом читала и слышала, я все-таки ожидала услышать лай. Если здесь собаки, думала я, то почему их не слышно? Остальные двери такие же тяжелые и звуконепроницаемые? И где, черт возьми, Реджи Нокс? Разве он не обещал меня встретить? Он что, предоставил мне самой отыскивать дорогу? Мне захотелось позвать Рауди. Захотелось громко выкрикнуть его имя.

Передо мной тянулся длинный коридор, ярко освещенный люминесцентными лампами. Выходившие в него двери были не металлическими, а деревянными с маленькими прямоугольными окошечками над ручками. Я положила руку на холодный металл, глубоко вдохнула и толкнула дверь.

Комната напоминала школьную лабораторию, но была уже из-за клеток, которые тянулись вдоль стен. В центре стоял стол из нержавеющей стали, похожий на смотровой стол в ветеринарных лечебницах, только длиннее. Люминесцентные лампы под потолком заливали все вокруг ровным, мертвящим светом. Они обесцвечивали даже собак, которые из клеток тщетно старались приветствовать меня лаем. Одна большая собака в маленькой клетке, стоявшей в дальнем конце комнаты, сохранила голос. Ее вид придал мне мужества. Вид моей собаки всегда придает мне мужества.

У левой стены клеток не было. На ней висели стеклянные шкафы, а под ними стоял длинный стол, перед которым сидел Дэвид Шейн. На нем был такой же белый лабораторный халат, как на Остине Квигли этим утром.

— Я не знала, что вы носите очки, Шейн, — сказала я. Очки в роговой оправе были единственной вещью, которая, на мой взгляд, не украшала его. Во всяком случае, из тех, что я на нем видела. — Но ведь я вообще мало что о вас знаю, не так ли? Почему вы никогда не говорили мне, что у вас так много собак? Я думала, у вас только одна, к тому же стерилизованная.

— Так оно и есть.

Эта сияющая улыбка привлекала к нему столько сердец! Он и не догадывался, что она может оказать ему дурную услугу.

— Наверное, вы не слишком хорошо ее знаете, — сказала я. — У нее течка.

Он посмотрел мне прямо в глаза, видимо полагая, что человеческий взгляд может заставить меня не смотреть на собак. В комнате было двенадцать клеток и двенадцать собак.

— Но ведь меня вы тоже не так хорошо знаете? — сказала я.

— Достаточно хорошо.

Пожалуй, он успел понять, что его улыбка уже не срабатывает, но не мог от нее отказаться.

— Возможно, я и похожа на вашу прежнюю квартирную хозяйку, но, как видите, горе меня изменило. Правда, я омылась не водой. Я омылась кровью и переоделась.

Наверное, он решил, что я шучу или схожу с ума. Он рассмеялся.

— Нечто вроде нового Ава Линкольна, — сказала я. — Защитника Союза. Но я нечто большее. Я первый президент. Первый президент Соединенных Собачьих Штатов. И притом женщина. Но не это главное. Главное — эмансипация. Понятно?

— Всех этих собак я купил, — сказал он. — Здесь есть и другая сторона.

— Разумеется. Другая, то есть собачья? — сказала я.

— Перестаньте. Рауди попал сюда по ошибке. Заберите его.

Скромный, застенчивый волк-джентльмен моего отца стоял с широко раскрытыми глазами в клетке, которая помещалась рядом с клеткой Рауди в дальнем конце лаборатории. Как и все остальные клетки, она была достаточно велика, чтобы он мог в ней поместиться, и слишком мала, чтобы он мог двигаться.

— Клайд тоже попал сюда по ошибке? — спросила я. — Он что, собака как собака? Это чистая случайность? Он совсем не похож на волка? Или вам был необходим волк, чтобы проверить на нем тушь для ресниц или увлажнитель кожи? Без волка не обойтись. Увидев Клайда в фургоне моего отца, вы по ошибке приняли его за сбежавшего из леса хищника и решили положить его на алтарь науки? Чем, черт возьми, вы занимаетесь в этой лаборатории?

— Как вы сюда попали? — Улыбка окончательно исчезла с его лица.

— Неужели не помните? Прошла сквозь стены. Но вы не ответили на мои вопросы.

— Я не брал собаку вашего отца. Я не делал этого, Холли. Когда его привели, здесь был другой, не я.

— Какое это имеет значение? Вы знали, кто он. Ну расскажите же. Мне интересно. Он большая собака. Вы купили его на вес? Почем платили за фунт? И что от него осталось?

— Он еще только в подготовительной зоне, — сказал Шейн, словно отвечая на вопрос экскурсанта.

— Как это мило, — сказала я. — Я как раз собиралась осмотреть Клайда. А потом я сделаю с вами то, что вы сделали с ним. Если он кастрирован, то Кембридж вскоре наполнится рыдающими женщинами, красавчик.

— Шутка зашла слишком далеко, — сказал Шейн. — Забирайте свою собаку, забирайте волка и убирайтесь. Я не стану принимать мер.

— А я стану, — сказала я.

— Вы, кажется, не поняли. Я купил этих животных.

— Это не животные, — сказала я. — Это собаки.

Он, кажется, не понял, что я издеваюсь.

— Не будьте дурой. Я заплатил за каждого из них. Исследователям приходится это делать. Здесь нет ничего противозаконного.

— Вы забыли о том, что я вам только что сказала. Я здесь новый главнокомандующий. Новый ведущий исследователь. И мне нужен материал для эксперимента. Здоровый, разговорчивый мужик. Но у меня есть только упрямец. Я задала вам целую кучу вопросов, и вы ни на один не ответили.

Я сунула руку в сумку и достала свой «Ледисмит».

— У вас будут большие неприятности. — Его голос звучал на тон выше обычного. — Вам это не нравится, но в том, что я покупал собак, нет ничего противозаконного. Я их не воровал.

— Воровал Пит Квигли, — сказала я. — Некоторых. Крупное дело. Вы были его рынком. Но как вы получили мою собаку? Как к вам попал Рауди? Его тоже привел Пит? Сегодня вечером? Я думала, что Пит сидит за решеткой.

Шейн снял очки. Его руки дрожали.

— Вы ошибаетесь.

Он резко встал, с шумом опрокинув металлический табурет.

— Ну же, мальчик, ну, — сказала я. — Поговори со мной.

— Вы не в себе. Откуда вы взяли это имя? Ах, подождите. Так звали убитую женщину, верно? Квигли? Из аптеки?

— Хороший мальчик. Пит ее сын. Он не совсем нормальный. Как и вы. Ну-ну, дальше.

Собаки понимали — что-то происходит. Бигль попробовал поднять голову и завыть, но ему не удалось ни то ни другое. Акита бросился на проволочную дверь, пытаясь подобраться ко мне. Это был огромный красивый пес, и когда-то у него был громкий красивый голос под стать его внешности.

— Клянусь, что никогда о нем не слышал, — сказал Шейн. — Это безумие. Животных я покупаю. Я имею на это право. Но не у этого парня. Я никогда о нем не слышал.