Бриль принял все очень спокойно, чуть ли не радостно: ИВЦ не разогнали, должность сохранил. Он пояснил:

– Зарубов женат на племяннице деда. Программное обеспечение САПР разрабатывает проектный институт в Ленинграде. Я узнал, что в следующем месяце по плану они должны сдать подсистему изготовления фотошаблонов плат печатного монтажа. А сдавать, тем более эксплуатировать не на чем.

– Вот подлец! Я о Зарубове. Прозевал подготовку, и нас обобрал, пользуясь родственными связями, – не удержался Давиденко. – Теперь понятно, почему он с таким интересом все выспрашивал у меня. Нужно доложить Бондаренко.

Бриль доложил. Директор добился выделения машинного времени. ИВЦ получил восемь часов ночью на бывшей своей ЭВМ ЕС-1033. Работа над новым проектом, который получил название «Ресурсный комплекс», началась. Разработчики и программисты готовили операторам задание на сборку и компиляцию программ. Утром получали распечатки на принтере для анализа. Постепенно машинное время частично сдвинули с ночи на вечер. Появились энтузиасты работы в вечерней смене с четырнадцати до двадцати двух часов. И все же темпы работ были ниже, чем планировалось.

На следующий день после визита Алешкина наступило затишье, словно перед бурей. Работа вошла в привычную колею. Никто из руководства ИВЦ не возвращался к скандальному вопросу. Давиденко ждал возвращения директора из командировки. В пятницу Бондаренко появился на работе, но прием по личному вопросу отменил.

За многие годы работы Виталий знал, что лучшее время встречи с директором утром ровно в восемь или вечером после семи, если тот не уезжал куда-либо раньше. Это время дважды в течение рабочего дня директор посвящал работе с документами. Одновременно он принимал руководителей с короткими вопросами.

Говорили, что Бондаренко сделал свою карьеру благодаря брату Герою Советского Союза, члену ЦК КПСС и знакомому с Брежневым по Крымской операции. В данном случае протекция сыграла положительную роль. Это был умный, фантастически работоспособный и трудолюбивый руководитель. Гибель всего руководства предприятия на полигоне при испытании изделия предоставила ему шанс пересесть из кресла заместителя главного инженера сразу в кресло директора завода и одновременно первого заместителя начальника предприятия.

Тогда же на должность Главного конструктора и начальника предприятия был назначен Сергеичев, бывший в то время секретарем парткома одного из московских оборонных предприятий, а до этого начальником конструкторского отдела. Женился Сергеичев поздно, но очень удачно на дочери генерального директора, известного на всю страну КБ. Партийная должность на московском ракетно-космическом заводе предполагала контакты с членами ЦК, контролирующими оборонные отрасли. Поэтому кандидатура Сергеичева, согласного переехать из Москвы в провинцию, не встретила возражений. Квартиру в Москве оставили за ним.

В понедельник утром Бондаренко как всегда появился ровно в восемь. Виталий увидел его «волгу» из окна приемной. Секретаря еще не было. Бондаренко встретил с докладом «ночной директор», ответственный дежурный предприятия. Доклад был короткий, происшествий не было. Бондаренко увидел Виталия, поздоровался и произнес:

– Твоими вопросами заниматься не буду. Иди, работай!

– У меня срочный личный вопрос.

– Запишись на личный прием.

– Уже записался!

– Тогда жди. Ты свободен!

В среду секретарь позвонила Давиденко. Он ее попросил сообщить о дате очередного приема у директора по личным вопросам. Она сообщила, что сегодня должен быть прием, но его в список не включили, так как накопилось много заявок, и директор сам выбрал тех, кого примет.

Давиденко недоумевал. Бондаренко действительно сильно занят или Бриль успел его настроить против.

Что делать, куда обратиться. Вообще говоря, подобные конфликты были в компетенции зама по кадрам Сошенко. Но Виталий потерял к Сошенко доверие окончательно. Прошлым летом случайно он узнал об одном неприглядном факте. Подруга Альбины Лара Гришкова развелась и решила уйти из проектного института, где она работала с бывшим мужем. Было это два года назад. Альбина узнала, что в отделе снабжения КБ есть вакансии, и сообщила Ларе.

Виталий выразил сомнение:

– Она еврейка по матери, только напрасно потеряет время. Я же тебе рассказывал, как хотел взять конструктора.

– У нее допуск по форме три, для отдела снабжения достаточно. И есть опыт работы по снабжению металлами, как раз то, что требуется.

Альбина оказалась права. Более того, в течение года ее дважды повысили: из старших инженеров в ведущие, а потом назначили руководителем группы. Перед каждым повышением с ней подолгу беседовал Сошенко. А в конце августа прошлого года он пригласил ее в очередной раз и заявил без предисловий:

– Знаю, вы разведены с мужем. Предлагаю вам провести сентябрь месяц в Сочи со мной. Жить будем в гостинице в соседних номерах. Все расходы за мой счет.

– Я уже была в отпуске.

– Это моя забота.

– У меня дочь

– Дочь тоже будет месяц в пансионате в Крыму.

– Она ходит в школу.

– Этот пансионат работает круглый год и имеет школу.

– Все так неожиданно.

– Подумайте, ответ мне нужен завтра. Скажете по телефону свое решение коротко: да или нет. Отказ меня сильно расстроит.

Лара, крупная красивая брюнетка, больше похожая фигурой, речью и манерами на цыганку, чем на еврейку.

Она сказала – нет. Через месяц была уволена по сокращению штатов. Ее группа была расформирована. Связи, которые она успела создать за год, помогли ей достаточно быстро найти новую работу на другом заводе.

Был еще один эпизод, связанный с Сошенко, когда Виталий еще работал в лаборатории научной организации труда и интересовался проблемами аттестации управленческого и научно-технического персонала. Из публикаций он знал, что на Западе аттестация рассматривается как важный инструмент стимулирования эффективной работы персонала и проводится регулярно каждые полгода или год. У нас же в лучшем случае один раз в пять лет и служит в основном для расправы над неугодными.

Однажды он прочитал статью, что в одном из львовских НИИ применили систему ежегодной аттестации, которую назвали «Пульсар». А главное была разработана система оценки работы персонала, которая позволяла накопить объективные данные для принятия решения аттестационной комиссией.

Давиденко съездил во Львов, побеседовал с авторами системы, работниками отдела кадров и привез методические материалы, на основе которых создал детально разработанный проект системы ежегодной аттестации для КБ и завода.

Документ был обстоятельный: на сорок страниц. Сошенко изучал его месяц, а потом вернул со словами:

– Мне это не подходит. Человек мне не нравится, а я обязан повышать его в должности или оклад, только потому что у него максимальная оценка в баллах? Эта методика лишает меня власти.

Отдать свою судьбу в руки такого человека Виталий не хотел.

Ночью со среды на четверг он почти не спал. Уснуть мешали приступы бессильной злобы. Потратить столько усилий и быть вышвырнутым с предприятия шайкой бездарностей. Нечто похожее он испытал в детстве, когда их квартиру обокрал великовозрастный соседский племянник. Когда его поймали, он успел все продать и пропить. Получил два года лагеря. Родители долго ходили в обносках.

А что если сыграть на их территории и обратиться за помощью в партком: беспартийный заместитель просит защиты от произвола партийного начальника. Он не собирается требовать крови Бриля. Нужно поехать в Москву и уладить вопрос с планом. Готов это сделать за начальника. Решение успокоило Виталия, и он заснул под утро.

До обеда он написал свое заявление на пяти рукописных страницах в двух экземплярах. Не забыл упомянуть, что обращается в партком исключительно потому, что секретарь партбюро ИВЦ Корниенко приняла сторону Бриля.