– Я тоже глубоко уважаю Георгия Анатольевича, как руководителя и человека, поэтому исходил только из желания найти правильное решение для предприятия в данной ситуации.
– Поверьте, что в данном случае вы не владеете всей информацией, иначе вы вели бы себя по-другому.
– Вполне возможно. Тем более, он мог спокойнее отнестись к нашим предложениям…
– Зная ваше упрямство, не очень ожидал раскаяния. Ваша деятельность в целом полезна для предприятия. Поэтому никаких оргвыводов пока не будет, но впредь будьте благоразумнее.
На прощание Сошенко не подал руку. Виталий не удивился, так как он знал этот прием демонстрации недовольства зама по кадрам. Сам Давиденко никогда и никому не предлагал рукопожатие первым при встрече или прощании, тем более начальнику или женщине.
В данном случае демарш Сошенко был третьим по счету. Впервые это было, когда Виталий просил перевода в отраслевой НИИ. Второй раз, когда Виталий попытался принять на работу одного парня, мать у которого была еврейкой.
В лабораторию нужно было пригласить на работу конструктора с опытом разработки оргоснастки. У Виталия было несколько идей и заявок от подразделений, в том числе от ИВЦ. Сошенко отклонил не одно предложение о переводе желающих из КБ. А тут на выставке оборудования в Доме техники Виталий встретил парня, который оказался конструктором с завода технологической оснастки, ХЗТО. Они разговорились, обсуждая достоинства и недостатки одного из экспонатов. Суждения парня были здравыми и свидетельствовали о знании эргономики и конструкторском опыте. Виталий рассказал о своих планах. Леонид Федченко, так звали парня, с готовностью предложил свои услуги. Они без проблем согласовали должность и размер оплаты, а на следующий день встретились в отделе кадров.
Сошенко был занят. Чтобы не терять время, Виталий взял у начальника отдела кадров Рыкуна бланки анкеты и заявления и усадил Леонида за стол с образцами заполнения документов. Набором итээровского состава занимался исключительно Сошенко. Он же, как правило, давал разрешение на заполнение анкеты после собеседования. Но уж подпись на заявлении для подготовки приказа о приеме на работу Сошенко не доверял никому, даже когда был в отпуске.
Виталий бегло просмотрел анкету Леонида. Отец Федченко Михаил Леонидович, старший инженер технолог ХЗТО, мать Майя Ефимовна Федченко (Файнбиш) библиотекарь. Отец украинец, мать еврейка, и Леонид указал национальность – украинец. Такова была традиция, указывать национальность по отцу. У Альбины мать украинка, а отец белорус, национальность в паспорте Альбины – белоруска. На предприятии было несколько евреев по паспорту, а потому «по чему бьют», как в анекдоте, гораздо больше.
Как оказалось, в ОТиЗ штатным расписанием КБ занималась жена Таля, тоже наполовину еврейка. При первой встрече она узнала Виталия и почему-то сильно смутилась. Вероятно, никак не ожидала встретить его здесь на «ящике».
Черноволосого и черноглазого Давиденко самого часто принимали за еврея, хотя все его предки были из запорожских казаков и всегда писались украинцами.
Одна соседка (посватана в Курске, где служил ее муж, харьковчанин) часто донимала Альбину: «Твой Виталий не пьет, не курит и все с книжками. Признайся, он еврей? Очень похож».
– Турок он! – отвечала Альбина полушутя – полусерьезно. – Предок его наверно привез турчанку из похода. Взрывается как янычар. И мать, и бабушку его в Стамбуле приняли бы за своих.
Когда Давиденко с Леонидом вошли в кабинет Сошенко, тот был удивлен, что анкета заполнена заранее.
– Попросил у Рыкуна, чтобы не терять время.
Сошенко бегло взглянул на Леонида, пригласил посетителей сесть и стал читать анкету с явным неудовольствием на лице.
– Да, нам нужен был конструктор в лабораторию организации труда, но вчера поступило указание руководства прекратить прием. Ожидается сокращение штатов. Сами понимаете сокращать вакансии лучше, чем резать по живому, – обращаясь к Леониду, добавил. – К сожалению, мы не можем вас принять сейчас. Я оставляю заявление и анкету у себя. Как только появится возможность, мы вам сообщим. Вы свободны.
Виталий тоже поднялся, намереваясь выйти с Федченко.
– Виталий Семенович, у меня есть к вам еще вопросы, – остановил его Сошенко.
Виталий кивнул на прощание Леониду и приготовился выслушать начальника, не догадываясь, зачем его задержали, хотя сам готов был попросить разъяснения по поводу закрытия вакансии конструктора в штатном расписании лаборатории.
– Кого вы мне привели?! Кто вам дал право давать анкету для заполнения без моего разрешения?! – Сошенко не скрывал своего негодования.
– Во-первых, хотел сэкономить свое время, во-вторых, я навел справки в ХЗТО через коллег. Он хороший специалист и положительно характеризуется как человек. А то, что он оказался наполовину евреем, так это стало понятно только из анкеты…
– Это и так ясно без анкеты.
– Меня тоже иногда принимают за еврея. И я не пытаюсь упражняться в физиогномике и евгенике. На предприятии много людей разных национальностей: татар, греков и тех же евреев. Насколько я понимаю, главное, чтобы не было родственников за границей. Так пусть служба режима проверяет его данные…
– Не лезьте не в свое дело. Вам я официально объявляю замечание.
– А как быть с вакансией? Нам нужен конструктор…
– Ищите на предприятии такой вариант, чтобы руководитель не возражал. Я не собираюсь решать ваши проблемы, создавая себе новые…
В тот день Сошенко на прощание не подал свою руку вторично.
Вскоре такой случай нанять конструктора представился. К Сошенко на личный прием явился конструктор с просьбой перевести из КБ на завод куда-нибудь. Его начальство не возражало. Конструктору Войтенко, долговязому и желчному холостяку, было под сорок лет. Его едкие замечания и жесткие, но меткие характеристики и прозвища по адресу начальников надоели. Начальство мстило тем, что не повышало ему должность и заработную плату. Хотя Давиденко обеспечил заметное повышение заработка, свои шуточки Гоша Войтенко не прекратил. Его звали Георгий, но он не хотел называться Жорой, как за глаза называли директора опытного завода Георгия Анатольевича Бондаренко.
– С начальством ничего не хочу иметь общего, – шутил при этом Гоша.
К колкостям Гоши Виталий относился спокойно. За обидной подчас формой скрывались справедливые и полезные суждения, поэтому вскоре они стали доверять друг другу и сотрудничать с большой пользой для всех.
Месть начальника ОТиЗ Яковенко оказалась не такой безобидной, как недовольство директора.
Под предлогом приведения структуры ОТиЗ в соответствии с требованиями министерства, он переименовал лабораторию в бюро и снизил персональную надбавку к окладу Давиденко на десять рублей. И сделано это было на следующий день после злополучного собрания ПДПС. Директор подмахнул приказ, не вдаваясь в детали, одной из которых было упомянутое снижение зарплаты Давиденко.
При ознакомлении Виталия с приказом, Яковенко не отказал себе в удовольствии позлорадствовать:
– Виталий Семенович, ты же не собираешься увольняться из-за десятки.
Давиденко промолчал. Яковенко недавно исполнилось шестьдесят три года. У него от второго брака было двое детей, которых нужно было еще поставить на ноги: школьница и студент, – он боялся, что его могут в любой момент отправить на пенсию. Начальство этот страх чувствовало и подогревало из непонятных побуждений.
Яковенко видел в Давиденко опасного конкурента, хотя Виталий неоднократно уверял, что хотел бы перейти в ИВЦ, а должность начальника ОТиЗ его совершенно не прельщает: скучная и скандальная рутина, как и все что связано со штатным расписанием и деньгами: тарифами, окладами и премиями. Виталий вполне осознавал, что в его случае подтверждается «Принцип Питера» – он демонстрирует «сверхкомпетентность»: свою эрудицию и работоспособность. Учит начальников, как нужно работать. Большинство руководителей склонны прощать ограниченную компетентность подчиненных, которая им мало чем угрожает, особенно в условиях, когда критерии эффективной работы размыты, а просчеты: свои и подчиненных можно компенсировать, если умеешь вышибать и припрятывать ресурсы.
