Вот вечер завтрашнего дня Дмитрий действительно провел в «избранном кружке». Не среди избранных могущественных бояр Алексея Михайловича, хотя и здесь столько было власти, что от нее, как от электричества, аж волосы трещали.

Царь, самолично налив водки в серебряные чарки — стаканчики из хрустального графина, объявил о важном сборе. Странный был этот XVIII век, — толи насмешливо-удивленно, толи пораженно подумал Дмитрий, — государственные важные дела решали за застольем с водкой. И главное ведь правильно решали, тогда как эти же дела с этой же водкой в ХХ веке приводили лишь к пьянке и разврату. Водка стала хуже или людишки измельчали.

И потому в отечественной истории тот же кровавый царь и, что уж греха таить, тиран и сумасброд, нарешал настолько, что его до сих пор называют Великим. А вот «демократ» и «гуманист» Ельцин в памяти народа больше чем «Борька-пьяница» призвания не получил. Как оно, а?

Бомбардир Петр Михайлов, как себя называл царь, чинами был невелик, чтобы вылазить вперед. Первым заговорил знатнейший и чином главнейшийкнязь-кесарь Федор Юрьевич Ромодановский, фактически второй среди придворных Петра и реальный правитель в его отсутствие.

Кивком поблагодарив царя, иначе тот и не разрешал, князь-кесарь залпом выпил, сделал бутерброд из ломтика хлеба и копченого мяса, съел его и потом сдержанно сказал: «Виват».

Вообще-то, «Виват» надо было крикнуть, так сказать докричав выпитую водку, но Федору Юрьевичу по мелочам разрешали многое. Все-таки старший родственник царя, правда, не прямой, и один из немногих знатных бояр, которые искренне перешли на сторону молодого царя.

Пройдя весь этот обряд «Хвала Бахусу», относительно уже старый уже, аж с XVII еще века, Ромодановский перешел к нужному делу. А вот здесь было тяжелей, ибо расходов и так было много, а денег, как всегда мало.

Нет, пустословием Федор Юрьевич не славился, царь по такому поводу был излишне строг — каждое лишнее слово наказывалось стаканчиком водки. Вот так иной раз загрузишься десятком таких стаканчиков с веселым напитком, так уж лучше молчать, а когда говорить, то всегда скупо и по делу. Нечего государя гневить да беса веселить.

Смысл князя-кесаря былследующим — во-первых, надо беречься в тратах, государство одно, а людишек много, как-никак справятся, и, во-вторых, увеличить доходы. Например, взять в казну наиболее прибыльные товары с заграницей — не только пушнину и дерево, но и рыбий клей, железо, льняное полотно и так далее. Чтобы не только купчины без пользы богатели, но и государство должно иметь от этого деньги.

Дмитрий смекнул — Ромодановский говорил вообще, как крупный государственный деятель, хотя его задумки по товарам Петр возьмет на дело и в первые годы они принесут немалые доходы. Но все-таки эта статья государственного бюджета не очень перспективная, потенциал ее быстро иссякнет.

А ведь Россия (до этого Русь) издавна разработала лишь иноземное серебро. Хотя уже с середины XVIII века она будет разрабатывать свои серебряные рудники, а с XIX века выйдет с серебром и, особенно, золотом, на мировой рынок. Так почему бы и не раньше? Он же не будет подгонять историю, он всего лишь покажет верный путь немного раньше.

Дмитрий, буквально красуясь, выпил стаканчик водки. Ведь, ей богу, мягкая, относительно некрепкая, можно сказать вкусная водка! Грех не согрешить.

Царь его тщеславие заметил.

— Ну-ка, Кистенев пока, скажи свое слово, раз уж вылез. Да смотри у меня, если будешь болтать зазр, пивную кружку велю принести и сам налью, что б вечер додремывал под столом!

Петр говорил строго, но доброжелательно, явно не ждал, что скажет какую-то гадость или попробует наговорить пустые слова.

Пользуясь этим, Дмитрий, хотя и немного, но начал в истории.

— Государь, страна наша исстари была богата и изобильна. Вначале была пушнина и пшеница, стало надо, начали плавать железо, а потом медь. Я помню ведь, всюду говорили, что нет в России руды. А все-таки нашли!

Теперь серебро. Надо? Надо! Преобразования твои, государь Петр Алексеевич, велики и нужны, но им надобно денежная база. Пора найти серебряные рудники!

— Хо! — удивился Петр такой речи, выпил стаканчик эликсира, крякнул от наслаждения, вкусил кусочек копченого мяса, посторожил уже серьезно: — ты, сын боярский, хвались да не расхваливайся, серебро он вдруг найдет…

Царь, дойдя до этих слов, остановился, задумался.

— Может, ведь найдешь, сукин сын, — вдруг переменил он ход своих мыслей, — медь ведь вот так искали. В Боярской думе бояре всю пыль бородами вымели, наотрез отказываясь верить, что у нас есть такой металл. А простой крестьянский мужик Афанасий Демидов взял и нашел. А? Так что и ты вполне ведь найдешь, Кистенев. Найдешь ведь, сын боярский, не зря здесь изгаляешься?

— И-их! — на публику сорвал головной убор с головы Дмитрий, — а и найду! Только мне бы немного помочь, государь⁈

— Ха-ха! — весело рассмеялся Петр, — да уж одного не отправлю, что ты там найдешь в одиночку. Говори, давай, куда пойдешь, с кем пойдешь, на какое время.

— Хм, как такой вариант, государь, — на Алтай! — предложил Дмитрий.

— Нет, — резко отказал Петр, — Афанасий там с большими трудностями сумел наладить выплавку меди, а ты все порушишь. К черту!

— Нет, я только как предложение, — принялся уговаривать царя Дмитрий, — я ведь так сужу — если нашли медь, то и серебро найдут рядышком. Опять же заводы уже есть, также как и мастеровые. Главное найти, а там уже легко можно будет провести плавки. А ведь серебро будет всяко выгоднее меди. Тем более, два — три завода в производстве меди погоды не сделают, а, государь?

— Вот шельма! — хлопнул рукою Петр, но не кулаком, а ладонью, что означало, сердит, но доволен, — тебя хоть в главы приказа ставь, не сын боярский, а соловей из бюрократов.

— Да, государь, а пути уже ладные, хоть и трудные, а есть. Мужики руду выкопают, мастеровые выплавку сделают, плотогоны пригонят. И все, трудностей никаких, то есть трудности обычные. А серебро будет!

— Ну и во сколько это мне будет? — улыбнулся Петр. Сидящие у стола с облегчением вздохнули. Какая-никакая, но гроза прошла. А то ведь всяко бывает, сидели вроде бы легко и свободно, а потом, на те вот, гнев царский!

Дмитрий почесался:

— Дык, государь, надо бы войск немного, типа конного шквадрона, опять же учеников земельного дела, а то я никак в породе не смыслю. Лошадей да телег, туда что б продовольствие вести да всякую всячину, обратно — слитки серебра.

— Считай, что все это у тебя есть, — оборвал Дмитрия царь, — когда поедешь?

— На этот вопрос попаданец приготовил ответ одним из первых:

— Мин херц, с началом летней жары, когда пути просохнут!

Царя, однако, обмануть было трудно.

— Не ври, — приказал он, — свадьбы ждешь?

— Жду, государь, — повинился Дмитрий, хотя собой вины за собой не видел. Весенняя грязь на улице, на танках бы не проехал, если бы они были!

Как не сердился на Дмитрия государь Петр Алексеевич, как не ворчал, а предоставить ему претензию он никак не мог. Грязь огромная и страшная, дороги пролегли, как трясины, кони вязнут, не идут. Куда уж тут гнаться на Алтай, на соседнюю бы улицу пройди!

Впрочем, для своих молодоженов все было прилично и празднично. Князь Александр Никитич свысока повелел своим людям немедля сделать новую деревянную мостовую около дома и на пол-улицы — до близлежащего собора.

Кстати, об этом и шел большой яростный спор между родственниками — венчаться в соборе или обойтись придворной церковью? С точки зрения попаданца вроде бы все одинаково — там и сям здание ритуального обслуживания, богослужения то есть для непонятливых, попы (священники), приветливая праздничная обстановка.

Но аборигены так не считали. При этом, стороны вставали почему-то на обратную позицию, как бы считал Дмитрий. Тесть Александр Никитич стоял за… домашнюю церковь, хотя попаданец думал, что с его-то спесью он обязательно будет за собор. Но за него оказалась Даша и как раз с точки зрения своего отца. Дескать, не вместно ей, княжне Хилковой, тайно венчаться в скромной церкви дома. Один раз венчаешься, надо быть в соборе!