К царю Петру или еще мин херцу, как он еще предлагал называть себя своим избранным (очень не многим среди поданных и чужеземцев), Дмитрий приехал совершенно неожиданно даже для себя любезного.

После скорого отступления, почти еще панического бегства, хотя для многих уже практически было таковым, так что почти вся артиллерия и часть обоза были брошены в руки шведов, а сам Дмитрий оказался при войске в конечном итоге только благодаря Бурке — жеребец стоически вез своего раненного хозяина при обозе гвардейского полка, с разрешения нового начальства преображенцев.

А потом сын боярский наивно решил, что при остановке полуразгромленного войска он может отдохнуть и восстановится. Ведь гвардию опасались тронуть даже шведы, а тем более свои же мародеры. Можно спокойно прилечь у костра, не боясь, что тебя могут запросто ограбить и прирезать как бы между прочим. И так тоже бывало и не только среди русских.

Ха, простодушный попаданец! Как говорится, если хочешь насмешить бога, расскажи ему о своих планах громадье. Ну, или просто покажи своим поведением богопомазанному избранному монарху, что ты можешь больше, чем делаешь. Они (российские цари или, позднее, императоры) это очень не любят и без промедления звезданут по башке и покажут, где быть и чем трудится.

А ведь он сам, дурачок, пушил павлиний хвост перед светлейшим царем. Пьяный, правда, был, но ведь кого это остановит? Вот и камрада Питера, ха-ха, совсем не тормознуло. Ранен, но ведь жив, пусть едет, шельма, расскажет, как видит от солдатских низов проигранное сражение!

И что местные командиры? Конечно же, сподобились, пинками стимулировали, мол, царь ждет, мигом лети на своем жеребце. Ранен? Так мы постараемся, гвардейские солдаты себя посадят в седло твоего коня и спроводят до его монаршего величества. А дальше ты уж, милый, сам. И что б излишне не врать и командиров своих не чернить, а то потом ведь все равно придется обратно к преображенцам ехать!

Вот ведь, какие смешные, не врать, но не чернить. Пусть, конечно, гвардия была хороша, но ведь сражение-то проиграли русские, а не шведы! И командир у преображенцев дался. А все времена главными виновниками у монархов были именно гонцы, как будто они были и полководцы и первые трусы.

С такими опасениями он и приехал в царскую ставку, что в Великом Новгороде. К счастью для него, царь почти все знал о несчастном для русского войска под Нарвой (сбродом оно как-то даже не называлось). И Петр действительно хотел правдивую картину без прикрас и вранья. Дмитрия он помнил, по пьяному делу, конечно, но все-таки, как человека смелого и правдивого. А то ведь по тем временам по харизме царя и слабости водки русские подданные и после несколько стаканов водки не решались рубить правду-матку.

По приезде в ставку его сразу повели к монарху. Тот работал в небольшой горнице, очень был занят, и поэтому очень не любил, когда его в чем-то придерживали. Робость и отчаяние после первых сообщений о поражении уже прошли. Царь был активен, оптимистичен и дерзко смотрел в будущее.

— Хороший ты парень, боярский сын Дмитрий, не только голова на плечах есть, но и труса не празднуешь. Камрады мои из Преображенского полка хорошо о тебе отзываются — и в штыковой не сробел, заколол здоровенного пикинера, и стреляешь замечательно, — доброжелательно сказал монарх. Самолично набулькал ему в оловянный стаканчик гданьской водки — его любимого напитка, велел: — пей и рассказывай, почему проиграли меньшей армии.

Что же, коль царь велит. Я перед деканом в XXI веке не дрожал, что же перед стародавним монархом, который в реальности давно уже умер, побоюсь?

Смело, если не сказать дерзко и нагло посмотрел на царя:

— Твое здоровье, государь, что б еще много жил и всех врагов России побеждал!

И опрокинул стакан с горькой водкой в рот, как со сладкой водой.

Петр аж громко засмеялся:

— Ну ты крепкую водку пьешь, как вино бургундское, что производят чужеземной Франции. Как так можешь?

— Али я не русский, государь? — смело возразил попаданец Саша. Добавил про себя, попил бы технический спирт, мягкую бы хлебную водку еще так употреблял. А вслух добавил: — кислятину свою французы пусть сами пьют, нам от морозов и водки хватит!

— Ха-ха! — засмеялся царь, — ну ты сказанул! На вот закуси, да уже поговорим посерьезнее о днях вчерашних, но обязательно с прицелом на будущее.

Что же и это мы могем, ну, или можем. Царь ведь редко благоволит только за пьянство, хотя и такие были, в особенности, по молодости. Но и это Саше не надо. Хватит уже, насмотрел в XXI веке, как нормальные мужики умирали от пьянство. Впрочем, если уж пить, то, что б бутылки дрожали.

Он как бы не видел разнообразные закуски на столе, занюхал рукавом, крякнул:

— Эх, хороша чертовка! Спрашивай, государь, я во всем внимании!

Петр в раздумье, как бы у себя, спросил:

— Скажи-ка мне ты, простой сын боярский, как снизу смотрится, от чего наша армия проиграла?

Хм, спросить профессионального историка об истории, это все равно, что козла пустить в огород, хе-хе! Но сначала надо спросить на всякий случай, а то мало ли чего:

— Всю правду расскажу, государь, ей-ей, а только вот ты озлобишься?

Сказал как бы понарошку, но Петр вдруг по-серьезному задумался. Сказал звучно и прямо:

— Сабли у меня здесь нет, ножичком не убью, а если кулаком двину, то ту не обижайся, считай, наше монаршее благоволение получил!

М-м, вот это благоволение получил⁈ А деньгами нельзя, хоть серебряными чешуйками, хоть новоделами рублями? Хотя ладно уж…

— Государь, если мы будем говорить о поражении под Нарвой, то можно выделить два уровня: первый — предательство командиров — иноземцев.

— Сволочи! — монарший кулак тяжеловесно ударил об стол, да так, что все содержимое рухнуло на деревянный пол. Дмитрий лишь, показав хорошую эквилибристику, успел переросток бутылку с половинным содержимым.

Царь бешено взглянул на попаданца, да так, что тому захотелось перекреститься на иконы, и кинутся под их защиту. А то ведь на самом деле, полезет в драку, а и я не младенец…

Но монарх с видимом усилием удержался, отобрал у Дмитрия бутылку — бутыль. Налил себе стаканчик, подумал, налил второй — Дмитрию, строго велел, по сути, приказал:

— Пей и дальше говори, сын боярский!

Ну и дальше… Смирено продолжил, может, не побьет:

— И дальше тоже по командованию. Войско-то одно стояло, без командиров. Сколько могло, терпело, а потом все же побежало. Лишь гвардия стойко медленно отходила.

А отсюда другой уровень проблем. Вот ты, государь, когда сказал армия, откровенно соврал. Не армия еще у нас, а настоящая орда!

Спьяну, видимо, попаданец сказал слишком уж открыто и для монарха откровенно нехорошо. Петр потемнел лицом и попытался ударить в него. Но какой там! Профессиональная ловкость воина — дворянина и пусть теоретическая ловкость гимнаста попаданца Саши позволила без труда увернуться.

Петр снова выругался уже злобно. Взгляд его как бы искал, куда бы и как бы посильнее ударить, чтобы на пол. А потом ногами, ногами!

Дмитрий от такой картины похолодел и напомнил, что тот здесь царь, а он лишь мелкий сынбоярский, то есть уровень его несоизмеримый. Русскому ведь царю эпохи средневековья все равно, что сын боярский, что холоп, все одно. И куда он потом?

Пришлось прекратить ссору. Нечего тут выкорезживаться.

— Подожди, государь, я с пьяну сказал нехорошо для тебя, — сказал он искренне, — можешь бить, не буду брыкаться!

Дмитрий на самом деле уже не собирался уходить от удара. Пускай навешает синяк или кровоподтек, но не убьет ведь. Зато от нервотрепки он даже немного протрезвел.

Однако и царь внезапно успокоился.

— Дальше давай, — велел он, — морду тебе я и потом могу набить.

Дмитрий, конечно, продолжил. Будто него были другие варианты? Единственно, что попаданца умиротворяло, что он собирается критиковать настоящее и предлагать будущее исключительно по пути самого же Петра Великого. Не будет же он критиковать свои же реформы? Ведь уже в этой современности начинались эти же преобразования. Да и поражение под Нарвой начинало победоносную Северную войну!