Более пяти тысяч спешившихся или безлошадных шляхтичей устремились в атаку. Польское командование посчитало, что следует наносить удар туда, где уже была пролита польская кровь, где число защитников прорежена. А это левый русский фланг.

Московиты не успели полностью восстановить обороноспособность первой линии. Тем более, что польская атака была не только левого фланга русских, но и затрагивала центр. Русские пушки стреляли, потом стреляли стрельцы, но цвет польской нации, шляхта, здесь и сейчас проявлял лучшие свои качества. Первая линия обороны русских была взята, более зарядов не было. Однако, дальше наступать ополчение не стало. Началась жестокая рубка в центре русских позиций.

— Вперед, за мной! — кричал Заславский, старающийся собрать часть воинов в кулак, чтобы продолжить наступление на левом фланге русской обороны, пока войска московитов в центре сдерживаются боем.

* * *

Воевода Болотников выжидал. Удар почти восьми тысяч конницы должен был быть сокрушительным для врага. Если позволить себе ввязаться в долгую сечу, то все преимущество конного напора будет нивелировано. Поэтому, когда раздались пушечные выстрелы, Иван Исаевич преспокойно жевал мясо и запивал его ключевой водой. Вид у Болотникова был безмятежный, как будто в четырех верстах от места его завтрака не льется бурными ручьями людская кровь.

— Атаман-воевода, до тебя вестовой прибыл! — прокричал один из личных охранников Болотникова.

— Ну давай его сюды! — с некоторым безразличием сказал воевода.

Через минуту Болотников с интересом смотрел на запыхавшегося вестового и на тех уставших двух коней, с помощью которых молодой парень всего за тридцать минут, да еще в условиях редколесья, доскакал до засады русской конницы.

— Князь Пожарский приказывает тебе ударить по польскому обозу, — немного отдышавшись, громко и четко сказал вестовой.

— А ты скажи мне, где обоз! Я отсылал разъезды, обоза не видел, — с усмешкой сказал Болотников, который посчитал, что Пожарский отдает нелепые приказы.

На самом деле Пожарский смог рассмотреть, пусть и на пределе возможностей зрительной трубы, где именно поляки расположили свои обозы. Это было в лесу, всего в трех верстах от места, где располагалась в засаде русская конница. Болотников сильно удивился и выразил сомнения в том, что Пожарский получил сведения, которые недоступны Болотникову.

Польское командование, действительно, стремилось не столько защитить свои обозы, сколько их спрятать, рассчитывая в бою на максимальное количество воинов. И такую добычу Болотников не мог упустить.

Это было избиение. Может еще более жестокое, чем даже сама эпоха. У поляков было много раненых, которых успели свезти в обоз и которым там давали малые, но шансы выжить. Чаще всего даже простое ранение приводит к смерти, но если перебинтовать до того прижечь рану, появляется шанс жить. И вот этих раненых, как и малоприспособленных к бою обозников, хладнокровно вырезали.

Подобное не прошло мимо польского командования и Янош Острожский был вынужден прислать две тысячи конных, в основном казаков, чтобы те прогнали московитов. Неправильная оценка численности русских, напавших на обоз, привела к жестокому бою, но без шансов для казаков польско-литовского войска.

Болотников рубился в первых рядах. Он, в окружении опытнейших русских воинов, как и десятка своих товарищей, с которыми Иван Исаевич бежал из Венеции в Россию, словно ледокол прорезал себе путь в самой гуще польских воинов. Так продолжалось двадцать минут, когда казаки стали отступать, а Болотников запретил преследовать.

Скоро оставшиеся в живых русские конники устремились прочь от польского обоза. Дело в том, что поляки выслали шесть тысяч воинов, чтобы разбить тех русских, что не только разгромили обоз, но и создали угрозу удара с тыла. Пусть русских в коннице Болотникова было меньше половины, но все они жесткими, жестокими, методами добились ослабления польского натиска на русские оборонительные сооружения. И не важно кто ты. В России? Значит русский кассимовец, калмык, башкир, но русский.

*………….*……………*

Князь Пожарский видел дымы в месте, где у поляков был обоз. Был, потому как даже без усиленного зрительной трубой зрения, становилось понятным — обоз разгромлен.

Поляки уже взбирались на вторую линию русской обороны, смогли захватить четырнадцать пушек они сражались ожесточенно и отчаянно. И пусть критической ситуации не было, такие сценария так же прорабатывались, однако зачатки паники то и дело стали стучаться в голову и сердце русского военачальника.

И тут напор чуть ослаб. Вернее, случилось то, что польское командование не стало поддерживать подкреплением явный успех на левом русском фланге. А дело было в том, что Яношу Острожскому пришлось отправить большое количество войск к обозам, чтобы не допустить удара в спину.

Пожарский знал, был уверен, что Болотников, несмотря на всю свою лихость, не станет вступать в затяжной бой среди достаточно густой растительности. Тут конница становится бессильной, а кассимовские татары — отличные воины, но только в своей массе. Были среди них и отличные индивидуальные бойцы, но не так, чтобы большинство.

— Выслать подмогу по левую руку! — решился Пожарский и направил резервы на левый фланг.

Не так много было резерва, но он был. И это отличные бойцы, не такие, как сторожевые, но уже обученные новому строю.

Польское ополчение, вопреки всему, показывало чудеса мужества и напора. Они смогли прорвать вторую линию обороны на левом фланге, когда личные войска Острожских и Вишневецких связывали боем другие русские силы. Опора шляхетской демократии, потомки древних сармат, как они себя считали, устремились вперед, рассчитывая сокрушить и третью русскую оборону, взойти, наконец, на гребень вала одной из крепостей-звезд.

Вырвавшись на простор, который был между второй линией обороны и крепостицами, шляхтичи увидели уже изготовившихся к стрельбе то ли мушкетеров, то ли еще кого, но это были не стрельцы. Кафтаны укорочены, пусть все еще красные, ружья облегченные, хотя далеко не у всех, чаще тяжелые фитильные пищали. Одна линия московитов сидела, изготовившись стрелять, вторая стояла и направляла ружья в сторону прорвавшихся польских воинов.

— Товсь! — скомандовали командиры. — Пали!

Мощный залп смел первые ряды, устремившихся в атаку, шляхтичей, но это не остановило, уже обезумевших в своем желании убивать врагов, мужчин. Кто-то бежал, не замечая ничего вокруг, сконцентрировавшись на одной точке и отрицая иные мысли, кроме как «добежать, чего бы не стоило, добежать». Кого-то такая концентрация губила, когда воин спотыкался о тело своего товарища и падал. Упасть в такой атаке — это почти что смерть.

— Тыщ-ты-дыщ! — раздался новый залп третьей линии, сразу же последовал четвертый залп.

На помощь умирающим шляхтичам устремились гусары Острожских. Эта атака могла бы вновь переменить военную удачу и склонить Фортуну в сторону поляков и литвинов. Но проблема для гусар заключалась в том, чтобы успеть крылатым воинам вступить в битву на левом фланге до полного уничтожения ополчения и иметь возможность набрать скорость. Им необходимо разгоняться и сделать это можно было только вдоль центральной крепостицы, иные места изрыты укреплениями.

Пушкари отработали. Пожарскому уже не нужно было использовать зрительную трубу, чтобы видеть работу пушкарей крепостицы, в которой он сам находился и вдоль которой шли польские гусары. Дробь ударила в бок гусарской хоругви мощно, выкашивая сразу десятки воинов и еще больше коней. Гусары Острожского растерялись. Это не были те гусары, которые служили в коронном войске. Не так давно пришлось сделать новый набор в резко поредевшую хоругвь. А теперь они сразу лишились почти половины воинов.

— Рейтары! — прокричал Пожарский, уже не ожидая, пока горластый Фролка продублирует приказ.

Единственный полк рейтар был последним резервом Пожарского, и использовать его он вообще не хотел. Слишком дорогостоящие воины томились от безделья в крепости.