Янош так же не был молодым, он считался чуть мене опытным воином, но определенным знатоком южного направления политики Речи Посполитой. Главное же качество пятидесяти пяти летнего мужчины заключалось в том, что он предал веру православную и был ярым католиком, как и множество тех, кто стремился доказать истинность выбора веры. Громче иных Янош клял православие и всячески привечал католицизм.
А войско собралось немалое. Острожские, Вишневецкие, Любомирские, состоящие в родстве с Острожскими, выложили много средств. Сейм так же подписывал любые требования короля Сигизмунда на временное увеличение коронного войска, при этом скупясь на деньги, ибо свободного серебра было крайне мало. Так что собралось более тридцати тысяч воинов. Учитывая, что собиралось второе войско на северо-востоке Речи Посполитой, польско-литовское государство, наконец, встрепенулось и шляхта решила поддержать внешнюю политику, а, в частности, вопрос о великодержавности и претензий на империю.
Проблем было много, очень много. Шляхтичи, казалось, больше озаботились тем, чтобы привезти целые телеги меда, пива и вина, чем собственным вооружением. В лагере рушения веселье не заканчивалось. Шляхта кричала, как она будет танцевать на костях ненавистных московитов и мочиться на мертвые тела врагов. Слов было много, очень много. И чем больше звучали эти слова, тем больше в них верили. И уже никто и не рассматривал варианта, что война может быть кровопролитной или же затяжной.
Громкие слова о скорой победе изрядно сдабривались сведениями о противостоящей русской группировки сил.
Возглавлял русское войско Дмитрий Михайлович Пожарский. Русский царь все-таки прислал его, несмотря на то, что ранее не желал участия князя, считая, что в Москве для стольного воеводы и так дел хватает. Но, тут встал вопрос местничества. Назначать Болотникова нельзя, как, впрочем не стоило это делать и с Прокопием Ляпуновым. Шеин в Смоленске, у Телятевского, как и у других, хватает собственных задач, не менее важных.
Так что руководство русскими войсками выглядело так: наказной воевода и командующий — князь Пожарский, вторым воеводой стал Прокопий Петрович Ляпунов, третьим воеводой царь назначил Лазаря Щуку, ну а отдельным корпусом конницы из казаков и кассимовцев, командовал Иван Исаевич Болотников с заместителем в лице атамана Корелы.
Разведка польско-литовского войска знала всех русских командиров, исключение составлял только Лазарь Щука. У Яноша Острожского было недоумение, почему всего лишь, как год ставшего дворянином, Щуку допускают до командования. Но гетман посчитал, что у московитов большие проблемы с командирами.
Никто еще не знал, что пал Динабург, знали только, что второе русское войско выдвинулось из мест базирования. Но это головная боль Жолкевского, Рожинского и Яна Сапеги, которые командуют вторым войском Речи Посполитой, направленного в сторону Смоленска.
Отличительной чертой командования Яноша были постоянные совещания и Советы. На самом деле, за всеми этими говорильнями, недавно назначенный гетманом Янош Острожский скрывал собственную нерешительность. Воспитанный иезуитами, гетман занимался больше просвещением, строил костёлы, был шефом двух иезуитских коллегиумов. Безусловно, в ходе обучения, как и в течении жизни, Янош учился военному делу, принимал участие в войнах, даже в Ливонской повоевал, писал отчеты и трактаты по войне с крымцами. Но командовать большим и разношёрстным войском? Лишь страх урона чести не позволяет Яношу отдать все командование своему заместителю Константину Вишневецкому.
— Ясновельможное панство! — гетман обратился на очередном Военном Совете к присутствующим офицерам. — Мы столкнулись с проблемой, решить которую сложно, но необходимо. В войске черная оспа.
Началось шевеление и перешептывание. Оспа пугала, эта болезнь часто приходит именно с юга, от османов или крымцев и лекарств никаких от нее нет.
— Что паны заволновались! — встрял Вишневецкий, из-за чего был одарен злым взглядом от Острожского. — Половина всех воинов переболели ранее. А лекари говорят, что два раза человек оспой не болеет. Не каждый и заразится, а кто и заболеет, так более половины выживает. Если мы еще устроим карантинные меры на неделю-две, то и вовсе от оспы умрет не более людей, чем от болезней живота и травм.
Острожский начал тяжело дышать. Он уже был готов сорваться и поставить на место выскочку Вишневецкого, который сейчас сказал почти слово в слово, что собирался поведать и сам Янош. Но было и то, в чем Константин Вишневецкий ошибся — нет недели или двух.
Приходили сведения, что сечевые казаки волнуются. Часть запорожцев, которая была лояльна короне уже несет службу в украиных городах Речи Посполитой, а более тысячи казаков присутствуют и в войсках. И чаще всего, это казаки зажиточные, или даже шляхта, вышедшая из казаков. А вот основная масса казачества, лишенная реестра, как и четырнадцать лет назад, готова бунтовать. Тогда Северин Наливайко поднял казаков и за меньшее, а тут еще и московиты суетиться у днепровских порогах начали, да смущать казацкие бунтарские умы.
Так что времени нет, нужны быстрые победы и выход на русские украины, причем как можно быстрее, не взирая ни на что.
— Нет у нас недель, шановное панство. Или нужно напомнить про сечевых готовых к бунту? Если не напомним казакам, кто хозяин в доме, получим супротив себя еще тридцать тысяч сабель, — на последних словах Острожский припечатал кулаком о дубовый стол.
— Гетман, как можно идти в бой, если рядом оспинный? — спросил Янош Заславский, волынский воевода. — А что до казаков? Так гонял я их при Наливайко, нынче так же гонять буду. Усмирим!
Слова Заславского не были приняты, как бравада, он доказал на деле, что является достойным воином. Скорее, это его можно было назначать гетманом, но герой не слишком богат и не мог внести такой вклад в войну, как это сделали Острожские. Янош Яношевич Заславский бился и с турками, и с казаками, и с крымцами. Не один десяток схваток провел славный воин, так что имел право говорить и быть услышанным.
— А я поддержу идею гетмана, — вступился за своего зятя Яноша Острожского каштелян войницкий Себастьян Любомирский. — Степнякам, что привели московиты нынче на юге, будет сложно пройти крепости, тем более усиленные дополнительными полками. Но скоро и эти дикие кочевники могут подойти сюда. Коли не наступать, то мы дождемся позора осады Збаража и Острога и не сможем наступать, а только обороняться. Против татарвы, да со всем московитским войском, выставить нам нечего. От гусар татары сбегут, но пятигорцев, чтобы за ними гоняться, мало, да и казаков считай у нас не много. Они перекроют все дороги и разграбят земли, опустошая их, может и до Львова.
Любомирский умолчал о том, что шляхетские отряды могли бы противостоять русским степнякам. Не очень хорошего мнения был каштелян относительно боеспособности рушения. Нет, каждый шляхтич — боец, но организованности в них никакой.
Вечером во всех местах расположения польско-литовского войска начались карантинные меры, сильно затруднившие выход к Киеву. Более двух тысяч воинов успели заболеть оспой, что сильно подкосило обороноспособность, но не критично, чтобы вовсе отказаться от планов.
А еще через два дня воинство выдвинулось, при этом отслеживали вероятных больных и только за легкое недомогание могли оставить в иной деревне до момента выздоровления. Этим Острожский, сам того не осознавая, очищал польско-литовское воинство от трусов. Были реальные больные, причем и оспой, но нередко воины симулировали и оставались на постоях в деревнях.
Яков Корастылев, по прозвищу Зверь, был уверен, что его диверсия вовсе остановит польско-литовское воинство, и сильно разочаровался, когда враг все-таки выдвинулся в поход.
*……………*……………*
Лазарь Щука прибыл в Киев еще по осени и уже тогда принялся выстраивать оборону. Причем, встречать вражину предполагалось на западном берегу Днепра. Так распорядился Болотников, бывший ранее наказным воеводой в Киеве. Не хотел Иван Исаевич Болотников подвергать город опасности, а желал сразиться с ляхами так, чтобы и бежать от супостата было некуда, если только в реку.
