Кесем знала, как добиться состояния у своего господина, при котором он не способен на сильную эмоцию. Вот только такое продолжаться долго не могло, скоро нужно вновь перейти к активному проявлению любви, после чего султан на пару дней охладеет к плотским утехам. Так что нужно выжать из ситуации по максимуму.

— Нового хана Тохтамыша нужно менять, господин! — сказала женщина, разворачивая Ахмеда на спину и начиная целовать его в шею.

— Ты о Селямете? Он и его свита обходятся мне не дешево, но я уже объявил о том, что не признаю Тохтамыша ханом, — с придыханием, наслаждаясь ласками Кесем, говорил султан.

Селямет, дядя непризнанного крымского хана Тохтамыша, договорился с Кесем, или, скорее, она с ним. Это благодаря наложнице дядя того, кто по наследственному праву и должен оставаться ханом, был вопреки всему провозглашен султаном правителем Крымского ханства. Но Селямету от Ахмеда нужно не только это, не простое признание, а войска, финансовая и более деятельная политическая поддержка.

— Ты окажешь ему помощь? Янычар направить, или прекратить торговлю с Крымом. Все равно рабы в последние годы мало поступают на рабские рынки, — ворковала Кесем, заменяя поцелуи работой своих нежных, но все более шаловливых ручек.

— Ух… — наслаждался султан. — Помогу…

— Мой господин. Появляется еще один игрок. Московия заявляет о себе. Если они начнут торговать с персами, то усилятся твои враги. Пошли Селямета с войском в Крым. Много воинов не надо, в ханстве немало тех, кто примет нового правителя, тем более, лояльного тебе, — Кесем принялась целовать своего господина, медленно, одаривая нежными поцелуями, спускаясь к животу правителя османов.

— С московитами нужно сперва поговорить. Я бы и с Тохтамышем поговорил… а-а… — Кесем не давала договорить своему господину, прикасаясь к самым интимным местам Османской империи.

*………….*…………*

Москва

16 августа 1608 года

Сегодня у меня день сложный, полон встреч, которые, вероятно, будут не простыми. Наверное, все-таки одна из запланированных аудиенций наиболее сложная. Уже давно прибыло польское посольство. Я-то думал, что для того, чтобы наконец сообщить о ратификации так называемого Смоленского договора, но нет, меня решили продавливать. Ничего, силенок не хватит, но я-то знаю, как проходили консультации польского посла Яна Сапеги с Главой Приказа Иностранных Дел Семеном Васильевичем Головиным. Я первоначально поставил задачу перед своим боярином, чтобы он как можно больше измотал польское посольство. Вот, и изматывали друг друга Сапега и Головин. Ян оказался также не лыком шит, и стержень в своем характере имел.

Ну, а мне останется, после всех разговоров, либо указать на дверь Яну Сапеге, либо все-таки дать указания для составления мирного договора. Хотя договор уже давно составлен. Ну как иметь дело с таким соседом? Договорились с Сигизмундом, я уже повелел вводить наши войска в Киев и Велиж, оставить Могилев. А тут Сейм и говорильня. Шведы подгадили, прекратив активные действия, того и гляди на переговоры пойдут.

И я даже сложно спал, в преддверии переговоров. Но с самого утра прибыл Гермоген. У меня с ним складываются сложные отношения. Еще не было ни одного вопроса, чтобы патриарх засучив рукава побежал исполнять, до того не поспорив со мной. Но, что не отнять у Гермогена, так то, что он никогда не сидит без дела, и, если мы о чем-то договорились, то я могу забыть о деле и оставаться уверенным, что будут приложены всевозможные усилия для решения проблемы.

— Владыка, что ж тебе не спится? С первым петухом уже у моих покоев. Государь я, али как? Поспать могу? — говорил я и непроизвольно зевал.

— Сам говорил же ж, государь, что работать нужно, а сон — сие зря потраченное время, — произнес Гермоген и покосился на диван в моем кабинете.

— Да, но солнце даже не взошло. Садись, владыка, в ногах правды нет! — сказал я, будучи осведомленным, что у патриарха подагра и периодически побаливают ноги.

Говорили ему лекари, кабы в мясоеды не сильно налегал на мясо, особенно переперченное. Но, куда ж там, его ж молитва лечит. Ну а попить мочегонного, тем более на основе травки… нет, молитва и все тут. Ну да леший с ним.

— В ночи прибыл ко мне человек, которого по уговору с тобой я посылал к Александрийскому и Иерусалимскому патриархам. Как же мне спать-то лечь, коли новости такие, — глаза Гермогена сверкнули неподдельной радостью, даже счастьем.

И наступила тишина. Вот любит он все-таки на пустом месте создавать сложности в разговоре. Нет бы все рассказать сразу без этих театральных пауз. Как будто мстит мне постоянно.

— Не томи, владыка! — чуть ли не взмолился я.

Думал на пробежку выйти, да к детям сходить, зарядиться положительными эмоциями перед сложным днем. Помыться так же нужно, душ принять, а тут, видимо все это время решил занять патриарх.

— Отписались мне, да и тебе, государь, письма прислали. Твои письма тебе принесут, видать, не желали будить в ночи. Но, думаю я, что у нас единое написано будет. Просят содействовать во Всеправославном соборе, — ответил патриарх и самодовольно облокотился на спинку мягкого дивана из последней линейки моделей.

— Правильно ли я понял, владыка, что патриархи желают провести у нас этот собор? — спросил я с надеждой.

Суровое лицо патриарха озарилось улыбкой абсолютного счастья.

— Ух ты ж… Это ж, — растерялся я.

Чуть больше года назад я, можно сказать, мечтал о том, чтобы нечто подобное произошло, чтобы Российская империя на весь мир заявила о своем лидерстве в православном мире. Ну, а я, получается, должен был стать, да чего там, главным монархом-поборником православия. Кроме всего прочего приезд патриархов — это такой мощнейший инфоповод, который позволит не то, что укрепить русский престол, но и возвеличить его. Причем и в глазах собственных подданных и в понимании иностранцев.

У всех ведь какое понимание ситуации? Православный мир стелется под османского султана, где Константинопольский патриарх марионетка. Ну и часть этого православия, признавая Флорентийскую унию, учится в Риме. В таких условиях только Александрийский патриарх осмеливается что-то говорить от своего имени, призывая забыть о Константинопольском престоле [В РИ проблему упадка авторитета Константинопольского патриарха султан Ахмед решил простым способом — предложит Александрийскому стать Константинопольскому при условии, что у патриарха будет больше самостоятельности].

— Это ж сколько нужно всего сделать? А когда они приедут? Где их встречать? А, может, лучше им через Персию прибывать? Османский султан будет недоволен, — задал я, может, только один процент из ста множества вопросом.

— Государь, а когда я перееду в Кремль? — с ухмылкой спросил Гермоген.

Таким развеселым я его еще не видел. Но веселье это хорошо, а с Гермогеном нужно держать ухо в остро. Под шумок опять завел шарманку о Кремле.

— А ты, владыка, не наглей! Куда меня выселишь с семьей? Пока хоть часть дворца на Воробьевых горах не построим, мне некуда съезжать, — сказал я, всерьез раздумывая, что готов приезжим патриархам уступить даже свои покои.

— Главное, государь, что ты не забыл слова свои, — сказал патриарх.

Да, было такое, я обещал отдать Кремль под семинарию, если наше русское православное учебное заведение будет признано всем православным миром. Идея в том, чтобы именно в Россию ехали учиться православные иерархи, казалась почти невозможным проектом. Сейчас это все кажется вполне реализуемым. И под такое дело не грех и Кремль отдать.

— Так что, государь, мог ли я спать, когда за полночь прибыли вести? — развел руками патриарх.

— Понимаю тебя. И когда думаешь можно собрать в Москве Вселенский православный Собор? Или как его еще назовете? — спросил я.

— А, почитай, следующим летом, — отвечал Гермоген.

— Так, владыка. Обсчитай, сколь денег нужно, кабы привести в подобающий вид близкие к Москве монастыри и храмы. Обратись к Караваджеву… — стал я накидывать задачи, которые можно уже сейчас начинать решать, но был перебит возмущенным патриархом.