Только на карте это одно, а добраться до места совсем другое. Ближайшими были месторождения на западе, но путь туда получался совсем неблизким. Даже будь у нас возможность задействовать технику, преодолеть без дорог такое расстояние виделось крайне маловероятным.

Оставалось одно, по воде.

Ближайшая судоходная река — Урал. Если напрямик до точки полторы тысячи километров, то по реке, со всеми её изгибами, выходит немногим больше двух.

Планы вынашивались долго, то одно мешало, то другое. Да и как ни крути, поход в такую даль выглядел, мягко сказать, занятием авантюрным, а если без экивоков, то и вовсе безумным.

Закончив с обедом, мы собрали личные вещи, оружие, слегка прибрались в комнате, и двинулись к месту стоянки автожира.

— Вот скажи, почему такая несправедливость? — негромко ворчал напарник.

— Ещё месяц помаяться, и на пол года домой. А сейчас что?

Это была моя вторая вахта, и я очень хорошо понимал его недовольство. Жить в городе, в спартанских условиях, — если не сказать больше, да ещё зимой — удовольствие такое себе. Но одно дело знать что следующие пол года ты проведешь дома, и совсем другое то, что ждало нас.

Оно, конечно, может и вовсе не в этом дело, — не в том что мы себе нафантазировали, послушав Клавдию. Но чуйка моя говорила что как раз в этом. Отправят, как пить дать, за тридевять земель на поиски чёрного золота.

А автожир уже стоял, что называется, «под парами». Смазан, помыт, проверен. Последний раз его эксплуатировали пару месяцев назад, и полёт тот закончился трагически. Не знаю за какой надобностью его вообще поднимали в воздух средь бела дня, но получилось всё вполне закономерно — он был обстрелян, и пилот хоть и сумел посадить машину, сам не выжил.

Наверное будь я тогда на базе, ни за что бы не разрешил лететь при свете дня, а пацан тот спорить не стал, повёлся на уговоры. У нас вообще с лётным составом беда какая-то происходит, из почти двух десятков планеристов осталось всего трое, остальные кто разбился, кого подбили, а кто и на земле нашёл как помереть. Словно проклятье какое-то.

Сам же я же хоть и числился в пилотах, давненько уже не летал. Как дефицит топливный начался, так с тех пор и сижу на земле. Но поднять это чудо в воздух могу хоть сейчас, — как говорится, опыт не пропьешь. Сяду в кресло, за ручки подёргаю, вспомню как оно, — главное убедиться в том что ничего не отваливается, и всё на своих местах. Конструкция проста настолько, насколько это вообще возможно. Тем более время ещё есть, маршрут знакомый, если не насиловать мотор, двести километров, это чуть меньше двух часов полета. Лишь бы с курса не сбиться.

Ну а на месте будет уже проще, в станице нас ждут и заранее включат навигационные огни. Они настолько яркие, что в хорошую погоду их видно километров за сорок, так что там уже и компас не нужен.

Как и предполагалось, с машиной всё было в порядке. Бензина в баке достаточно чтобы слетать до станицы и вернуться обратно, набор инструментов на случай непредвиденного ремонта пристегнут к раме, провиант из расчёта на неделю имеется, оружие на месте, ну и всё остальное тоже так, как и должно быть.

Наскоро попрощавшись с провожающими, а на полосу вышел даже Василич, я опустил очки и завёл двигатель.

Первые мгновения даже мандраж пошёл, — а вдруг не получится? Но стоило «самолетику» тронуться с места и побежать по асфальту, как сразу же отпустило.

Взлетели штатно. Поднявшись до необходимой высоты, я сверился с ориентирами на земле, и развернулся в нужном направлении. Сразу высоко подниматься не стал, хоть и стемнело, но рисковать не хотелось. И только когда город остался далеко за спиной, добавил оборотов, заставляя машину залезть повыше.

Два часа в воздухе прошли незаметно. Ночные полеты здесь вообще скучные, это в цивилизации на огоньки хоть посмотришь, а тут совсем нечем заняться.

Но с другой стороны, разнообразие и ни к чему. Сидишь себе спокойненько, на приборы посматриваешь, да с компасом сверяешься. Чем не красота? Когда летал постоянно, как-то не понимал всей прелести полёта, а сейчас небо почти каждую ночь снится. Скажи мне кто-нибудь раньше что я буду им так болеть — не поверил бы. Честно говоря я и высоты-то всю жизнь боялся. Не сказать что фобия, но недолюбливал.

Зато теперь стоит глаза закрыть, — то в кукурузнике штурвалом балуюсь, то планер из пике вывожу, а то и просто, руками размахивая, летаю.

В общем, когда на горизонте показались огни маяка, я даже расстроился немного, только привыкать начал, а уже и на посадку пора.

Сели тоже штатно — слава богу. Потому как показалось что ошибся я чуток с углом захода, но нет, пробежавшись по подсвеченному полю, машина медленно «опустила крылья».

Народу на полосе оказалось неожиданно много, причём люди так радовались, что мне даже неудобно стало. Это я потом понял что не конкретно нам радость эта была предназначена, а самому факту полёта.

Потихоньку отвыкая от цивилизации — а без топлива процесс этот проходил достаточно споро, люди очень трепетно относились к её остаткам. Ну а прибытие летающей машины вполне подходило на роль цивилизационного маркера. — Мол не всё так плохо, есть ещё порох в пороховницах. Тем более ночью, с иллюминацией.

— Ну давайте мужики, сейчас по домам, а с утра жду вас у себя! — дождавшись когда улягутся эмоции, пробасил глава поселения — Юрий Михайлович Твердохлебов.

Хоть и не местный, с самого своего появления здесь он смог завоевать уважение жителей. Где-то словом — имея докторскую степень по философии, говорить он умел, а где-то и делом — богатырская комплекция вкупе с черным поясом дзюдоиста, прислушиваться заставляла даже самых ушлых.

Огромного роста, бородатый, с многократно поломанным носом и борцовскими ушами, он походил одновременно и на батюшку из прихода, и на бандита с большой дороги.

Но главный его секрет знали немногие. После полученного ранения в одной из бесконечных стычек, ему пришлось вколоть созданный на основе Володенькиной крови эликсир. Рана смертельной не была, но пошло заражение крови, и других вариантов просто не оставалось. Конечно будь на его месте кто-то другой, вряд ли мы стали бы тратить драгоценное лекарство, но этот человек был слишком ценным «игроком», поэтому посовещавшись, решили дать ему шанс.

Разговор тогда получился трудным, ему без утайки объяснили что хотим сделать, но Юрий Михайлович, хоть и понимал что умирает, поначалу отказался. Я как мог убеждал упрямца, но тот ни в какую. И только поговорив с Аней, — а она сказала ему что проводит медицинский эксперимент, дал добро.

Да по сути это и был эксперимент. Володенькиной крови оставалось немного, вот мы и решили похимичить, рассчитывая получить в итоге вакцину от всех болезней.

Люди в станице умирали часто, — кто-то от болезни, кто-то от ран, поэтому недостатка в «материале» не было. Работая в больнице, Аня втихомолку вкалывала обреченным на смерть полученную в результате опытов субстанцию, и смотрела каким будет эффект. Помогало далеко не всем, но Юрий Михайлович оказался в списке счастливчиков, и вскоре поднялся на ноги.

А для домашних моё появление оказалось полной неожиданностью, но ещё более неожиданным стала новость о скором отбытии в очередную командировку. Радости конечно никто не испытал, но и горевать не стали. Прожив больше десяти лет в мире где каждый день может стать последним, на многие вещи мы уже смотрели иначе. Поэтому, просидев до утра за самоваром, мы с Аней пошли в клуб, выяснять что за спешка и почему потребовался именно я.

— Он сейчас подойдет, присаживайтесь. — вежливо сообщила секретарь, немолодая, восточная женщина с не выговариваемым, но красивым именем.

Пройдя в приёмную, мы присели на оставшиеся свободными стулья, Михалыча ждали не только мы. За последние годы станица прилично подросла, поэтому как раньше, по-простому, уже не работало. На приём к главе поселения в котором проживало без малого десять тысяч человек, записывались заранее, — проблем хватало.