Помощник замешкался, словно решая — не тайна ли? Но секунду спустя кивнул.

Значит давно.

— А сам откуда?

Ответить на требующий неоднозначного ответа вопрос он не мог, но инстинктивно повернул голову на запад.

— Значит мы с тобой земляки. Я тоже оттуда… Там мой дом…

После каждой своей фразы, я внимательно смотрел на его лицо, стараясь уловить мелькавшие эмоции. Практически не реагирующий на вопросы о жителях городка, при упоминании дома он не смог сдержаться и поджав губы, тяжело вздохнул.

— Вот-вот… — подхватил я, — мне тоже тут не нравится…

Помощник «кольнул» меня взглядом, и сделав над собой усилие, вновь превратился в равнодушного болвана. Позже я ещё не раз пытался его «разговорить», но он вообще никак не реагировал на мои слова. Слушал, выполнял указания, но не более того.

А работа тем временем шла своим чередом. Разобравшись с проводкой, на что ушло почти три полных дня, я полностью обслужил всю рулевую часть машины, накачал стойки шасси, прочистил свечи, продул цилиндры, поменял масло в моторе, зарядил оба аккумулятора, и к концу оговорённого срока кукурузник был практически готов к взлёту. Я даже мотор заводил несколько раз, прогневал, гонял на высоких оборотах, но главное, конечно же, было ещё впереди.

Так-то, вроде, всё в порядке, с виду, но всё же самолет непонятно где был эти десять лет, и наверняка болячек повылазит ещё достаточно.

А на смотрины притащилась целая прорва народа. Сам вождь — куда без него? Десятка два из тех, с кем мне так или иначе пришлось общаться за эти дни, куча незнакомых, но судя по одежде и повадкам достаточно основательных товарищей, ну и здоровяк конечно, он тут и так мелькал постоянно, а сейчас важно усаживался в кресло второго пилота.

— Если что не так, пристрелю. — пригрозил он, демонстративно доставая тяжелый револьвер.

Но я не боялся. Убить пилота в воздухе — не самая лучшая идея. Да и не собирался я делать чего-то такого, за что меня нужно убивать. Бензина в баке на десять минут полета, только взлететь и сесть, ничего другого попросту не успеешь. Даже если удастся нейтрализовать здоровяка, куда потом? Километров двадцать, ну тридцать протяну, прежде чем сяду. И чего? Пешком далеко не уйду, через час, а может и раньше меня догонят. Нет, надо ждать подходящего момента…

Пока размышлял, руки сами выполняли привычную работу. Вот взревел мотор, чуть прогрелся, и кукурузник сначала нехотя, а потом всё быстрее и быстрее побежал по полю.

Делая всё по инструкции, я дождался необходимой скорости, и плавно потянул штурвал на себя.

— Мы летим⁈ — недоуменно крутя головой, хрипло воскликнул здоровяк.

Я промолчал, ответа на столь очевидный вопрос не требовалось. Он что-то ещё говорил, но сосредоточившись на управлении, я его не слышал. После автожира и дельтапланов ощущения от управления кукурузником были непередаваемы. Набрать высоту, выбрать курс, и можно расслабиться. Не то что на этих мелких скорлупках, на которых и летать-то можно только в хорошую погоду.

Поднявшись до трёхсот метров, пошёл на разворот. Время течёт незаметно, а топлива настолько мало, что стрелка уровня как лежала на нуле, так и лежит. А вообще интересно, откуда у них бензин? Когда вождь в очередной раз начал говорить про обучение его людей, я объяснил ему, что для этого потребуется много летать, и, соответственно, много бензина. Но тот только рукой махнул, мол не парься, всё будет.

Я, конечно, не парился, но сомневался. Ну а что, здоровый скептицизм, куда без него.

Развернувшись, повёл машину к городку, и только сейчас обратил внимание на его настоящие размеры. Когда меня притащили сюда, всё что я видел — забор, да торчащие из-за него здания. Но с высоты открывался совсем другой вид. Расположенный прямо на берегу, городок длинной змеей тянулся на несколько километров. И хоть времени на разглядывание у меня не было, — предстояла посадка, но кое-что я всё же успел ухватить.

Куча крыш всех форм и размеров — само собой разумеющееся, но было и ещё кое что, а именно огромная стоянка техники. Чего там только не было: Грузовики, всевозможные внедорожники, мотоциклы, легковушки, микроавтобусы. В общем, весьма разнообразный автопарк. Не понятно, правда, как мне пригодятся эти знания, но зато теперь я совершенно точно знаю что «приютили» меня отнюдь не дикари.

Шустро пробежав по полосе, кукурузник остановился и замер. Первый полёт прошёл успешно, и всё что мне оставалось, — ждать.

— Отлично! — хлопнув себя по коленям, воскликнул здоровяк. — Теперь-то мы им покажем!

С тем что полёт прошёл отлично, я был согласен, а вот про «покажем», не понял. Ан-два, конечно, имба в нашем случае, но всё-таки это больше грузовик, чем что-то иное.

Разве что в качестве бомбардировщика?

А снаружи нас уже ждали. Здоровяка пропустили, а вот меня, как главного бенефициара, подхватили под руки, и подтащили к вождю.

Ну точно еврей! — подумал я, очутившись прямо напротив довольного градоначальника, нацепившего на свой, почти лысый череп, шапочку-пришлепку. Не знаю как она называется правильно, но такие носят только евреи.

— Поздравляю! — чуть не расцеловал меня он. — Теперь-то мы им точно покажем!

Наверняка и остальные говорили про «точно покажем», только их я не понимал, на русский они не переходили. И узнать в чём же дело, тоже не удалось, меня протащили к телеге, и погрузив на неё, — в буквальном смысле, повезли обратно в город.

Правда там не оставили как обычно в комнате одного, а натащили целую кучу жратвы, оставив прислуживать молодую девушку из числа служанок. Она уже приносила мне еду, но поставив на стол, тут же удалялась. А сейчас, расставив тарелки, отошла в угол и застыла там немым изваянием.

Невысокая, хрупкая, темноволосая, — но белокожая, одета девушка была в приталенный балахон — типа платья, а на голове носила простую косынку.

Есть хотелось сильно, но она так пристально смотрела на меня, что кусок в горло не лез.

— Присоединяйся. — пригласил я.

Девушка молчала.

— Ты меня понимаешь?

Кивок.

— Ты что, немая?

Ещё кивок.

— И много вас таких среди прислуги?

Больше она не кивала, но поймав её взгляд, я прочитал в нём ответ на свой вопрос.

Поднялся, подошёл ближе, и едва не насильно заставил открыть рот. — Языка не было.

— Это они сделали?

Девушка опустила глаза, и мне показалось что в них навернулись слёзы. Нет, я понимаю когда какие-то дикари местные издеваются, но эти-то «свои» были, из попаданцев…Так зачем? Тем более, судя по тому что она понимает меня, девица не здешняя, и такое с ней сотворить?.. Чушь какая-то…

— Ты сама-то откуда? Писать умеешь?

Девушка едва заметно кивнула, но при этом покосилась на дверь.

— Боишься заметят? Не бойся. Пока писать будешь, я у двери постою, покараулю. Сейчас… Где-то у меня карандашик был…

Карандаш нашёлся во внутреннем кармане куртки, и следующие пол часа — пока нас не прервали стуком в дверь, девчонка отвечала на мои вопросы.

Сама она родом из Болгарии, их деревушку на берегу моря разорили практически сразу после появления, отца убили, а её с матерью продали. Лет ей тогда было совсем мало, поэтому толком ничего не помнит. Знает лишь что языка лишилась уже здесь, но кто именно сделал это с ней не знает, мала была, не запомнила.

Написала что евреи постоянно воюют с соседями, с одной стороны арабы лезут, с другой турки. Все из пришлых, аборигенов тут нет. На вопрос — как давно здесь появился городок, ответить не смогла, но написала что градоначальник уже местный. То есть, лет пятьдесят минимум.

Больше ни о чём расспросить не успел, в дверь постучали, но даже того что удалось узнать, хватило чтобы крепко задуматься.

И задуматься было над чем. Не за один день, но мне удалось собрать дополнительные сведения об этом месте, и ничего хорошего я не узнал.

Хотя, «хорошее», само понятие, в общем-то, весьма относительно. Как в той присказке, — что русскому хорошо, то немцу смерть. Так и здесь, с какой стороны посмотреть. Для меня, как для представителя «продвинутой» цивилизации, уклад жизни этой общины выглядел ужасно. Ведь обобщая всё что удалось узнать, выяснились очень страшные вещи. Опять же повторюсь, страшные для меня, но не для местных. Волки и овцы, так я разделил жителей города. Волки, потомки первых «переселенцев», а овцы, пришлые. Причем не важно, родился ты за этими стенами, или каким-то другим образом оказался здесь, первое что делали хозяева, вырезали язык. И неважно — взрослому, ребенку, мужчине или женщине. Правило действовало для всех.