С обеих сторон проревели трубы, знаменуя начало боя, и два войска двинулись навстречу друг другу. Тучи стрел, копий, выпущенных из пращи камней, разом взмыли в воздух,десятками и сотнями сражая противостоящих воинов. В следующий же момент послышался стук копыт и конные фланги врезались друг в друга. Лязг стали, конское ржание и стоны умирающих заглушались воинственными криками, где «Аллаху Акбар» вторило «За Господа нашего Иисуса Христа», а вопль «Слава Перуну!» эхом отражали многоголосые призывы к языческим богам берберов.

Завязшая в центре арабская пехота, выставив копья и мечи, раз за разом устремлялась вперед – чтобы бессильно отхлынуть от ромейской «стены щитов», выставленной тяжеловооруженными бойцами-скутатами. Позади них врага осыпали стрелами и дротиками укрывшиеся за спиной пехоты лучники. Несколько бешеных атак захлебнулось при попытке прорвать ромейский центр, всякий раз стоя арабам сотен убитых.Мусульманское войско топталось на месте,а иные из арабов, теснимые задними рядами, уже обращались в бегство, в отчаянной попытке укрыться за славянскими спинами.

-Чем там занимается проклятый кафир! – Абдаллах ибн Саад в досаде ударил себя кулаком по колену, - эти собаки уже бегут! Подай сигнал!

Стоявший рядом с ним трубач послушно поднес к губам окованный серебром рог – и над полем пронесся очередной сигнал, отличный от тех, что звучали раньше. Влад услышал его – и злорадная усмешка искривила его губы, выплюнувшие два страшных слова.

-Чернобожья война!

В тот же миг славянский отряд, доселе почти не принимавший участия в битве, пришел в движение – разом блеснули тысячи мечей и топоров, после чего острая сталь врубилась в тела арабов – и тех, кто бежал и тех, кто продолжал сражаться. В мгновение ока арабские кадрусы смешались, подпав под двойной удар – ибо для их врагов все это тоже стало сигналом. Ромеи и берберы, воодушевленные неожиданной подмогой, удвоили натиск, прорывая дрогнувшие арабские шеренги. Весь центр арабского войска посыпался, когда ромеи, почувствовав смятение противника, устремились к арабскому лагерю.

Влад, предоставив ромеям разбираться с аскари, ожесточенно рубя бегущих арабов, ринулся к правому флангу, увлекая за собой остальное воинство. Арабская кавалерия все еще рубилась с берберами, но их командующий аз-Зубайр, уже решил временно покинуть сражение, осуществляя давно задуманный «обходной маневр» противника, чтобы затем ударить по ромеям с тыла, а если получится – то сразить и самого Григория. Искусно маневрируя, вместе с отрядом элитной кавалерии облаченной в персидские доспехи, Абдаллах ибн аз-Зубайр начал отход в тыл – и сходу угодил прямо на мчащегося ему навстречу славянского предводителя.

Аз-Зубайр, еще не поняв, что Влад сменил сторону, ругаясь, притормозил коня, заставив замедлиться и всех остальных. Эта задержка стоила ему жизни – Влад в мгновение ока сорвал с пояса боевой топор и швырнул его в араба. Тот упал с седла с разрубленной головой, а в следующий миг и все славянское воинство ринулось на ошеломленных предательством арабов. Влад, поймав метавшегося по полю коня аз-Зубайра, вмиг взлетел в его седло, рубя мечом Форкия недавних союзников. Весть о гибели младшего полководца мигом облетела и остальное войско – и единогласный вопль отчаяния и ужаса взметнулся к небесам. Ансар Пророка, первый мусульманин, родившийся в Медине, внук праведного халифа Абу–Бакра и племянник любимой жены Пророка Аиши, Абдаллах ибн аз-Зубайр, лежал в кровавой пыли, убитый вероломным наемником! Потрясенный столь страшной вестью, левый фланг арабского войска дрогнул, а затем и побежал под натиском воодушевленной ромейской и берберской конницы.

- Саклабский пес! – над полем пронесся истошный вопль, - ты предал меня!

Влад развернул коня – как раз, чтобы увидеть как на него, ожесточенно нахлестывая своего скакуна, мчится Абдаллах ибн Саад, с исказившимся от бешенства лицом. Арабский полководец как раз готовился ввести в бой свой резерв, чтобы остановить развал центра – и тогда же увидел, как пал младший командующий от руки Влада. Неприязнь к славянам тотчас превратилась в испепеляющую, лишающую рассудка ненависть – забыв об осторожности, Абдаллах ибн Саад устремился на вероломного язычника, намереваясь собственной рукой отрубить ему голову. Охваченный жаждой мести, старый полководец даже не заметил, что оторвался от собственного отряда, атакованного подоспевшими берберскими конниками. Другие берберы ринулись к арабскому командиру – однако Влад успел первым. Визжащий, проклинающий Влада ибн Саад, обрушился на жупанича с такой яростью, что тот на миг отшатнулся, стараясь сохранить равновесие. Удар меча сорвал с его головы шлем, спасший голову Влада – зато ответный выпад славянина разрубил Абдаллаха ибн-Саада от плеча до поясницы. Изуродованное тело вывалилось из седла и испуганно ржавший конь, почувствовав свободу, ускакал прочь. Спешившийся Влад одним ударом отрубил арабскому полководцу голову и, ухватив его за седую бороду, поднял над головой, демонстрируя всем свой новый трофей.

Новый горестный вой огласил арабское воинство, потерявшее последнего человека, способного заставить их идти в бой. Все мусульмане теперь бежали, думая не о победе, но лишь о спасении, тогда как почуявшие запах крови ромеи, славяне и берберы, преследовали их, беспощадно истребляя. Ворвавшись в арабский лагерь, победители, обуянные жаждой крови устроили беспощадную резню, истребляя всех без разбора, - и воинов, и лагерную прислугу. Особенно усердствовали в этой резне славяне – долгое время лишаемые арабами добычи в этом походе, сейчас они «брали свое», забирая арабское оружие, богато украшенные персидские доспехи, дорогие одежды и породистых арабских коней. Меж тем кавалеристы из нумерий, конные федераты и симмахи гонялись за конными и пешими арабами, в тщетной надежде на спасение разбегавшихся по равнине. Беспощадные победители, опьяненные кровью, настигали «правоверных», иногда пленяя их, но чаще всего убивая на месте, завладевая вожделенной добычей.

Сам же Влад интересовался совсем иным трофеем: собрав вокруг себя самых преданных людей, он выехал на холм, под которым стоял шатер арабского командующего. Молча жупанич смотрел на подъезжавшего к нему немолодого, но высокого и крепкого воина с орлиным носом и темно-рыжими волосами. Влад сразу признал его сразу: по пурпурным плюмажам, тяжело колышущимся на шлемах окруживших воина тяжеловооруженных всадников и столь же пурпурным плащам на самом всаднике и его телохранителях.

Не дойдя несколько шагов до Влада, патрикий Григорий остановился, меряя тяжелым взглядом своего неожиданного союзника.

-Когда твой человек приехал с письмом от моей дочери, - наконец произнес экзарх Карфагена, - только надежда на то, что она еще жива, удержала меня от того, чтобы зарубить его на месте.

Он кивнул и несколько воинов вывели вперед лошадь, на которой сидел Левий, со связанными за спиной руками.

-Не спорю, план, что передал ты мне через него, оказался хорош, - ответил Григорий, - и он принес мне победу. Однако я не могу радоваться ей, так и не узнав, что моя дочь жива.

-Так и есть, - кивнул Влад и, развернувшись, указал на что-то позади холма, - посмотри!

Григорий посмотрел – посреди равнины, окруженная кольцом диких всадников в звериных шкурах, на стройной арабской лошади виднелась тоненькая фигурка, которую патрикий признал бы из тысячи. Увидев экзарха, Валерия бодро помахала ему рукой.