Даша терпела, сцепив зубы. Изо всех сил крепилась, пыталась сохранять хладнокровие, держала себя в рамках приличия. Но не все, к сожалению, зависит от нас. Последнюю точку в этой истории поставило новое заявление Анатолия: «Даш, а почему туфли не начищены?»

Изумлению Дарьи не было границ. Поначалу она думала, что он шутит.

– Ты спятил что ли? С чего это я буду тебе туфли чистить?

– А кто будет? – удивился не меньше жены Анатолий.

– А ты сам не пробовал? Я же не заставляю тебя мне юбки гладить, – не выдержала Дарья.

Анатолий остолбенел. Пошел пятнами, напрягся. Будь они вдвоем, возможно, отношения можно было бы еще спасти, но мама Анатолия такого шанса им не оставила.

Услыхав слова невестки, она едва не кинулась в рукопашную:

– Что ты себе позволяешь? Он–твой муж!

– Вот именно–муж, а не повелитель!

– Ты замуж вышла для чего? – свекровь побледнела.

– Уж точно не для того, чтобы ботинки ему чистить, – Дарья сердито хлопнула дверью.

Коса нашла на камень. Никто никому не хотел уступать. Анатолий, сообразив, что Дарья не собирается отступать и не горит желанием его обслуживать, надулся, замкнулся, стал неласков, неприветлив. Теперь он, как и в прежние времена, обращался к обожаемой мамочке.

– Мам, каши гречневой хочется!

– Сейчас, сынок!

– Мам, рубашка чистая?

– А как же? Ждет тебя.

С невесткой свекровь демонстративно не общалась, всем своим видом показывая, что она тут лишняя. Даша очень переживала и честно пыталась отношения наладить. Старалась и так, и эдак.

Подсаживалась к мужу вечером, прижималась, обнимала:

– Толик, ну? Ты чего?

– Даш, перестань, – муж недовольно отодвигался.

– Хватит дуться, пойдем спать.

Но он наказывал ее тем, что ложился спать отдельно.

Даша не сдавалась, встречала его после работы, кидалась на шею:

– Ой, Толик, я так соскучилась! Может, погуляем?

– Я хочу есть. Пойдем домой, – передергивал плечами муж.

– Так давай поедим где-нибудь, – не поддавалась Даша. – В ресторане, хочешь? Только ты и я, а?

– А как же мама?

– Я замуж за тебя вышла, а не за твою маму, – не выдерживала Даша.

– Пойдем домой, – Анатолий нервно поджимал губы.

– Разваливается мой брак, – плакала Дарья маме в жилетку. – Это не любовь, а пытка! А еще свекровь… Так и жужжит, так и кусается.

Ирина Ивановна гладила ее по голове и тихо вздыхала:

– Ой, боже мой! Я страдала, и вы с Наташкой такие же. Видно, по моей дорожке пойдете.

Однако бабушке все это очень не нравилось:

– Нечего жалеть ее! Пусть лучше старается, мужик-то достался неплохой.

И Дарья старалась.

Наступив на горло собственной гордости, подошла к свекрови, ласково улыбнулась.

– Чем вам помочь? Может, давайте белье поглажу? Или ужин сегодня приготовлю…

– Обойдусь без посторонней помощи, – раздражалась свекровь.

– Так я ж не посторонняя! Хотите, вместе в магазин сходим?

– Ты мне лучше внука или внучку роди, – «лезла в бутылку» свекровь.

– Обратитесь к сыну, – тихо бесилась Даша. – Не все от меня зависит.

И тогда мать Анатолия, распаляясь все больше и больше, молча полезла на антресоли, достала чемодан и положила его на пороге их комнаты.

– Уезжай-как ты, девочка, пока не поздно. Не пара ты моему сыну и не родня мне. Нет в тебе почитания и уважения к мужу, а в Библии сказано: «Да убоится жена мужа своего»!

– А еще сказано, – не сдержалась невестка, – «да любит он свою жену, как самого себя.» Про это вы забыли?

В общем, войны между ними закончились только когда Дарья, глотая горькие слезы, покидала свои вещи в чемодан и, запихнув его в такси, отправилась восвояси.

В тот тяжкий вечер она, рыдая от отчаяния, сказала Зойке и Наташке, отпаивающим ее крепким чаем с мятой:

– Все! Я, девочки, мужиков ненавижу!

– Ой, – ухмыльнулась сестра, – я это слышу каждый раз после твоих сердечных неудач!

– Но это не неудача! Это развод.

– Может, все еще обойдется? Вдруг Анатолий твой одумается, прибежит, прощения просить станет, – жалостливо вздыхала Зойка.

– Да ты что? – Дарья заливалась слезами. – Он матери своей боится пуще смерти! А она меня терпеть не может.

– Да не в тебе дело, – Зоя сердито фыркнула. – Она власть свою над ним потерять боится. Вот и грызла тебя от страха.

– Не горюй, сестренка, – Наташка уверенно улыбнулась и подмигнула расстроенной Даше. – Все пройдет. Будет и на твоей улице праздник.

С тех пор пролетело много зим и весен. Даша повзрослела. На бабушкины «перестарок» и «безмужница» уже не обижалась. Переехала в собственную квартиру, научилась с юмором относиться к любой ситуации и искренне уверовала в то, что «все будет хорошо».

Вечер выдался метельный.

Настоящая февральская пурга кружила, вьюжила и стонала на все лады.

Сердито хватала прохожих за полы пальто, раздраженно бросала им в лицо целые пригоршни снега и засыпала уставший город мелким колючим крошевом.

Снежный вихрь, поднятый сильными порывали ветра, гнал по улицам поземку, протяжно скулил и охал, словно побитая собака, и все пытался проскользнуть в случайно распахнутые двери подъездов и магазинов.

Февраль не шутил. Цеплялся изо всех сил за власть, старался продлить царство снега и мороза, бушевал и кусался, не собираясь успокаиваться.

Дарья вышла из больницы и замерла, ощутив, как злобствует метель. Мощные порывы ветра мгновенно рванули полу ее шубки, откинули поднятый воротник и хлестнули по щекам. Даша даже зажмурилась от неожиданности.

– Ой, просто кошмар какой-то.

Она прищурилась, пытаясь хоть что-то рассмотреть в крутящемся снежном буране.

Улица, занесенная снегом, почти не просматривалась, хотя фонари старались изо всех сил. Даша, оторопевшая от мощи снежной бури, прижалась спиной к стене здания.

«Может быть, вернуться?» – мелькнула мысль.

Она достала телефон, набрала номер подруги:

– Привет, Муха. Ты дома?

– А где тебя черти носят в такую-то погоду? – вместо ответа спросила Зоя.

– Ничего себе, – завопила Дарья, перекрывая свист вьюги. – Я, между прочим, с твоей легкой руки две смены отпахала! Вот только вышла из больницы, а тут такое! Думаю, может, мне здесь заночевать?

– Этого еще не хватало, – возразила Зоя. – Иди домой. Вернее, сначала ко мне. Я индейку потушила, так что двигайся активнее, а то все остынет.

Даша, тоскливо оглядевшись по сторонам, поняла, что возразить ей нечего: с Мухой спорить не хотелось, и тушеная индейка страшно манила.

Зойка, не дождавшись ответа, заспешила:

– Все. Отбой, – она положила трубку.

Втянув голову в плечи, Даша кинулась в метельную мглу. Двигалась медленно, пытаясь не сбиться с протоптанной тропинки. Тротуары, занесенные снегом, потеряли свою ширину, стали похожими на бесформенные холмы снежного месива, и прохожие двигались гуськом по узеньким тропкам, стараясь попасть след в след, чтобы вдруг не провалиться по колено.

Дарья, вся запорошенная, едва доплелась до автобусной остановки, но влезть в салон не сумела: переполненный автобус захлопнув двери у нее перед носом и, покачиваясь, двинулся вперед.

Даша растерянно оглянулась. Метрах в пятидесяти виднелась трамвайная остановка. Выбор был невелик: или ехать на трамвае, или ждать следующего автобуса. Общественный транспорт в обычные дни ходил без задержек, но в такую непогоду всякое могло случиться. Даша, не желая рисковать, пошла к трамвайному табло, светящемуся в вечерней мгле.

Приближаясь, она вдруг заметила непонятную фигуру, переместившуюся, как ей показалось, прямо на трамвайные рельсы.

Дарья напряглась: «Не может быть! Наверное, показалось.»

Прибавила шаг. Присмотрелась. Точно! Какая-то бесформенная фигура, очень похожая на большой снежный ком, стояла прямо на рельсах!

Мысль испуганно заметалась. Едва шевеля ногами, вязнущими в снегу, Даша рванулась, кинулась вперед. Подбежала, задыхаясь, к неподвижной снежной мумии.