– Мама, быть добрым и милосердным не так уж и плохо, – пыталась робко протестовать Ирина.

– Что ты понимаешь? – нервно отмахивалась мать. – Смотри, ей не скажи этого! Таким жить тяжело. Мир по-другому устроен: всех не обогреешь, не накормишь, не приголубишь.

Но Дашу переделать не получалось. Она не хотела никого слушать, жила по своим правилам, спорила с бабушкой до хрипоты и, лет шесть назад, съехала от них, получив в наследство от деда однокомнатную квартиру в соседнем подъезде.

Они, конечно, всегда были рядом, любили друг друга, но, уходя вечером к себе, Дарья облегченно вздыхала и счастливо закатывала глаза.

– Ой, пойду к себе, хлебну тишины. С вами тут с ума сойдешь! Все учите и учите, как пятилетних. Наташка, как ты тут живешь?

– Иди-иди, – смеялась ей вслед бабушка. – И не сбивай Наталью с толку, хоть одна из вас выросла разумной и спокойной.

Субботнее утро выдалось удивительно тихим. Ирина Ивановна сначала понять не могла, что ее так тревожит, а потом сообразила: обычно Дарья по субботам появлялась без предупреждения, внося в их спокойствие обычную смуту и привычное веселье.

Подождав часа полтора, Ирина Ивановна позвонила. Телефон дочери был недоступен. Набрала ее номер минут через сорок–никто не отзывался.

Забеспокоившись, она набросила на плечи шубку.

– Не теряйте меня, я схожу к Даше. Вернусь минут через пятнадцать.

В соседнем подъезде Ирина Ивановна остановилась перед знакомой дверью, отдышалась и нажала на кнопку звонка.

Никто не открывал.

Удивленная этим обстоятельством, она приникла ухом к двери, прислушалась. Нахмурившись, нажала еще раз.

Во второй раз повезло больше: раздался щелчок дверного замка, и дверь распахнулась. Ирина Ивановна уже приготовилась сделать дочери внушение, но тут же осеклась.

На пороге квартиры стояла чужая беременная девушка. Незнакомка в Дашином халате заинтересованно оглядела полную женщину в накинутой на плечи шубке. Ирина Ивановна ошарашенно отступила назад, но тут же, собравшись с мыслями, недовольно сдвинула брови.

– Вы кто? Вы что тут делаете?

– А вы кто? – насупилась девушка.

– Послушайте, это не вы мне, а я вам сейчас допрос учиню! Говорите быстро, кто вы такая и что тут делаете, или я сию минуту вызову полицию!

– Да что вам нужно? – растерянно поджала губы Оксана.

Ирина Ивановна, почему-то решив, что с Дарьей случилась беда, запаниковала.

– Где моя дочь? Что тут, вообще, происходит?

Оксана отошла в сторону, освободив дверной проем.

– Проходите. Не нужно никакой полиции.

Ирина Ивановна, подозрительно оглянувшись по сторонам, быстро вошла в квартиру.

– Где Дарья?

– Не знаю, – Оксана смущенно пожала плечами. – Не смотрите вы на меня как на врага. Я правда не знаю, где Даша.

– Так. – замотала головой Ирина Ивановна, отгоняя дурные мысли. – Быстро и внятно: кто вы, что здесь делаете и откуда знаете мою дочь.

– Я – Оксана, – девушка перекинула косу через плечо. – Даша вчера пустила меня переночевать. Утром я проснулась, а ее нет. Ушла куда-то.

– Странно, – Ирина Ивановна лихорадочно соображала. – Она ушла, а вас одну оставила в своей квартире?

– Не верите мне, да? – Оксана усмехнулась. – Но я же ничего не украла, не сбежала, не утаила, правда? Вот сижу здесь и жду ее.

– Понятно, – Ирина Ивановна кивнула, на самом деле ничего не понимая, молча прошла на кухню, огляделась. – А кашу кто варил?

– Я, – девушка обернулась к ней. – А что, крупу трогать тоже нельзя?

Ирина Ивановна только открыла рот, чтобы ей ответить, как дверной замок щелкнул, и замерзшая Дарья вошла в квартиру.

– Дарья, что ты творишь? – мать не дала ей ни минутки на оправдание.

– Мама? – дочь удивленно замерла с ботинком в руках. – А ты что тут делаешь?

– Это мы потом обсудим, а пока иди-ка сюда, – женщина подхватила дочь под руку и, затащив ее в комнату, закрыла за собой дверь.

– Мама! Ты с ума сошла? – Даша сердито высвободилась из ее объятий.

– Это ты, наверное, с ума сошла! Ты кого сюда притащила? Кто это? Что она здесь делает?

– Это девушка. Она беременная, если ты не заметила.

Я ей помогаю.

– Почему она у тебя в квартире? А если это воришка или преступница? Или наркоманка?

– Ма-ма, – терпение у дочери лопнуло. – Можно я сама разберусь, кого мне пускать, а кого нет? Что ты выдумываешь? Какая наркоманка с таким животом?

– Опомнись, – мать нервно постучала пальцем по лбу. – Можно подумать, наркоманки не бывают беременными.

– Мам, тебе не стыдно? – Даша поморщилась.

– Нет, мне не стыдно, – Ирина Ивановна окинула дочь грозным взглядом. – Я твоя мать, я переживаю за тебя! Прихожу к дочери, а тут не пойми кто бродит.

– Боже, – закатила глаза Даша, – это никогда не закончится! – Она обняла мать за плечи и подтолкнула ее к двери. – Перестань. Иди домой. Я приду попозже.

– А эта? – мать опасливо ткнула пальцем в стену, за которой сидела Оксана.

– Я разберусь!

Когда Ирина Ивановна ушла, Дарья вошла на кухню, где ее дожидалась девушка, и обессиленно ухнула на стул.

– Ты не обижайся, мама у нас беспокойная. Врач-невролог, этим все сказано. Да у нас, честно говоря, и бабушка не лучше–тотальный контроль!

– Да что тут обижаться? Все нормально, – отозвалась Оксана.

Даша налила себе воды, залпом выпила.

– Слушай, сейчас придет Зойка, и мы все поедем к нам больницу. Я с утра уже съездила в кризисный центр, договорилась. Они тебя даже сегодня готовы принять, представляешь?

– Страшно мне как-то, – Оксана вдруг вся сжалась, обняла живот руками.

– Под трамвай не страшно было, – усмехнулась Дарья, – а в нормальное заведение, где кормят, наблюдают, ухаживают и помогают, страшно? Ты и правда еще тот фрукт!

Оксана понуро пошла собирать сумку, но вдруг оглянулась.

– Я там до родов пробуду?

– Конечно. Это не тюрьма, не волнуйся. Там и гулять будешь, и в гости ходить, если есть к кому.

– А ты ко мне придешь? – встревожилась девушка.

– Можешь даже не сомневаться, – мотнула головой Даша. – У меня же наследственные гены–все всегда под контролем. Вот и ты теперь тоже!

Где-то через час они втроем уже ехали на метро. Не суетились. Не смеялись. Не разговаривали. Молча глядели в окна. Но думали каждая об одном и том же. О странностях судьбы. О бренности человеческой жизни. О силе человеческой любви. И об ее отсутствии.

Поезд мчался по тоннелю, попадая то в освещенную полосу, то в темную. То в день, то в ночь. Казалось, никогда не будет конца этой мистической череде тьмы и света. Черного и белого. Доброго и злого.

Прошел месяц.

Даше казалось, что время потеряло свою текучесть. Замерло, как ветер после урагана. Застыло, словно лед на реке после январских морозов. Окаменело, как лава вулкана после извержения.

Дни и ночи перемешались, утро и вечер потеряли свою четкость, закат и восход утратили свою значимость.

Все так навалилось, что молодая женщина едва поспевала делать самое необходимое: работала в две смены, потому что две медсестры нежданно-негаданно уволились из отделения. По вечерам и выходным занималась с племянницей Юлькой, которую сестра вдруг решила отдать в математическую школу, а главное, не сводила глаз с Оксаны, которая по-прежнему никак не желала становиться мамой.

Наступление марта Дарья и не заметила, тем более что он никак не отличался от ушедшего в небытие февраля.

Безликий, бесцветный и безгласный март пришел согласно календарю, вовремя, но своей робостью и безразличностью сильно разочаровал горожан.

Точно так же подмораживало по ночам, так же свистел в подворотнях ветер и ничуть не успокоилась злобная метель, которая то и дело бросала в окна пригоршни снега и засыпала город ледяным крошевом.

Оксана, поселившаяся в кризисном центре, прошла, наконец, полное обследование. Странно, но ее совсем не волновало состояние младенца. Она даже попросила обомлевшую от неожиданности медсестру не говорить ей, кто родится – девочка или мальчик.