Слишком специфическое. Я не успел спрыгнуть на перрон следом за дебелой проводницей, как вежливый голос с едва заметным кавказским акцентом произнес:

— Доброе утро, господын Сархан. Тифлисское отдэление Сыскного приказа, подьячий Кобаши, подьячий Жордания. Пройдемте?

Мне оставалось только обернуться к этим двум коллегам Риковича и философски развести руками:

— Пройдемте, что уж там! — похоже, ознакомиться с местными достопримечательностями мне не светило по определению.

— Ну, вы же понимаете, — подьячий Жордания курил дорогие ароматные сигареты одну за другой, и вся пепельница уже была полна окурков с золотыми ободками на фильтрах. — Ваша персона — на особом контроле. Как минимум — по трем причинам. Что значит — забыли?

Коренастый, с крепкой толстой шеей, мясистым носом, густыми черными бровями и гладковыбритым лицом, он представлял собой тот самый тип грузина, который чаще всего имеют в виду, думая об этом народе.

— Ну, вот так вот! Замотался, забегался! — я и вправду накосячил с этой подпиской о невыезде, о которой говорил Скворешня.

Формально я ведь ничего не подписывал, даже в электронном формате. И под протокол официального видео не делалось. Но кого это волновало? Киборги обычно писали всё происходящее на глазную камеру в режиме онлайн, и Скворешня исключением не был — перестраховался.

— Ну, господин Сархан, это нэ серьезно, — акцент был едва заметным, но нет-нет да и проскакивал. — Что там такое важное могло происходыть, чтобы вы забыли слова представителя органов правопорядка.

— Свидание у меня было с девушкой, впервые за полгода, это раз, — на манер одного знакомого барабанщика сказал я. — Ко мне в гости приехала любимая музыкальная группа — это два! И сегодня у меня прием у его светлости князя Воронцова — это три. Гляньте мой планшет, там на почте — уведомление о времени и месте. Воронцовский дворец, Тифлис, сегодняшнее число, одиннадцать ноль-ноль. То есть — через час.

— А… — подал голос подьячий Кобаши. — Ваха, это правда — серьезные вещи. Парень молодой, горячий, и дэвушка — первый раз за полгода. Сам понимаешь — даже наместник на второй план отходит!

Этот был худой, высокий и хлесткий, в отутюженной до зеркальной глади рубашке и брюках со стрелками, о которые можно порезаться.

— Не, ну ты не горячись Мишико… Как — на второй план? Почему — на второй план⁈ Даже вон — дарагой господин Сархан ответственно к вопросу подошел: сел и приехал в Тифлис. Такого человека, как светлейший князь, нэльзя на второй план. А дэвушка там или нэ дэвушка…

— Вот! — добрый полицейский (то есть — сыскарь). — Маладэц он, этот дарагой Сархан! Все правильно делает! Что мы его тут душу мотать будем? Подвезем ко дворцу, потом — отвезем обратно на вокзал или служебным транспортом прямо в Сан-Себастьян отправим…

— Какой служебный транспорт, что ты такое говоришь? Ты ситуацию знаешь? Зачем тогда погоняешь? — подкинулся внезапно Кобаши, а я навострил уши. — Где ты лишний транспорт теперь возьмешь?

— Да я как приехал, так и уеду… — заикнулся я. — Никаких проблем. Правда — Тифлис посмотреть хотел, погулять…

— Какой гулять, совсем дурной? — переключился на меня Кобаши. — Опричный город, на особом положении сейчас… Эть!

Он захлопнул рот и гневно засверкал очами. А я удовлетворенно кивнул: наверняка, на особом положении не только Тифлис. А еще — Эривань, Баку, Нахичевань, Карс, Эрдохан и другие близкие к границе с Османской Турцией крупные города. Почему в Сан-Себастьяне не объявляли? А мы всегда на таком положении. У нас Хтонь под боком.

Наверняка в Буковине и Бессарабии такая же история. Чует мое сердце — мы на пороге грандиозного шухера! И балканские упыри, пришедшие к власти на волне антитурецких настроений, которыми кровососы пользуются со времен легендарного Цепеша, теперь продались султану с потрохами. Точнее, даже не султану, а Большому Дивану. Не в смысле предмету мебели, а в смысле — госсовету Высокой Порты, она же — Турция. Султан там нынче какой-то инфантил вроде, но это не точно…

А Османская Турция тут — это такая хреновина на половину всего Средиземноморья, включая Малую Азию, Палестину, Северную Африку до самого Марокко и весь Аравийский полуостров. Держава мирового уровня, учитывая численность населения, полезные ископаемые и свирепость самих османов. Османами в Турции тут величали одаренных, намекая на один из вариантов перевода этого самого имени — Осман, Усман, Асман — «небесный, благословленный небесами», и на второй — «героический». Поэтому Османская империя, она же Османская Турция или Высокая Порта была государством одаренных и для одаренных — в самой худшей и уродливой его форме. А корпус янычаров состоял из мальчиков-пустоцветов, да…

— Ау, господын Сархан, вы с нами? — пощелкал пальцами Жордания. — О чем задумались?

— О янычарах, господин подьячий, — не стал отнекиваться я.

— Ох и суки, ох и суки… — закивал головой сыскарь. — Как представлю их в компании с гайдуками в прямой видимости от линии окопов, так рука и тянется к гашетке пулемета! Нет, вояки с опричниками без нас не справятся. Государь призовет верноподданных под свои знамена, может, и мобилизация будет… Завэрбуюсь, мамой клянусь, пусть начальство хоть на говно исходит. Если Государь поднимет хоругви — пойду, завэрбуюсь в первых рядах! Давить их надо изо всех сил, христопродавцев и кровососов! Рэзать, рэзать всех!

Кобаши молча курил в сторону дорогущие сигареты. У него явно был свой взгляд на вещи, у этого доброго полицейского.

— Давай, отвезем эту персону во дворец, — наконец, сказал он. — Опять возьмем закрытый броневик, посадим его в десантный отсек…

— Мужики, ну что вы как эти? — всплеснул руками я. — На опричнину посмотреть охота! Никогда не видал, только издали!

— Насмотришься еще… — подьячий только отмахнулся. — Да и Тифлис опричный статус только лет двадцать, как приобрел, так что особой разницы с сэрвитутом не замэтишь. Поехали, Ваха. Если записан на прием к одиннадцати — доставим в половину, и пусть там в приемной трется.

— Я видел, как сражаются урукские грэнадеры! — хлопнул меня по плечу горячий подьячий. — Я в мотопехоте служил, пять лет. Надеюсь, увижу тебя на фронте, будем вместе рэзать гадов и по ту, и по эту сторону Черного моря. Гнать османских собак и их упыриных прихвостней до самого Истанбула!

Мне от всего этого становилось откровенно не по себе. Большая война? Между двумя мировыми державами? Спасибо, не надо. Я за бытность мою в шкуре Бабая Сархана уже получил хорошее такое представление о возможностях местных техномагических средств смертоубийства, и они произвели на меня самое гнетущее впечатление. На кой хрен годами учиться махать кардом и делать татау, если сверху прилетит вызванный магом метеорит и раскатает тебя в блин за пятьдесят километров от линии фронта? Или на твой город обрушится землетрясение, ураган, цунами? Или во время привала на марше стоянку накроет кассетным боеприпасом, или с самолета на башку сбросят бомбу с УМПК, или башку тебе десять раз прострелит снайпер из рунической винтовки с артефактными пулями типа тех же нахичеванских «розочек»?

А можно меня в Хтонь, с Ктулху бодаться? Нет, определенно — я был чертовски прав, когда решился регистрировать ЧВК. Каждому инструменту — свое применение. Резать хлебушек бензопилой и забивать гвозди микроскопом, конечно, можно. Как и скальпелем лес валить. Но получится откровенно хреново. Может быть, удастся достучаться до Воронцова?

Не знаю, чего еще такого особенного было в опричнине, но за классическим, псевдо-античным фасадом Воронцовского дворца пряталось будущее. Ну — так, как мы его себе представляли в детстве: с движущимися дорожками на полах, огонечками по стенам, плазменными экранами и голограммами повсюду, раздвижными дверями, человекоподобными роботами, людьми в одинаковых унисекс-комбинезонах, которые за стеклянными перегородками с глубокомысленным выражением лица вазюкают пальцами по прозрачным панелям со странными графиками и символами…