— Конечно-конечно, Бабур-джи, — мы с немцем одновременно встали с кресел и, ответив коротким поклоном на «намастэ» поднявшегося первым индуса, дождались, пока он выкатится за дверь.

— Португальцы? — я повернулся к фон Штауфенбергу. Тот пожал плечами.

— Голландская Ост-Индская компания в своё время наделала немало дел в заморских владениях Оранских[33], — проговорил немец. — Так что, едва у метрополии начались проблемы с ниппонскими и китайскими королевскими факториями, король моментально понял, чем грозит его личному имуществу за морем продолжение хищнической деятельности Ост-Индской компании, и живо приструнил разошедшихся торгашей, а не пожелавших правильно понять его посыл выдал уже обиженным ими индусам… головами. С тех пор и до самого своего банкротства Ост-Индская компания стала вести свои дела куда осторожнее, что, разумеется, сказалось на её влиянии и возможностях. Так что вскоре на её место пришли испанцы с португальцами. Они-то в средствах не стеснялись, в результате чего, потеснив голландцев, быстро прибрали к рукам её фактории в Южной Америке, Аннаме, на Яве и… в Индии. Успевшие позабыть о том, как вели себя голландцы первые двадцать лет пребывания на их земле, индусы были неприятно поражены действиями португальцев. Но, как и в случае с Голландской Ост-Индской компанией за век до того, из-за многочисленных распрей своих раджей они вынуждены были терпеть произвол новых пришельцев из-за моря… добрых двести лет, то есть, вплоть до конца восемнадцатого столетия, когда объединённый флот Голландии во время очередной войны с испанцами прошёлся по её заморским владениям, сметая с лица земли все их портовые города. Ну а то, что среди уничтоженных портов затесалось с полдюжины португальских городков, расположившихся на побережье той же Индии, было объявлено случайностью, неизбежной на войне. Верная союзница проигрывавшей в той войне Испании, Португалия вынуждена была проглотить эту плюху. У неё хватало и своих проблем, особенно с возвращающимися из их разорённых заморских владений подданными, успевшими перед побегом в метрополию натворить в бывших владениях португальской короны такого, что те же индусы до сих пор их помнят. И ненавидят.

— Полагаю, устраивая эту встречу именно с вами, мой государь учёл и этот момент, — протянул я.

— Да уж, не сомневаюсь, — благодушно хохотнул фон Штауфенберг, мгновенно потеряв свою серьёзность, так что прощание наше вышло куда менее официальным, чем начало встречи. Тем не менее, покинув переговорную, я чувствовал себя, как после дневного перехода в полной выкладке на скорость… без привалов.

А потому, оказавшись в одном из залов аквапарка, где уже добрых два часа развлекались мои ученики, я выбросил из головы все перипетии прошедшей встречи и, забив на все возможные и невозможные нынешние и грядущие проблемы, с наслаждением окунулся в прохладную воду. К дьяволу всё! В конце концов, чем я хуже Бабура-джи? Если уж индус, заправляющий всей здешней движухой, выкроил несколько часов на расслабон в хаммаме, то и я могу себе позволить хотя бы день-другой отдыха!

Вопреки объявленному намерению посетить бани при аквапарке, Бабур Варма, покинув переговорную комнату, сделал всего несколько шагов по широкому коридору и, отворив неприметную дверь, больше подходящую для какой-нибудь кладовки, оказался практически в полной копии только что оставленного им помещения для переговоров.

По-хозяйски оглядевшись, индус шагнул к невысокому круглому столику, стоящему меж двух кресел, и, оценив набор выставленных на нём восточных сладостей, с наслаждением втянул носом аромат только что заваренного чая. Чёрного и крепкого. Ну да, не понимал старый индус всяких китайцев с ниппонцами, устраивающих танцы с бубнами вокруг чуть подкрашенной водички с запахом старого сена, которую они с упёртостью ослов с придыханием именовали настоящим чаем. «Настоящим», чтоб их!

Налив чашку горячего и ароматного, крепко заваренного напитка, Бабур-джи пощёлкал пальцами над блюдом, высматривая сласть по вкусу и, остановив свой выбор на пахлаве, подхватил с блюда небольшой ромбик, после чего с удобством устроился в кресле. Отправив в рот орехово-медовую сласть, индус зажмурился от удовольствия.

— Турецкая, по классическому рецепту повара Мехмеда Второго, — заметил неслышно вошедший в комнату барон фон Штауфенберг, наблюдая, как во рту его гостя исчезает уже третий ромбик пахлавы.

— Передайте моё уважение вашему кондитеру, почтенный. Великолепный вкус! — открыв глаза, довольно покивал Варма и, отхлебнув чаю из чашки, выжидающе уставился на устраивающегося в кресле напротив собеседника.

— Непременно, — усмехнулся тот, но тут же стёр улыбку с лица. — Ну, что скажешь по поводу нашего юного коллеги?

— Пусть тебе не застит глаза его мнимая юность, друг мой, — покачал головой мгновенно посерьёзневший индус, возвращая полупустую чашку на столик. — У Её избранника нет возраста, который можно было бы исчислить.

— М? — в глазах немца мелькнуло удивление. — Ты о чём это?

— Не о чём, а о ком. О нашем новом знакомом, разумеется, — пожал плечами Бабур-джи.

— Та-ак… и в чём его избранность, кто и куда его избрал? — недоумённо произнёс фон Штауфенберг.

— Это сложно объяснить, — честно предупредил его Варма. Немец на миг задумался и тряхнул головой.

— На наши отношения с парнем или дела с русским государем твоё объяснение как-то повлияет? — осведомился он, вновь превращаясь в того, кого прозвали Линкором Рейха. Неумолимость, мощь и натиск. — Это вообще важно?

— Может, и нет, — сохраняя прежнюю невозмутимость, ответил индус и вновь принялся выискивать на блюде очередную вкусность, не обращая никакого внимания на задрожавший под давлением воли собеседника Эфир.

— Тогда, оставим, — проговорил фон Штауфенберг.

— А может быть и важно, — попробовав очередную сласть, протянул брахман.

— Бабур! — резче, чем следовало, откликнулся недовольный поведением старого знакомого немец. И комнату, затопленную тяжёлой волей имперского князя, вдруг словно свежим ветром обдало. Брахман Дома Сканды полоснул по собеседнику острым, предупреждающим взглядом.

— Что ты хочешь от меня услышать, Виктор? — оставив прежний благодушный тон, спросил индус. — Ты принял решение ответить согласием на просьбу русских и помочь парню в его деле? Замечательно. Я тоже буду рад оказать ему пару услуг. И то, что основанием для моего решения служат не столько факты, изложенные в переданной нам просьбе русского властителя, сколько информация из иных источников, тебя беспокоить не должно. Удовлетворись тем, что я поддержу твои действия и сообщу кому нужно и что нужно в означенный в предложении русских срок. Остальное — мои личные интересы. И каких размеров и в каком виде оказывать парню помощь, помимо оговорённой, я решу сам. Так тебе достаточно ясно? Я доступно изложил?

— Значит, всё же важно, — откинувшись на спинку кресла, устало протянул фон Штауфенберг.

— Для меня — да, — кивнул Бабур-джи. — Для тебя… не знаю. Впрочем, если не вдаваться в частности, могу сказать так: Кали весьма благосклонна к нему и с интересом смотрит на того, кто стоит за его плечом.

— О… эти ваши мифы… — протянул немец, но уже в следующий миг он нахмурился. — Стоп. Кали? Богиня Смерти?

— Наши «мифы», — усмехнулся индус. — Говорю же, тебе это неинтересно.

— Интересно, — возразил фон Штауфенберг и, чуть помедлив, договорил: — Но можно без мифов?

— Можно. Как совет. Примешь? — прищурился Бабур-джи. Немец коротко кивнул. — Есть люди, что камень, брошенный в воду тихого пруда. Следы от их действий видны недолго, хотя кто знает, к чему приведёт их падение в глубину? А есть подобные смерчу, способные смести весь пруд, взметнуть его в небеса, убив в нём всё живое, перемешать и излить дождём… на иссохшее поле. И этот русский боярин как раз из последних.

— Революционер, что ли? — предсказуемо нахмурился князь, на что его собеседник только головой качнул.