Пальцы на ногах стынут от тянущего по полу сквозняка. А внутри… тепло. Облизав губы, касаюсь разгоряченным лбом стекла.

Как это вообще – оказаться в руках подобного экземпляра? Это не Сашка, с которым я год переписываюсь, и не Петруччио. Тех если и можно назвать мужчинами, то только с натяжкой. А вот Матиас может носить это звание с гордостью. От него за версту прет животной самцовостью альфача. Вероятно, поэтому я настолько остро, как никогда до этого, ощущаю собственную женственность. Так долго никем, даже мной самой, не востребованную, что теперь это просто невозможно терпеть!

Возвращаюсь в кровать. Обнимаю ногами сбившееся в ком одеяло. И глубоко дышу в попытке избавиться от навязчивых откровенно порнушных картинок с нами в главных ролях. Охренеть. Оказывается, это вот так может быть, да? Лучше бы я не знала...

В конечном счете засыпаю, окончательно выбившись из сил. Просыпаюсь от жуткого сушняка. Светка дрыхнет без задних ног, закутавшись в одеяло, как в кокон, потому что кое-кто так и не потрудился закрыть окно. Исправив это недоразумение, лезу в холодильник, но откуда там взяться минералке? Со вздохом топаю к кулеру. Кипячу воду в чайнике и завариваю лапшу из пакетика. Пока бульон настаивается, наспех принимаю душ – с похмелья нет ничего лучше, чем душ и дошик.

Устроившись за столом, подтягиваю к себе ноутбук. Не без удовольствия отмечаю, что Светка ни в чем не соврала, нахваливая меня Матиасу. В учебе я действительно делаю большие успехи. Уж не знаю, что тому причина – моя гениальность, мощнейшая мотивация или лютый страх спустить жизнь в унитаз, как это делает подавляющее большинство детдомовских. Вот чтобы этого не случилось, я и пашу как лошадь.

Матиас заметил, что я выбрала неочевидное направление. И в этом он ошибся, конечно, но поначалу мне и самой так казалось. Это уже потом я сообразила, что дувижуха вокруг искусственного интеллекта, набирающая обороты в Силиконовой долине, сделает максимально востребованными ранее никому особо не нужные знания в области нейробиологии мозга. И просто зубами вгрызлась в эту науку. Ну и вот… Два приглашения на работу. Два! Я могу бросить универ, перебраться за бугор и, наконец, сделать операцию, потому что мне обещают платить приличные деньги. И это, блин, самое правильное решение в моем случае. Но знаете что? Я не могу. Просто потому, что в детдоме мне вбили в башку, что любое начатое дело нужно непременно закончить. Ну а то, что без бумажки ты какашка, знает каждый житель нашей страны. Вот я и жду. Бумажку… Это все, что меня еще хоть как-то здесь держит.

Просматриваю чатики, поедая свою лапшу. После того, как Сэма Альтмана2 чуть не выперли из OpenAI, те гудели, просто не переставая.

От Светкиной кровати доносится стон, а потом и она сама выныривает из-под одеяла. Встает, бросив на меня хмурый взгляд, и молча идет к туалету. А вернувшись, плюхается на стул по другую сторону от стола.

– Почему никто не придумал вакцину от похмелья? – мямлит, опуская голову на сложенные руки.

– Тогда уж вакцину от алкогольного зомбиапокалипсиса. Ты реально похожа на зомбака.

– Ну, спасибо, блин. Твоя поддержка бесценна…

Смягчившись, отставляю от себя ноутбук:

– Чай, кофе? Или, может, сразу святую воду?

– Лучше супчик, как у тебя, – принюхиваясь, бросает жадный взгляд в мою тарелку. Послушно включаю чайник во второй раз. – Интересно, почему мое благоразумие заканчивается быстрее, чем запас алкоголя в баре? Хотя вчера я не так уж много и выпила.

Пока я прямо в пачке ломаю лапшу, а высыпаю в пиалу, Гордеева подгребает к себе мой ноут. Одной рукой водит по тачпаду, в другую широко зевает.

– Что ты делаешь?

– Гляжу, может, еще кто-то добавился.

– Куда?

Чайник с шумом вскипает. Щелкает кнопка.

– К твоему генеалогическому дереву. Ты помнишь, что оно будет меняться по мере добавления новеньких, которым еще только предстоит сделать тест?

Я опять начинаю злиться. Сама я уже закрыла для себя эту тему, а Светка все не сдается. И вот зачем оно мне, спрашивается? Каждый день, что ли, возвращаться к этой эрунде? Разочаровываясь снова и снова… Нет уж. Нафиг надо. Я не собираюсь подчинять свою жизнь поискам родителей. Это глупо. Ведь даже если я их найду, где гарантия, что они будут этому рады? Светка не знает, каково это, будучи ребенком, выбегать навстречу каждому новому взрослому в надежде, что они уж точно тебя заберут, и каждый раз возвращаться к себе в комнату, потому что тебя не выбрали. Нет, спасибо. Я не хочу через это проходить. У меня не такие крепкие нервы. Да к тому же мне не нужны корни, чтобы осознать, кто я. Для того, чтобы это понять, у меня была куча времени.

– На, – бахаю перед Светкой тарелку и от греха подальше отодвигаю ноут в сторону.

– Да погоди ты! Там, кажется, какой-то новенький. И процент совпадения большой.

– Плевать.

– Нет, ты все-таки посмотри.

Закатив глаза, плюхаюсь на стул. Да, этого мужика я не видела. Фото. Имя. И пятьдесят процентов в той самой графе. Губы растягивает нервная улыбка. Ну, просто это же какая-то ошибка, верно? Наверняка ошибка. Ведь в противном случае это означает, что… Ну нет. Так не бывает.

Я даже скребу ногтем экран, решив, что смысл написанного изменил прилипший к нему мусор. Но в одной из граф реально указаны пятьдесят процентов. И этот ответ однозначен, как калораж, указанный на упаковке с тортом. Для тех, кто хоть чуть-чуть шарит в биологии, так точно.

– Ань… Ань, ты чего? Тебе плохо? Аня!

Светка тычет меня в бок, и я, наконец, делаю первый вдох за долгое-долгое время. Воздух врывается в легкие с такой скоростью, что ребра трещат. Хриплю. Гордеева хватает стакан, наливает мне воды из-под крана и орет, вложив тот в мою дрожащую руку:

– Пей! Ты аж посинела вся, боже!

Разливая воду, пью, как в последний раз. Зубы стучат о край стакана.

– Это что… твой отец, что ли? – пришибленно интересуется Светка. – Николай… Ань, ты ж Николаевна!

– Да отвали ты от меня, наконец! – ору, вымещая на Гордеевой все те эмоции, что просто не могу пережить, и вскакиваю, бешено вращая глазами. Схватив парку, бегу куда глаза глядят. Дома мне мало места. И воздуха мало.

Видок у меня еще тот. Голые ноги в тапках, из-под куртки выглядывает подол сорочки. Но тот факт, что я выгляжу как городская сумасшедшая, волнует меня меньше всего. Несусь к воде. Там у самого обрыва установили скамейки. Я частенько на них сижу, если надо подумать. Только на этот раз мне, похоже, нельзя оставаться на месте, меня захватывают воспоминания, и кажется, если не двигаться, они просто погребут меня под собой.

Ну, вот зачем? Я же не хотела вспоминать. Свое одиночество, а особенно ночи, когда, казалось, размывались границы между моим маленьким телом и необъятной тьмой, в которой я боялась однажды полностью раствориться.

Родители мне нужны были тогда…

А сейчас что? Я выросла, закалилась. Нашла свое место в жизни. И если бы не дурацкий подарок Светки, мне бы даже в голову не пришло кого-то искать теперь, когда все у меня, в общем-то, в порядке. Потому что на кой мне такие встряски? Так ведь и до инфаркта недалеко.

Домой возвращаюсь, промерзнув до костей. Светка сидит на кровати, листая ленту в телефоне. Я понимаю, что она хотела как лучше. И что мне неплохо бы извиниться, но…

– Я, между прочим, волновалась.

– Прости.

Голос звучит бесцветно. Завариваю себе чай, понимая, что никому не будет лучше, если я заболею. Достаю плед.

– Что будешь делать?

– А что тут сделаешь?

– Ты можешь с ним связаться.

Светка не успевает договорить, а я уже верчу башкой из стороны в сторону.

– Да почему нет?

– Сама не буду. В конце концов, он тоже это все видит. Захочет со мной перекинуться парой слов – напишет.

Едва успеваю озвучить свои мысли, как у меня звонит телефон. Наши со Светкой взгляды синхронно устремляются к экрану, по которому бегущей строкой скользит незнакомый номер.