– Шутишь?

– Нет.

Самый откровенный разговор в моей жизни прерывает оглушительно громкий в свалившейся на нас тишине звонок мобильника. Я успеваю сто раз пожалеть о своем признании, уж лучше бы он узнал правду, когда она перестала бы иметь значение, ну правда. Потому как я теперь чувствую себя еще более неуверенно. Вдруг он подумает, что на меня никто не позарился? И из-за этого засомневается в своем выборе?

– Тогда тем более, – говорит Матиас, прежде чем ответить.

– Тем более что?! – чуть не плача, переспрашиваю я.

– Тогда тем более нам стоит подождать до свадьбы, – поясняет он, прикрыв рукой динамик. И уже не ко мне обращаясь, бросает: – Да, Иван… А мы уже поднялись. Нет-нет, не в квартиру. Мы ко мне зашли.

Матиас с улыбкой на меня косится. К нему?! То есть все это время мы были в его квартире?

Он сворачивает разговор и, как ни в чем не бывало, протягивает мне руку.

– Ты гад. Я тебе говорила?

– Да брось. Разве я стал бы тебя валять по чужим кроватям?

– Откуда мне знать? – бурчу я, недовольная больше собой, чем им. Ведь это мне не пришло в голову озаботиться такими очевидными фактами, как санитария.

– Я пиздец какой брезгливый. Тебе еще много предстоит обо мне узнать. Поэтому пойдем, не будем терять времени.

По объявлению перезванивают, когда мы, вернувшись домой, устраиваемся всей семьей в гостиной перед телеком. Я извиняюсь и начинаю пробираться из комнаты, чтобы никому не мешать, но заметив, как напрягается Матиас, тут же меняю план. То, что мне достался ревнивец – бесспорный факт. Не хочу его провоцировать, как бы ни тешила моего самолюбия его ревность.

Звонят из ресторана, в котором я подрабатывала в прошлом году. В принципе мне знаком и их график, и условия оплаты. Так что я быстро сворачиваю беседу, пообещав завтра подъехать к ним, и вновь забираюсь с ногами на диван.

– Извините. Я сейчас как раз подыскиваю подработку на время каникул, надо было ответить.

– Вот как? – удивляется отец, – а почему ты ничего не сказала? Уверен, Матиас бы нашел тебе местечко у нас.

– Ну-у-у, не знаю. Не хотела никого напрягать, – смущенно улыбнувшись, пожимаю плечами.

– Да какие напряги, Анют? Матиас, у нас же найдется работа для Ани?

– Нет. Не найдется, – отшивает отца, и пока тот, охренев, таращит глаза, обращается уже ко мне: – Я вообще не понимаю, на кой черт тебе сейчас работа.

– В каком это смысле? – сощуриваюсь.

– В прямом. Подготовка к свадьбе потребует уйму времени. – Матиас бесстрастно подносит к губам стакан с лимонадом, делает глоток и, будто в этом нет ничего такого, сообщает родителям: – Мы с Аней решили пожениться.

Обалдеть. Сглотнув, в ужасе смотрю на Марту. Если меня что-то и пугает больше спешного замужества, так это реакция мачехи на новость о нем. Марта, подвисая, хлопает ресницами. Смотрит на меня, переводит взгляд на сына. Приоткрывает рот. Но, так ничего и не сказав, хмыкает и отворачивается к окну. Странная очень реакция. Совсем не такой я ждала.

– Вот это новости! Тогда прости, Анют, я вынужден согласиться с Матом. Тебе действительно лучше с этим повременить, – посмеивается отец. – Умеете же вы взбодрить. Марта, а ты что скажешь?

– Скажу, что большой праздник нам сейчас ни к чему.

– Из-за моей болячки? Ну, вот еще, – тут же принимается спорить отец. А я не хочу, чтобы они из-за нас ругались. К тому же мне и самой не хочется превращать свою свадьбу в балаган. Чтоб на меня пялились, как на экспонат кунсткамеры, люди, которых я не знаю, а потом мыли кости.

– Я тоже не в восторге от идеи пышного торжества, – вставляю свои пять копеек.

– Да почему? Матис, сынок, помнишь, как на свадьбе у Сумских было? Арка из цветов, шатер на фоне моря, тут же, чуть в стороне, свечи, скатерти… Красота, одним словом.

За время нашего знакомства с отцом я поняла, что он из тех, кого обычно называют душой компании. Поэтому его стремление организовать нашу свадьбу по высшему разряду ничуть меня не удивляет. А вот то, что мы так запросто о ней рассуждаем, никак в моей голове не укладывается. Я почему-то не думала, что эта новость будет воспринята так легко, хотя Матиас и заверял меня, что отец будет только за. Все равно не верилось.

– Матиас, а ты чего молчишь?

– А что я? Пусть невеста решает. Как она захочет – так и будет. – Матиас заводит руку мне за спину и в первый раз, не таясь, прижимает к себе на глазах у родителей.

– Ты смотри, еще не женился даже, а уже каблук! – хохочет отец. – Ну, ты, Ань, все же подумай. Свадьба в жизни бывает один только раз.

Я вяло киваю, не желая продолжать этот разговор, и жмусь к боку будущего мужа. Его мать чуть в стороне опять издает некий странный звук. Что за женщина? Ну, высказалась бы прямо, так нет – молчит. А ты ходи и думай, что у нее на уме. Ясно ведь, ничего хорошего.

Впрочем, моему счастью это не мешает. Следующие дни становятся едва ли не самыми лучшими в моей жизни. Мысль о том, что я теперь не одна, окрыляет. Наверное, это странно, но, даже найдя отца, я не ощущала себя частью семьи, а теперь стала. Этому во многом способствует время, которое мы проводим вместе. И общие переживания. Понимая, что Матиас гораздо тяжелее меня справляется, когда отцу плохо, я стараюсь не оставлять его в такие моменты. Чем бы он ни занимался, маячу где-то неподалеку. Отвлекаю разговорами, когда это уместно. Держу за руку. Или просто сижу с книжкой в одной с ним комнате. Не навязываясь, но в то же время давая понять, что он больше не один. Я будто медленно его приручаю. Но по правде, привыкаю сама… По факту мы оба с ним одиночки.

Где-то за пару дней до росписи, опасаясь, что сердце отца может не выдержать, врачи ставят нас в известь, что химию отца нужно прервать. Ради подстраховки папа остается в клинике. Мачеха при нем. А мы с Матиасом возвращаемся в притихший дом.

– Извини. Мне нужно побыть одному.

Он уходит, осторожно прикрыв за собой дверь. Но я уже достаточно хорошо его чувствую, и потому для меня не секрет, что собственное бессилие доводит его буквально до бешенства. Я хочу помочь, но не знаю как. Вариант, который первым приходит на ум, невозможен потому, что Матиас решил подождать с этим всем до свадьбы…

В бессилии опускаюсь на диван. В груди болит. Не хотела я боли, но не смогла избежать привязанности. Отец такой. К нему нельзя остаться равнодушной ни при каких обстоятельствах. Он как солнце, в поле притяжения которого существуем мы все. Возможно, если его не станет, мы потеряемся на бескрайних просторах космоса. Мы… просто перестанем быть.

Мои невеселые мысли прерывает щелчок двери. В темноте различаю великанскую фигуру Матиаса. Он нерешительно застывает на пороге. И так, не шевелясь, стоит, пока у меня первой не сдают нервы.

– Иди ко мне.

Я похлопываю ладонью по дивану возле себя. Матиас еще чуток медлит, но все же подходит и садится рядышком.

– Ложись…

Матиас послушно укладывается, устроив голову у меня на коленях. Темно. Но мне не нужен свет, чтобы знать – его глаза воспалены. Мне жаль. Мне так жаль. И себя, и его, и папу… Ласково касаюсь его волос. Легонько глажу, зарываюсь пальцами. Животом чувствую, как в безмолвном крике распахивается его рот. И мне хоть вой в унисон с ним. Но вместо этого я шепчу:

– Я люблю тебя.

Матиас делает судорожный вздох. Непослушной рукой ведет по моему телу вверх и с силой сжимает грудь.

– Прости.

– Нет. Не останавливайся… Ты же хочешь.

Мой голос дрожит. Матиас же, кажется, даже не дышит. А потом резко подхватывается и, усевшись рядом, встряхивает головой.

– Да, но мне не хватит сейчас терпения возиться с девственницей. Прости, Ань. Дело не в тебе.

Для кого-то его слова могли бы прозвучать обидно, но я так их не чувствую. Просто Матиас не в себе настолько, что правда льется из него без прикрас. И, как ни странно, именно правда не дает мне загнаться по полной. В темноте я поворачиваюсь к нему. Несмело накрываю ладонью бугор под брюками и, собрав в кулак всю свою смелость, шепчу: