Это с одной стороны. С другой… Если допустить мысль об отношениях с Аней, можно не бояться, что я все разрушу, потеряв голову от любви к другой. В отсутствии эмоций есть и свои несомненные плюсы. Я могу выстраивать свою жизнь, руководствуясь доводами разума. Разве не это и есть осознанность?

С такими мыслями я возвращаюсь к себе в комнату. Стаскиваю через голову футболку и вдруг чувствую, что не один. И ведь совсем не трудно догадаться, кто за мной последовал.

– Что-то случилось? – интересуюсь я, обернувшись.

– Я пришла сказать, что ты… Ты просто… моральный урод.

– То есть брата хотела трахнуть ты, а моральный урод я? Так получается?

На секунду глаза Ани широко распахиваются, а потом она налетает на меня с кулаками.

– Эй, эй! Прекрати. Ты поранишься.

Со смехом уворачиваюсь и одной рукой сжимаю сразу оба ее запястья. Злющая и раскрасневшаяся, она даже хорошенькая. Жениться на ней? А что я, собственно, в связи с этим теряю?

– Ты специально… Специально издевался, да? А зачем? Что я тебе сделала?! Неужели ты так сильно ревнуешь меня к отцу, что готов… Все дело в том, что он тебе не родной, что ли?

Я не хочу взвешивать, сколько правды в ее словах. Я вообще не хочу думать об этом. Потому что, как я уже говорил, в моем возрасте это стыдно. Вот почему я затыкаю ей рот единственным действенным способом. Я ее целую. Опять. И это так же сладко, как в первый раз. Когда она меня оттолкнула, все же вспомнив, что так нельзя.

А теперь можно. И она поддается. Со стоном обхватывает мои плечи. Впивается пальцами в кожу, ведет ногтями вверх по затылку, издавая при этом до боли сладкие звуки.

– Нет. Нет. Перестань.

– Почему? Ты же хочешь, – хриплю я, упираясь лбом в ее.

– У меня есть парень.

– О, да брось. Ты не серьезно. – Закатываю глаза. Уж кого я не воспринимаю в качестве угрозы, так это ее дружка. Потому как, ну правда, какой из него соперник?

– А ты?! Ты серьезно, Мат? Думаешь, я не понимаю, ради чего ты это затеял? – она откидывается в моих руках, выплескивая на меня свои сомнения. Мне не нравится, куда зашел наш разговор.

– И ради чего же? – касаюсь губами ее щеки.

– Чтобы отыграться на мне.

– За что? – расстегиваю пуговички на уродливой рубашке.

– За то, что я посмела появиться в вашей жизни.

– Аня-Аня… А то, что ты мне просто нравишься, тебе в голову не приходило?

Поддеваю большими пальцами ткань и отвожу в стороны. Вниз не смотрю. Только в ее глаза. И то, что я вижу в них, когда на смену сомнению и растерянности приходит надежда – чистый кайф. Я и сам готов поверить в свои слова, чтобы его продлить… Девчонка влюблена, как мартовская кошка. Скажи ей отдать мне свое сердце – она отдаст. Меня никто не любил так безоглядно. Я ее чувства готов жрать горстями, как переживший голод – заплесневевшие сухари.

– Ты серьезно?

– Более чем.

Тонкие пальцы неосознанно трогают изуродованную губу. Мне все понятно про ее комплексы. Про недоверие. Да и вообще. Но мне на это плевать. Нет, для того чтобы на нас не оборачивались, Аня, конечно, сделает операцию, но самому мне нет дела до ее изъяна. Я снова ее целую. И опускаю взгляд вниз. На отчаянно вздымающуюся грудь. Реально у нее ареолы размером с кофейное блюдце. Очень странно. Как-то даже противоестественно. Я в ее диспропорциях узнаю собственные несовершенства. Я в ней как в отражении. И может, потому мне кажется, будто я столько о ней знаю, что ближе просто никого нет.

Наклоняюсь и веду языком по бледно-розовой окружности. Кожа сморщивается, покрывается пупырышками. Крохотный сосок каменеет. Я тоже давно уже каменный.

– А как же Сашка? – спрашивает Аня, едва ворочая языком. Более глупого вопроса сейчас даже сложно представить. Но я не гордый. Я могу объяснить.

– А с Сашкой все.

– А папа?

– А папа нас благословил.

– Чего?

Мой ответ приводит Аню в состояние легкого шока. Ее глаза широко распахиваются. Впрочем, как и рот. Мягко надавливаю большим пальцем на ее пухлую губку.

– Ты же не думаешь, что он не заметил моего к тебе интереса?

И опять она тает… Сначала напрягается, словно не верит, а потом тает, да… Наверное, в том, что даже отец обратил внимание на мои чувства, ей видится подтверждение их искренности. Вот и хорошо. Это мне только на руку. А то, что я не испытываю того, чего бы ей, наверное, хотелось, компенсируется прозрачностью моих намерений. В конце концов, я действительно постараюсь стать ей хорошим мужем.

– И ч-что? Он не против?

– Отец благословил наш брак. А ты что подумала? – тихо смеюсь ей в шею. – Он не против, чтобы я тебя трахнул? Брось, малыш, наверняка он уверен, что ты еще в куклы играешь.

Аня откидывает голову, доверчиво открывая мне горло. Ее губы дергаются, как если бы она хотела что-то сказать. Но этого не происходит. Я снимаю с ее плеч рубашку и, подстегиваемый любопытством, взвешиваю в руках груди. Если мы подойдем друг другу в постели, все вообще будет идеально. Секс я люблю. Но меня напрягает необходимость охоты. И хоть я ненавижу препарировать это чувство, тем не менее для меня не секрет, откуда у него растут ноги. Во времена становления, когда то, как меня воспринимают, было действительно важным, откровенно, я был тем еще уродом… И толку, что с тех пор много изменилось.

– Подожди. Какой еще брак?

У меня голова кругом. В нее абсолютно не вмещается происходящее.

– Ты же выйдешь за меня?

Выйду? За него? Да. Вопрос как будто не предполагает другого ответа. Но постойте. Я еще совсем недавно была уверена, что он мой брат! Я винила себя в чувствах к нему, я себя ненавидела... И уж конечно, даже мысли не допускала, что это может закончиться чем-то хорошим. Более того, я хотела бежать! Бросать универ и бежать куда глаза глядят. После той истории в ванной я даже Сашку подключила к планированию своей эвакуации. Ведь как бы там ни было, я должна была сделать так, чтобы мой переезд прошел безболезненно. Нельзя было допустить, чтобы он разрушил мне жизнь. Или перечеркнул планы сделать карьеру.

Да, семья – это хорошо. Но не в моем случае. Рядом с Матиасом я как будто себя теряла. И делала что-то не то. И что-то не то чувствовала. А Сашка мне помогал. И я даже не ощущала вины за то, что не рассказала ему правды. Оправдывая себя тем, что раз ничего непоправимого не произошло, то и говорить не о чем.

Господи, да вернувшись к себе в тот день, захлопнув дверь и накрывшись с головой одеялом, я даже билеты гуглила. Все равно куда, главное – на ближайший рейс. Но потом все же взяла себя в руки, дав время все по уму спланировать. А теперь вот… Опять все с ног на голову.

Смотрю в голубые глаза Матиаса и не могу поверить, что это со мной происходит. И так странно – вмиг неважным становится все, кроме него. Даже то, что по отношению к Сашке это будет совсем уж свинством. Я не могу объяснить своих чувств. Это абсолютное помешательство. Будто вся любовь, что жила во мне и не находила выхода, устремилась к этому не самому лучшему, если начистоту, мужчине. И я не могу ничего с этим сделать. Только подчиниться потоку, который тащит меня за собой, в надежде что так, подчинившись судьбе, смогу в нем не раствориться.

А ведь на самом деле я так этого боюсь! У девочек, выросших вне семьи, обычно как бывает? Они либо совсем любить не умеют, либо, и это происходит гораздо чаще, до того в этой самой любви нуждаются, что без мужика ни дня не могут прожить. И от этого ты сначала становишься неразборчивой, а потом – полностью теряешь себя. Понять это мне ума хватает, а вот не допустить повторения такого сценария в собственной жизни… Не знаю. Насколько здорово то, что происходит со мной? Может, любовь только такой и может быть?

Растерянно опускаю взгляд на длинные пальцы, нахально потирающие мои соски. Он касается твердых наверший, теребит, и мое удовольствие проходит вибрацией по невидимым струнам, сходящимся в одной раскаленной точке внизу живота. Сумасшествие. С Сашкой так не было. Трясу головой и, собрав в кулак остатки воли, выпаливаю: