— Восемь кружек.

— Ага, — согласилась с количеством бабушка.

Когда он вскипел повторно, наш старый шумел уже довольно прилично.

— Ну, ещё две.

На последние две кружки ушло две минуты сорок секунд. Большой чайник шумел громко, но и только.

— Нда! — согласилась бабушка. — Быстрее.

— А ещё у него спиралька совсем низко, можно пол-литра вскипятить — быстренько попить.

— Верно! — совсем уж бодро согласилась бабушка. — Ну-ка, покажи мне ещё раз, как что делать?

Вот оно что! Она, оказывается, просто боялась «с управлением не справиться»! Маскировщица, блин.

Ещё бабушка с подозрением отнеслась к компьютеру. Сперва думала, что это типа телевизор — недоумевала, зачем клавиатура и все прочие «коробочки». Да ещё и первый канал не показывает, а всё время какую-то странную заставку.

Потом я открыла ей текстовый редактор, показала как я текст набираю, а потом на принтере печатаю. Удивилась она страшно!

— Смотри-ка, как газета, да?

Я для простоты понимания сказала, что это мне надо для учёбы и пригодится для работы, и бабушка признала, что компьютер — вещь неплохая, хоть и громоздкая.

ОСЕНЬ НАСТУПИЛА, ВЫСОХЛИ ЦВЕТЫ*

Мама у меня, как вы знаете, воспитательница, так что из меня периодически пачками лезут детские стихи, мда.

*Из стишка про осень А. Н. Плещеева

Ещё два дня продолжалась моя лафа с каждодневным посещением уроков армейской физкультуры, а потом пришла она. Осень.

Нет, не сказать, чтоб осень пришла какая-то слишком уж промозглая. Обычная, то дождь, то солнышко. Бури, скорее, бродили у меня в душе, но я потихоньку старалась крыть их в ответ и бороться с депрессухой.

В универ я явилась ровно один раз: посветить лицом и сказать старосте, что вот так, мол, не теряйте, пришлось мне выйти на работу, когда стипуха будет — звони. Олеська сделала скорбное лицо и понятливо покивала. У нас уж несколько человек — кто совсем ушёл, кто на заочку перевёлся — из-за того, что се́мьи не тянули, пришлось на работу устраиваться.

Зато вышла на курсы в политех — на те, дизайнерские. Как и собиралась, проплатила учёбу по-максимуму. Вместе с тем, что мне папа подкинул, получилось год до конца закрыть — ну и всё, голова больше об этом не болит!

Потихоньку заканчивала формирование моих кружковых групп. Заведующая (утвердили-таки Константиновну) предложила мне хитрый и коварный ход: первое занятие сделать бесплатным. Вот для всех поголовно. Типа, детям понравится, будут родителей просить записать их на кружки. Ну и для тех, кто по двое детей записывал, тоже скидки. Правда, мало таких. Сейчас вообще редко кто второго решается рожать — выживать-то как?

И ценник мы, на пару с Альбиной Константиновной поразмыслив, поставили ещё ниже, чем изначально предполагали — двадцать тысяч всего. Да, у людей всё ещё было сильно плохо с деньгами, но двадцатка — это ж условно шесть булок хлеба. Даже килограмм колбасы не купишь!

В общем, не знаю, из-за наших хитровыдуманных телодвижений или просто народ созрел, но записалось ко мне только на рисование двадцать человек, причём, четырёх разных возрастов, начиная с трёхлетних карапузов, что приводило меня в некоторый ужас. Но мы же сильные и смелые, да?

Тестопластика порадовала ещё сильнее, даже цифры называть вам не буду, боюсь сглазить, если честно… детёныши, с каждого занятия гордо несущие какую-то самостоятельно вылепленную поделочку, почему-то производили на всех прямо-таки магнетическое впечатление. Я озадачена была страшно. С рисованием ничего такого не наблюдалось — там как раз-таки оправдался наш умеренный прогноз. А на лепку народ попёр валом! Дескать: да пусть дитё занимается, и недорого, и с пользой. Я когда списки подбила, офигела просто. Пришлось их делить, часть ставить в утреннее время — благо, никто по этому поводу претензий нам не предъявлял.

Подсчётом долгов и сбором денег должна была заниматься новая кассирша, деловая баба со строгим лицом. Моим долгом было вовремя ей ведомости с плюсиками посещений сдавать, а дальше уж всё она сама.

Про старую, о которой всё-таки просочились слухи про связи с бандитами и её наводчицкой деятельности, никто старался не вспоминать.

Ещё ездила на дачу, помогала маме картошку копать и облепиху собирать (не люблю это дело, все руки потом по локоть в соке, а прохладно уже).

За всей этой суетой возможностей наезжать к Вовке каждый день не стало. Да и у него расписание изменилось. Виделись мы раза два в неделю максимум, если всё удачно совпадало. Зато он мне звонил — из столовой, почти каждый вечер. Я снимала радио-трубку и уходила к себе в комнату, запиралась — хорошо, что я такой телефон купила, а то в коридоре сидеть совсем бы неудобно было.

Первое сентября нынче пришлось на пятницу, вся первая неделя у меня получилась суетная-пресуетная, и добежала я до Вовы только в субботу. Зато услышала от него такую феерическую историю, которая заслуживает отдельного заголовка.

ОСЕННИЙ ЗАГОН

У майора Гробовченко случился осенний загон.

В пятницу вечером (восьмого сентября, если кому нужна точность), когда, как говорится, ничего не предвещало, все желающие спали (поскольку вечерняя поверка прошла и был объявлен отбой), а отдельные нежелающие спать курсанты сидели в классной комнате, завесив изнутри окна и двери одеялами (ну, нужно же было как-то предотвратить поступление вовне света от монитора и телевизора), майор Гробовченко вернулся в расположение роты, чтобы внезапно проверить боеготовность вверенного состава.

И первым делом незамедлительно вломился в классную комнату.

Обнаружив внутри некоторое количество любителей компьютерных игр и видеофильмов, он громогласно выкрикнул: «Что же вы делаете, товарищи курсанты?» (в инфернальном эквиваленте), после чего оперативно приступил к усиленной работе с курсантским боевым духом. Следует ли объяснять, что в этот момент майор Гробовченко был выпивши, что называется, до синевы, и держался на ногах исключительно на силе воли и чувстве долга?

Рота тотчас была построена на улице по форме номер два (брюки, сапоги, голый торс) и получила команду: «пять километров бегом марш!»

Поскольку товарищ майор отдавал себе отчёт, что контролировать процесс бега в подобном сумеречном состоянии ему будет сложно, он заблаговременно отдал приказ принести из казармы стул.

Далее события приобрели сюрреалистические формы.

Возвращающийся со своей супругой из поздних гостей замначальника ИВВАИУ по воспитательной работе, практически дошедший до собственного дома, имел счастье лицезреть бегущих в ночи курсантов (строго коробочкой, как полагается). При этом несколько самых здоровых парней пёрли приподнятый над строем стул, на котором, подобно римскому триумфатору, восседал сам майор Гробовченко.

Майор периодически отдавал команду: «Не трясите меня!»*

*Как сказал мне Вова: «Я говорю: Маяк, не трясите его, вас же заблюёт», — на что я сразу поинтересовалась: «А тебя разве нет?» — а сержант же сбоку бежит, оказывается. Вне опасной зоны, тысызыть.

Рык замначальника: «Рота, СТОЙ!!!» — накрыл ночной городок. — «На землю поставить!!!»

После этого товарищ полковник вспомнил о лишних глазах и ушах, очень спокойно велел супруге: «Дорогая, иди домой», а курсантам: «Рота, кру-ГОМ! В расположение БЕГОМ МАРШ!!!» — а уж потом, когда топот курсантов несколько удалился, занялся своей непосредственной обязанностью. Воспитанием.

Из литературных слов в этой проповеди было «тарщ майор», «вы что» и «чтобы я больше никогда», рёв стоял такой, что тополя тряслись, и никакие попытки майора Гробовченко пояснить, что он таким способом старался поднять дисциплину и мораль курсантов, во внимание приняты не были.

Ой, бли-и-ин… Со стороны весело, конечно. Но сюр полнейший.

ПРАВИЛЬНО — НЕПРАВИЛЬНО…