Мои размышления о будущем прервало давящее ощущение практически во всем теле и горячее касание к моим мокрым, холодным губам. На столь неожиданный и дерзкий поцелуй я отвечал даже не задумываясь от кого он исходил, но открыв глаза, естественно, увидел сидящую на мне Алису, которая при всей своей скромности в прилюдном проявлении чувств совсем не стеснялась пялящихся на нас прохожих. Она просто вжималась в меня ни на секунду не отрывая своих пухленьких губ, впитывая остатки моего тепла в себя, и лишь когда ее руки оказались под моей одеждой нежно поглаживая желанную часть тела до меня стал доходить масштаб образующейся проблемы. Назвать себя застенчивым скромником я бы не смог, но и устраивать шоу на глазах у всех я бы не стал, а вот по безудержным, страстным поцелуям и тяжёлому дыханию Алисы я мог сказать, что она сейчас вполне готова на все. И что самое страшное ее порывы благополучно находили отклики в тайных уголках моего сознания и сопротивляться зарождающемуся безумию с каждой секундой становилось все сложнее.

— Что ты делаешь? — захлебываясь собственным дыханием выдавил я, с трудом оторвавшись от сладких губ Алисы. Она посмотрела на меня искрящимися от желания и задора глазами.

— А разве не видно? Хочу овладеть своим самцом. Ты что, против? — прищурилась она и снова впилась в губы, начиная расстёгивать мою куртку. Я немного отстранился.

— Тебе не кажется, что место не очень подходящее? — девушка нервно взглянула на меня.

— Плевать! — произнесла она будто чужим голосом, а лёгкий задор ее глаз сменился на нечто иное, что я никогда в ней не видел. И если вначале там были лёгкие игривые искорки, то сейчас полыхало обжигающее пламя самой преисподней. — Ты только мой! — процедила она сквозь зубы. — И я хочу чтобы об этом знал каждый!

Судя по усилившемуся напору этой самки, а по-другому ее называть было нельзя учитывая бездумность ее первобытных порывов, дальнейший разговор не имел никакого смысла, ведь меня попросту не слышали. И если уж она так хочет заявить о своей личной собственности, то мешать я ей в этом не собирался, просто нашел более культурный вариант для этого.

Я взял ее на руки и практически поволок ее к себе, грубо и настойчиво лаская и целуя все до чего мог дотянуться, а до чего не мог, то просто снимал и бросал в том месте, где мы находились, жадно впиваясь в желанные прелести. Полыхающий внутри нас огонь похоти выжигал последние остатки разума, заставляя всех прохожих шарахаются от нас как от прокаженных, и к тому моменту, когда мы оказались у меня на нас уже практически не было того, что ещё можно было снять или сорвать. И потому, толкнув свою готовую ко всему избранницу в кровать, я просто набросился на нее, словно она была единственной женщиной на земле, которую я нашел после тысячелетнего воздержания.

В этот раз все было особенным: запахи, чувства, ощущения, даже стоны моей нежной Алисы были пропитаны агрессивной сексуальностью, так не присущей ей, в принципе. Не было ласки и прелюдий, они остались где-то там на задворках наших желаний. Мы были словно два голодных до плоти демона, которые раз за разом бросались в сети истинного порока и наслаждения, вгрызаясь до крови в нежную, желанную плоть под стоны граничащего с сумасшествием возбуждения. До этого дня я и не подозревал, что боль, страсть и удовольствие могут стать единым целым, даруя истинное наслаждение страдающему и наказывающему одновременно. Я брал свою девочку грубо и жестоко ровно настолько насколько мне позволяла фантазия, раз за разом вгоняя в нее все мое мужское естество и доводя ее до слез, криков и экстаза одновременно. И лишь вдоволь наигравшись в повелителя я отдал ей инициативу.

О, это было великолепно! Разгорячённая и возбуждённая моим доминированием нимфа отплатила мне той же монетой. Оседлав меня, она в порыве страсти кусалась, царапалась и кричала словно дикая кошка играющая со своей добычей перед жалкой участью стать ее обедом. Не знаю откуда у нее столько сил после всего и на что она рассчитывала, но вместо мольбы о пощаде я лишь крепче сжимал ее упругие бедра, поглаживал ножки и периодически целовал и покусывал набухшие груди, соски и нежные губки, прижимая к себе ее горячее тело. А ее же редкие поцелуи были пропитаны огненной страстью настолько, что порой, как мне казалось, обжигали мое тело в прямом смысле этого слова.

Ее силы иссякли лишь после очередного, теперь уже одновременного оргазма, от которого она дрожа и извиваясь всем телом тихонечко сползла на кровать нежно подрагивая и постанывая… Бешено стучащее в груди серце медленно успокаивалась после сладкой пытки. А ведь если подумать, в этом мире не так уж и плохо.

— Значит всё-таки любимый, — задумчиво произнес я, глядя в глаза Алисы.

— Я… — девушка смутилась и отвела взгляд. — Не помню, чтобы я такое говорила.

— То есть в медблоке перед моим отключением была не ты? — девушка уткнулись в меня мордашкой и обняла.

— Я думала, что ты уже спишь… — тихо прошептала она. — И вообще, не зазнавайся — это ничего не меняет! Будешь плохо себя вести я тебя… — она прервалась и с расширенными глазами пару раз вздрогнула опустив руку к низу живота. — Хорошо-то как…

— Знаю, знаю… Прилюдно изнасилуешь… Что это было вообще?

— Я… Я не знаю… — виновато начала девушка. Ее лица я не видел, но думаю о говорила она вполне искренне. — Я совершенно собой не владела, будто внутри меня был другой человек… А может и не человек вовсе…

— Ладно, проехали, — я прижал девушку к себе и провел рукой по влажной горячей спине, она немного поежилась и покрылась мурашками. — Ты хорошо себя чувствуешь? Мне кажется у тебя жар.

— Жар… — задумалась Алиса. — Нет, Максим, все хорошо.

Я нежно чмокнул ее в щёчку и встал с кровати, ведь где-то там, за дверью, меня ждали осуждающие взгляды окружающих и мой лохматый товарищ, которого я так опрометчиво бросил на улице. Надеюсь он уже нагулялся и не сбежал.

По пути на улицу пришлось собрать разбросанные в порыве страсти вещи и поймать на себе пару ухмылок. Да уж, если Алиса хотела мощно заявить о наших отношениях, то поставленную цель мы выполнили и даже перевыполнили.

На улице, с крысой в зубах, мокрый и грязный, меня встретил волчонок. Из-за удачной охоты он был, видимо, в добром расположении духа, поэтому, к моему удивлению, просто подошёл, положил свою добычу и сел рядом, недоверчиво поглядывая на курящего на крыльце человека.

— Хороший у тебя… пёсик, — сказал он сделав очередную затяжку, после чего затушил сигарету о стену, бросил ее в урну и исчез в здании.

— Пёсик… — улыбнулся я и посмотрел на питомца. — Для всех ты просто милый пёсик, понимаешь? Ну ничего, когда ты вырастишь, то покажешь им какой ты пёсик.

Волчонок пристально посмотрел мне в глаза и в голове тут же возник образ огромного, зубастого волка склонившегося на мной. Текущие слюни, окровавленная морда и хищный холодный взгляд. Картина хоть и была жутковатой, но тревоги или страха я не испытывал, скорее наоборот — по телу разлилось тепло, а сознание заполнило ощущение безопасности. Видимо, вместе с образами мой приятель смог передать и часть своих эмоций.

— Да, однажды ты станешь таким же как она: большим, сильным и никто уже не посмеет назвать тебя песиком. Ну что, пойдем домой?

Дома меня ждала тишина. Алиса безмятежно спала на кровати, свернувшись комочком. Она изредка подрагивала, покрываясь мурашками и что-то невнятно бормотала себе под нос. Такая теплая и манящая, со следами от моих укусов и шлепков она вызывала во мне бурю приятных, нежных эмоций, а совсем не той яростной страсти, что была каких-то полчаса назад. В голове немым укором всплыл взгляд когда-то близкой мне Лены. Ее образ был уже не таким ярким как раньше и напоминал скорее обрывок сна нежели прошлую жизнь.

— Как быстро все меняется, — прошептал я, а волчок заметив мой пристальный взгляд подошёл к кровати, бросил крысу и стал активно втягивать носом воздух. — Это моя самка, — добавил я так же тихо, глядя на зверя. — Она хрупкая, слабая и очень добрая. Ее нужно оберегать и защищать, а не пытаться укусить, как некоторые. Пойдем, не будем её будить.