На следующее утро, сразу после завтрака, мы с Владимиром послали гонца на выселки — за мастерами. Сами же, чтобы не терять времени, отправились на место будущей стройки, по пути обсуждая планы обучения и подготовки четы, имевшей теперь все шансы увеличиться.

Собственно говоря, так и произошло. После зверств башибузуков все приехавшие с нами мужчины как один попросились в чету. Пришлось на ходу менять планы: предусматривать более просторное помещение и привлекать к строительству помощников, в роли которых должны были выступить наши четники и Павел, оказавшийся толковым и незаносчивым, несмотря на происхождение, парнем.

После торжественного первого удара киркой на месте будущего здания учебного корпуса и казармы, я отозвал Первушина в сторону.

— Володь, понимаешь, тут такое дело…

— Опять ты темнишь, Андрюха. Говори, что случилось.

— Извини, вчера замотался совсем, не успел сказать. Мне обратно надо. Я же все-таки на работе, да и дом на мне — сам знаешь один живу.

— А что один-то? Весь в работе?

— Да как-то не нашел никого.

— Так ты в этом мире поищи: посмотри, какие красавицы кругом — работящие, неиспорченные цивилизацией. Ты ведь сюда как к себе на кухню ходишь. — тут мой боевой товарищ весьма многозначительно на меня посмотрел и хитро усмехнулся, однако я на его удочку не клюнул, а вздохнул, закатил глаза, изображая душевные терзания по поводу неудавшейся личной жизни, и перевел разговор в другое русло.

— Что скажешь про атлас?

— А что сказать? Интересная тут география. Ладно Крым, но остров Кавказ…

— Точно. А главное — Британии нет, США тоже не будет. Повезло местным!

— Это как сказать. — рассудительно возразил мне Первушин — Еще неизвестно, кто хуже — англичане или французы.

— Ну так как — отпустишь меня на недельку?

— На не-де-ельку. Ладно, что с тобой делать — иди, только вернуться не забудь. — иронично усмехнувшись, милостиво согласился Владимир, а затем, уже совершенно серьезно, добавил — Но имей в виду — восемь, максимум десять дней — дольше я здесь не задержусь. И еще. Во-первых, гараж запирай как следует и посторонних в него не пускай, даже родных — режим секретности, сам понимаешь. А во-вторых, захвати штук двадцать-тридцать шариковых ручек, штук десять зажигалок, карандашей побольше, перочинных ножей сколько сможешь — нам еще к Акилю съездить надо. Добро?

— Добро. Володь, ты сказал восемь-десять дней, а после что?

Тут последовал ответ, заставивший меня занервничать:

— Перед начальством отчитываться надо. — и, осмотревшись, перейдя на шепот, уточнил — Ваш мир будет использоваться как «тамбур» для перехода в мир XIX века. Помнишь, я тебе говорил о неудачных попытках наших научников и их болгарских коллег наладить нормальное сообщение между измерениями?

— Да.

— Так вот, они пришли к выводу, что есть миры, через которые можно попасть в более чем два измерения легче, чем из нашего. Возможно, — тут Первушин замолчал и огляделся по сторонам, дабы убедиться, что нас никто не подслушивает, а потом продолжил — я говорю возможно, твой мир и является одним из них. Одно из доказательств — путешествия полковника Серафимова. Моя задача, помимо всего прочего, попытаться это проверить. Хотя, если честно, лично я очень сомневаюсь — пробовал пробиться в другие миры, но ничего не вышло. Кстати, ты ведь когда-то оставался в переходнике и он тебя куда-то забросил?

Тут у меня внутри все сжалось: неужели безопасник что-то заподозрил? Ну нет, дудки! Не дам я ему ключа к ЛКМ (лечебно-копировальному миру)!

— Никуда не забросил. — честно смотря Владимиру в глаза ответил я — Стена была. Каменная. Потом свет погас и все. — излагал я версию, выдуманную еще в прошлый раз, при этом представляя все именно так, как рассказывал, а потом решил изобразить обиду — И вообще, что за проверки?

— Извини, Андрюха, служба — сам понимаешь.

— Ладно, проехали. — махнул я рукой и в свою очередь полюбопытствовал — Так вы что, собираетесь целые экспедиции в Болгарию XIX века через мой гараж водить?

— Пока только очень немногих особо проверенных товарищей и сравнительно редко. — «успокоил» меня Первушин — Уж очень непростой у вас мир.

— Это точно. У нас тот еще мир! Не дай Бог натовцы пронюхают — до третьей мировой дойти может.

— Не может. Мы тоже не вчера на свет родились. — заверил меня Владимир и добавил — К тому же наши научники обещают решить проблему.

— Ладно, пойду народ предупреждать, а то нехорошо по-английски уходить, не попрощавшись.

— Иди. Только всем подряд не говори.

— Ясное дело.

Предупредив дядю Тодора, Вылчана, Фотю и Бориса, я вернулся к Первушину, мы пожали друг другу руки, пожелав успеха в делах и я бодрым шагом направился в сторону переходника.

Одной из характерных особенностей планов является то, что их часто приходится менять. Так случилось и на этот раз. В субботу я собирался отправиться к своим друзьям в еще не освобожденную от османского ига Болгарию, но в пятницу вечером мне позвонили родители, сообщив, что завтра намерены вместе с сестрой и племянницей посетить мое уединенное жилище. Делать было нечего и мне пришлось в срочном порядке наводить в доме «образцово-показательный порядок».

В воскресенье, встав пораньше, накормив друзей человека, закрыв и заперев все, что было нужно, включив сигнализацию, я все-таки отправился к своим соратникам в параллельный мир XIX века. Конечно, не с пустыми руками. И, разумеется, зайдя по пути в ЛКМ.

По прибытии в Царичину XIX столетия, я первым делом заглянул на мельницу. Вылчана там не было — он проводил занятия с большей частью четников. Оставив там часть принесенных мной вещей (кое-какие строительные инструменты и патроны), а остальные взяв с собой, я отправился к дяде Тодору. Первушин знал, где расположиться — места в просторном доме чорбаджии и предателя Стояна хватало даже сейчас. Это было весьма кстати, поскольку избавляло меня от необходимости отвечать на неудобные вопросы Владимира о происхождении принесенных мной предметов, в особенности патронов.

Солидную дверь во двор богатого дома мне открыл Петко Дешлиев — один из неграмотных четников, обучавшихся у Фотю. По договоренности с мельником он предоставлял чете одну из комнат для обучения неграмотных парней, а в роли учителя выступал Фотю. Как раз во время одного из таких занятий и появился ваш покорный слуга.

Поздоровавшись с Петко и проходившей по двору Василкой, я поднялся на второй этаж и постучал в дверь предоставленной Первушину комнаты. Задав не самый оригинальный вопрос «Кто там?» и получив претендующий на оригинальность ответ: «Товарищ подполковник! Майор Иванов без Вашего приказа прибыл!», мой друг пригласил меня войти.

— Что так долго? — с легким упреком спросил Владимир.

— Родители с сестрой и племянницей приезжали. На целый день.

— Ясно. Проходи, присаживайся. Твои родственники ничего не заподозрили?

— Да ты что?! Конечно ничего.

— Хорошо, если так. Товар для аль Фараби принес?

— Конечно принес. Двадцать зажигалок, десять «вечных спичек», двенадцать ручек, десять перочинных ножей и четыре лупы. А еще десять записных книжек и карандашей для наших учеников. — бодро отрапортовал я.

— Что так мало?

— Так я еще и инструменты строительные притащил.

Первушин хмыкнул и, помолчав немного, спросил:

— Слушай, ты свечей не догадался захватить? У меня аккумулятор на фонарике сел, а с освещением здесь проблема — просто каменный век какой-то.

— Извини, но чего нет, того нет. Хорошо хоть все остальное не забыл. Но фонарик одолжить могу. Не такой навороченный, как у тебя, но вполне приличный. — с этими словами я достал из кармана улучшенную копию китайского фонарика, мысленно похвалив себя за предусмотрительность, и вручил ее Владимиру.

— Спасибо. А теперь — в дорогу. Ты готов?

— Всегда готов! — ответил я, вскинув руку в пионерском приветствии. Первушин усмехнулся, подошел к столу, выключил и закрыл свой ноутбук, спрятал его под мохнатое одеяло из козьей шерсти, которым была застелена низкая кровать, затем привычным движением сунул в оперативную кобуру уже знакомый мне пистолет Киреева, надел поверх своей одежды абу — что-то вроде пальто свободного покроя из толстой шерстяной ткани. Задорно подмигнув мне, патетически произнес: