В этот момент он мне напомнил Цезаря, который мог одновременно наблюдать за поединком гладиаторов, читать письма и отвечать на них.

Зинченко в этот время помыл турку, отправил внутрь новую партию и поставил на огонь.

– Что же, спецслужбы поработал на совесть. Давно не читал такого захватывающего чтива. Будете публиковать? – спросил Аджубей, когда перевернул последний листок из папки.

– А смысл? Те заграничные «друзья», которые сейчас ведут его по ступенькам карьерной лестницы, имеют ещё и запасные варианты. Если не получится с Горбачёвым, то подсунут кого-нибудь другого, может быть ещё более мягкого и покладистого. Это Андрея Громыко называют «Мистер Нет», а вот те, кто придут после него, будут как раз «Мистерами Да», – хмыкнул Зинченко.

– Но ведь Громыко тоже за Горбачёва, – склонил голову на плечо Аджубей.

– Да, когда он поймет, кого двигал наверх, будет уже поздно, – кивнул Зинченко.

Аджубей вздохнул и отпил кофе. Как только напиток коснулся его вкусовых сосочков, так сразу же брови вздернулись на мясистом лице. Он посмотрел в кружку, потом на Зинченко и ещё раз пригубил.

– Ну, что скажете? – Зинчуков явно напрашивался на похвалу.

– Скажу честно – такого восхитительного кофе ещё ни разу не пробовал, – ответил Аджубей. – А пробовать приходилось всякое… Как бы не привыкнуть, как к наркотику. И как бы меня не начали снабжать этим самым наркотиком за большие деньги.

При последних словах он посмотрел на меня.

– Я помню о нашем разговоре, Алексей Иванович, – кивнул я в ответ. – И нет, не я убил того наркоторговца. Насколько мне удалось выяснить – его убили свои же. Причем убили за то, что он хотел с ними порвать. Вот такой вот порочный круг получился – либо убивай сам при помощи товара, либо будешь убит сам.

– А также мы выяснили, что след от наркотрафика идет к тому человеку, чьё дело вы держите в своих руках, – заметил Зинчуков.

– Да вы что? – Аджубей снова поднял брови.

– Вот так вот, – развел руками Зинчуков. – Мы выяснили, что для того, чтобы Горбачёву быть всегда радушным гостем и дарить дорогие подарки, то нужны финансы и немалые. Поэтому он и привечал «цеховиков» с Грузии, поэтому и давал им своё покровительство взамен на…

– Конверты, – закончил за него мысль Аджубей. – Недаром у него появилась эта кличка… Мишка-конвертик.

– Да, и вот такой человек, похожий на Брежнева в плане умения нравиться всем и всем быть угодным, но в политическом плане вообще полный ноль, встанет у руля корабля под названием СССР. Встанет для того, чтобы повторить судьбу «Титаника».

– Хм, красивое сравнение, но вот зачем связываться с наркотиками? Это же грязное дело…

– За него пока что дают малый срок. Поэтому можно даже отделаться замятием. Но деньги приносит очень и очень неплохие. Вот как раз они-то и нужны для того, чтобы помогать карабкаться наверх.

Аджубей сделал ещё глоток ароматного кофе, а потом вновь посмотрел на Зинчукова:

– Я к вам приеду сегодня ближе к вечеру, когда пересплю с полученной информацией. Прошлый раз вам не удалось меня убедить, но сейчас… Скажите спасибо вашему таланту заваривателя кофе. И молодому человеку, который оказался в нужном месте и в нужное время. Михаил, проводите меня до дверей?

– Да, безусловно, – кивнул я в ответ.

Я проводил Аджубея. Он поблагодарил меня ещё раз за проявленное участие и пожал руку:

– Моё сердце чувствовало, что намечаются большие перемены и поэтому попыталось вывести меня из игры. Но если ему это не удалось, то думаю, что это хороший знак. Перемены нужны и я заставлю ещё свой моторчик поработать от души.

Два первых дня нового, одна тысяча девятьсот семьдесят четвертого года, я читал дела. Делал пометки, потом перечитывал и впитывал информацию такой, какой она была представлена в папках с фамилиями партийных руководителей.

Ох, до чего же грязна линия партии. Да, я понимал, что без кровавых разборок власть не удержишь, но чтобы так…

Уже в моё время это всё всплывёт, вытащенное на свет руками журналистов, перестиранное и обмусоленное во множествах газет и журналов. Без преступлений, подлогов и подковерных интриг не обходилось ни одно правление. Неугодных деятелей убирали, мелкие сошки просто пропадали за ненадобностью и необходимостью молчания. Понятно, что советский народ ничего этого не видел, слыша по радио и телевидению только то, что «мудрая партия заботится о народе». А на самом деле…

А что на самом деле?

Вот я прикинул одно – если бы в правительстве все были белыми и пушистыми, то нас давно бы сожрали клыкастые «друзья». Те самые, что в лицо улыбаются, а в спину с радостью втыкают нож. И нет у СССР друзей, как не будет у России. Будут временные союзники, основывающие свой союз исключительно на выгоде. И не всегда эта выгода обоюдна, зачастую она не приносила никакой пользы ни СССР, ни его правопреемнице.

И Шелепин не был ангелом, и Семичастный. Однако, они обладали ещё способностью к поступкам, переживали за развитие и состояние СССР, а Шелепин ещё и признавал свои ошибки. В отличие от Брежнева и Андропова, которые с удвоенной энергией начали отдалять от себя тех, кого называли «шелепинскими комсомольцами».

Так удалили не только Шелепина и Семичастного, но и Николая Месяцева, который был председателем Гостелерадио СССР. Убрали Аджубея, убирали многих, кто был взращен Хрущёвым.

Да, Хрущёва постигла та же участь, которую он уготовил Сталину – развенчивание идола. Потом Никиту Сергеевича будут помнить, как сеятеля кукурузы на севере и человека, стучавшего башмаком по столу, но и он принес в своё время пользу Советскому Союзу. Взять те же «хрущевки» – люди из коммуналок были счастливы получить своё жильё. Пусть и небольшое, не такое, как «сталинки», но всё же своё. Не танцевать по утрам возле общего туалета, а спокойно зайти и выйти, не бояться за суп, оставленный на плите, не тревожиться за повешенные стиранные вещи, об которые запросто мог вытереть руки пьяный сосед-сантехник. Жить в своей квартире!

Что говорить – потом и Брежнева будут вспоминать только за брови и застой, Горбачёва проклинать за развал Союза, Ельцина за пьянки и разбазаривание народного достояния…

Вот как будут вспоминать Путина?

Понятное дело, что западные соседи будут изо всех сил чернить его имя и приписывать несуществующие преступления. Те самые люди, во главе которых встал преступник, гордящийся тем, что он предлагал изо всех сил бомбить Белград и взрывать мосты над Дунаем. Поддерживающий вторжение в Афганистан и Ирак. Под знаменами демократии несущий смерть и разрушения непокорным. Примечательно, что Джо Байден окрестил полевого командира Косово Хашима Тачи "косовским Джорджем Вашингтоном". Позже Хашима Тачи обвинили в совершении военных преступлений и торговле человеческими органами. А вот Байден стал президентом…

И это тот самый Байден, который в семьдесят девятом году приедет в Ленинград во главе делегации, чтобы возложить венок к монументу «Мать-Родина» на Пискаревском кладбище и произнести пафосную фразу: «Человечество благодарно ленинградцам за их великий подвиг. Мир, завоеванный ими, должен стать целью нашей жизни».

Увы, пафосность и лживость повсеместно произрастают в политике. Без этого никуда.

Зинчуков поглядывал на меня с усмешкой. Он ещё раз встретился с Аджубеем и приехал со встречи в хорошем расположении духа.

Я как раз читал про дела Андропова. Зинчуков ничего не стал говорить, просто кивнул мне с улыбкой и показал поднятый большой палец. После этого он почти не тревожил меня. Звал обедать, ужинать, но ничего не спрашивал, пока я не закрыл последнюю страницу папок.

Когда я закончил, то откинулся на стуле и потер пальцами виски. Голова не закипала, я ожидал встретить нечто подобное, но… Одно дело ожидать, а совсем другое – видеть это воочию.

Зинчуков заглянул в комнату и принес с собой запах макарон по-флотски. Посмотрел на мою хмурую физиономию и хмыкнул. После этого поинтересовался: