— А это так?

— Определённо. Но даже для нас их требования необоснованны и невыполнимы.

— Требования?

— Да, они именно требуют вырастить для них немыслимое количество тел и дать им шанс прожить свою последнюю жизнь.

— Странно. Разве вы им должны?

— Многие из них когда-то жили тут. Но теперь многое изменилось.

Саше почему-то показалось, что Ли-а недоговаривает. Она, уловив эту мысль, поспешила сменить тему, тем самым подтвердив сомнения землянина.

— Нам пора возвращаться. Скоро стемнеет, — сказала девушка.

— Ли-а, ты ничего от меня не скрываешь?

— Нет. С чего ты взял? Пойдём, — она потащила Сашу в сторону, — тут недалеко есть амфера.

— Мы заночуем тут, — ответил землянин.

Он был настроен настолько решительно, что Ли-а даже не попыталась его переубедить.

Они легли под открытым небом, обняв друг друга. Саша не переставал думать о том, что ему рассказала Ли-а. Он выдумывал у себя в голове причины, по которым «жители» Евы не просят, а требуют помощи. И когда в очередной раз его мысли забрели в тупик, он уснул.

Сквозь болезненную дремоту Иффридж почувствовал, как кто-то бережно убрал с его лба свёрток с давно растаявшим льдом. И положил на его место холодное мокрое полотенце, пропитанное эфирными маслами. Глаза заслезились, а в лёгкие ворвался морозный аромат, раздражающий слизистую. Иффридж закашлял, и этот звук разбудил в нём процесс «сканирования» мыслей.

«И зачем только он его сюда притащил? Мало у нас, что ли, проблем? Ещё и объяснить ничего не может, мычит и мычит, как же мне всё это надоело». Дальше мысли, на мгновение опережающие слова, зазвучали низким, скрипучим голосом:

— Иди, он очнулся. Сам с ним разбирайся. Делай, что хочешь, но чтобы завтра его тут не было.

В ответ послышалось невнятное мычание, смысл которого Иффридж легко уловил: «Пошла к чёрту, проклятая старуха». На полу заскрипели доски, отсчитывая каждый шаг немого. Он подошёл к кровати и сел рядом с пострадавшим.

Иффридж осторожно приподнял маску и осмотрелся. Он лежал в практически пустой комнате с тремя широкими скамьями, деревянным столом и большим шкафом, аккуратно встроенным в нишу. На стенах, кроме обшарпанных обоев, висели телевизор и большой прошлогодний календарь с фотографией разъярённого быка. На сером деревянном полу лежало несколько цветных дорожек, одну из которых тщательно выметала худая сгорбленная старушка.

Иффридж лежал на одной из трёх скамей, а рядом с ним сидел огромный мужчина с перекошенным болезнью лицом. Их взгляды неожиданно встретились, и Иффридж испуганно вздрогнул и посторонился.

«Прошу, не бойся меня, знаю, в это трудно поверить, но я не причиню тебе вреда».

Иффридж удивлённо смотрел на немого. За несколько дней, проведённых на Земле, он впервые встретил человека, который владеет тем же способом общения, что и он.

— Ты меня понимаешь? — направил свою мысль Иффридж и тут же получил ответ.

— Да.

— Ты забрал меня с площади, спас либо от смерти, либо от заключения. Я тебе очень благодарен и очень хочу знать: почему?

— Я знаю всё, я был рядом на площади. И я слышал всё, о чём ты думал. Ты из другого мира. Ты случайно стал свидетелем крионики, или «услышал» о ней в головах подлецов. А значит, ты сможешь мне помочь.

— Помочь? Как?

— Я много знаю о том, что творится вокруг, но, увы, не в силах никому ничего сказать. А ты можешь. И я прошу тебя… — мысли немого резко прервались голосом старухи:

— Вы чего уставились друг на друга? Втрескались? — послышался отвратительный смех, будто из самой преисподней.

— Мммм-мм-мммм-ммммм, — промычал немой, а Иффридж тут же уловил: «Когда ж тебя дьявол заберёт к себе?» — и лицо его скривила досада.

— Тебя ведь зовут Оливер? — спросил Иффридж.

Немой сначала замотал головой, а потом опустил её на грудь и ответил:

— Когда-то звали. Теперь я «немой», «страшила», «урод» и в том же духе. Можешь звать меня немым. Это не обижает меня.

Иффридж улыбнулся, и ответил:

— Я буду звать тебя Оливер.

Искажённое лицо немого попыталось улыбнуться, но тут в очередной раз вмешался трескучий, гортанный голос:

— Садитесь есть!

Старуха поставила на стол большой глиняный горшок и три миски. Желтая густая жидкость с зелёными вкраплениями вызвала у Иффриджа подозрения, но он был настолько голоден, что готов был съесть всё что угодно.

Оливер наклонил голову над тарелкой и стал быстро уминать суп. Никаких мыслей из его головы больше не транслировалось. Иффридж смотрел, с каким трудом он держал ложку и с какой жадностью ел, и не верил, что только что общался с ним ментально. Ему стало жалко немого, но он тут же постарался прогнать эти мысли, боясь, что Оливер их прочитает.

— Это потрясающе вкусно! — воскликнул Иффридж, робко попробовав первую ложку. Горячая пища вернула его к жизни. — Что это?

— Ты что, пучеро никогда не ел? И откуда ты его только достал? — сказала старуха, покосившись на Оливера. — Нравится? Тогда лучше тебе есть побыстрее: это животное скоро всё сметёт.

— Почему вы так грубы с ним?

— Это он тебе жизнь спас, а мне испоганил! — прошипела старуха и, швырнув ложку в недоеденное блюдо, ушла, оставив Иффриджа наедине с Оливером и сильнейшим чувством неловкости.

Оливер продолжал есть. Разделавшись со своей тарелкой, он взялся за суп, оставшийся в горшке. Потом взялся за пучеро старухи. Иффридж, едва одолев половину миски, старательно вслушивался в мысли немого, но ничего не слышал. Будто кто-то переключил в нём невидимый тумблер, меняющий режим. Он несколько раз назвал его имя, мысленно, вслух, но был проигнорирован. Через мгновение Оливер с абсолютно безразличным лицом ел пучеро из тарелки Иффриджа.

Только съев всё, немой вновь «заговорил».

— О, прошу, прости меня! Я не могу себя контролировать, когда ем! Прошу, не обижайся!

— Ничего! Я наелся. Так как я могу тебе помочь?

— Сначала расскажи моим товарищам то, что я знаю. Это многим может жизнь спасти.

— Это не проблема. Но с чего ты решил, что они поверят? Немой, говорящий устами незнакомца? Не вполне реалистично для их восприятия.

— Это их дело, верить или нет.

— Хорошо. Но, как я понимаю, это не всё? — спросил Иффридж.

— Нет. Помоги мне спасти моего младшего брата!

Ли-а проснулась с улыбкой на лице. Впервые за долгое время её разбудила не электронная ладонь, а тепло утреннего солнца на лице. Саша нравился ей всё сильнее. Добрый, смешной, искренний настолько, что можно и не «читать» его мысли. С ним было уютно. Но всякий раз ей приходилось напоминать себе, что расставание неизбежно.

Сквозь утреннюю дремоту Ли-а уловила странный аромат и услышала звуки простенькой мелодии, которую насвистывал Саша. Едва проснувшиеся рецепторы неспешно посылали сигналы в мозг, который отказывался их распознавать. Сонливость сняло как рукой, когда Ли-а учуяла запах дыма. Вскочив и осмотревшись, Ли-а встретилась с задорным взглядом Саши, который с улыбкой воскликнул:

— Доброе утро, красотка! Ты как раз вовремя, завтрак почти готов!

Не ответив ни слова, она стала наспех складывать вещи, но вскоре всё бросила. И начала тушить костёр. Она была растеряна и напугана, и это состояние сразу передалось Саше.

— Что случилось? Куда ты так спешишь? Эй! Дай хоть яичницу снять! Да что с тобой?

Ли-а не отвечала, и продолжала засыпать костер землёй. Тревога в сердце Саши переросла в панику, он, сам не зная, почему, схватил с миски, зажаренные сосиски, которые успел приготовить, и, наблюдая за девушкой, начал нервно их жевать.

Ли-а с остервенением покончила с костром, и отряхнувшись, наконец, обратила внимание на Сашу.

— Уходим отсюда, — скомандовала она, спешно складывая разбросанные вещи, но Саша не двинулся с места. — Ты слышишь? Собирайся! Мы сматываемся, прямо сейчас!