Идолы и боги – творение рук человеческих
Возвращаясь к Ветхому Завету, отметим, что, если описание богов и идолов как бесов встречается редко, то слова, стоящие рядом с ним в Откр. 9, 20 – «дела рук своих» – вполне типичны. После того факта, что идолопоклонство, по сути своей – отказ повиноваться живому Богу, это, возможно, важнейшее основание для критики идолопоклонства в Ветхом Завете. Идол даже не самостоятельное живое существо, а всего лишь изображение этого существа. Какое право он имеет претендовать на божественность?
Этот библейский аргумент заслуживает серьезного внимания, так что необходимо проверить силу такого обвинения на примере нескольких характерных ветхозаветных отрывков. Выражение «дело рук человеческих» (maʿăśēh yĕdê-ʾādām) неоднократно пренебрежительно используется в отношении других богов. Езекия, например, нисколько не удивлен тем, что ассирийцы смогли победить своих врагов и одновременно уничтожить их богов. Именно так ассирийский военачальник Рабсак рассчитывал убедить Езекию, что его божка Яхве постигнет та же участь. Но Езекия был не настолько глуп. Поэтому он молил Бога об избавлении, чтобы и весь остальной мир тоже узнал об истинном положении вещей (интересный миссиональный взгляд, о котором мы говорили ранее, в разделе «Израиль в изгнании» на стр. 84). Итак, в своей молитве Езекия говорит:
Правда, о, Господи, цари Ассирийские разорили народы и земли их, и побросали богов их в огонь; но это не боги, а изделие рук человеческих, дерево и камень; потому и истребили их. И ныне, Господи Боже наш, спаси нас от руки его, и узнают все царства земли, что Ты, Господи, Бог один (4 Цар. 19, 17–19).
Его презрение к идолам разделяет и псалмопевец.
А их идолы – серебро и золото,
дело рук человеческих.
Есть у них уста, но не говорят;
есть у них глаза, но не видят;
есть у них уши, но не слышат;
есть у них ноздри, но не обоняют;
есть у них руки, но не осязают;
есть у них ноги, но не ходят;
и они не издают голоса гортанью своею.
Подобны им да будут делающие их
и все, надеющиеся на них (Пс. 113, 12–16; ср. Пс. 134, 15–18).
Пророки, как и стоило ожидать, поддерживают эту риторическую полемику.
Из серебра своего и золота своего
сделали для себя идолов:
оттуда гибель…
художник сделал его,
и потому он не бог;
в куски обратится телец Самарийский! (Ос. 8, 4.6).
Сделали для себя литых истуканов из серебра своего,
по понятию своему, – полная работа художников (Ос. 13, 2).
Что за польза от истукана, сделанного художником,
этого литого лжеучителя,
хотя ваятель, делая немые кумиры,
полагается на свое произведение?
Горе тому, кто говорит дереву: «встань!»
и бессловесному камню: «пробудись!»
Научит ли он чему-нибудь?
Вот, он обложен золотом и серебром,
но дыхания в нем нет (Авв. 2, 18–19).
По выразительности и силе убеждения их превосходят только два других великих пророческих отрывка, где подчеркивается человеческое происхождение идолов: Иер. 10, 3–5.9.14 и Ис. 40, 18–20; 44, 9-20. Эти два фрагмента слишком велики, чтобы цитировать их полностью, но с ними необходимо ознакомиться, дабы почувствовать всю силу презрения Израиля к поклонению безжизненным идолам, созданным руками человека.
В такие моменты современные богословы обвиняют древних израильтян в религиозном невежестве и наивности. Принято считать, будто в их представлении поклонение язычников было простым фетишизмом. Израильтяне ошибочно (как нас пытаются уверить) полагали, что поклонники языческих богов наделяли материальных идолов качествами живых существ, приписывая им власть и силу, которыми они не обладали, что, разумеется, вызывало насмешки у израильтян. Они не видели различия между идолами как изображениями с одной стороны, и божествами, которых они олицетворяли в умах и верованиях своих поклонников, – с другой. Придерживаясь сами неиконического поклонения (отказываясь от каких-либо изображений Яхве), израильтяне неспособны были понять и оценить красоты иконического поклонения, которое они наблюдали вокруг себя. Истинная духовная и психологическая динамика использования идолов в поклонении богам оставалась для них недоступной, посему они подвергали насмешкам то, чего не понимали.
Примером таких рассуждений может служить в остальном прекрасная статья Джона Бартона. По его утверждению, со времен Исаии
«идолов» стали рассматривать не как искаженное олицетворение истинного божества, а как образы лжебогов, отождествляя при этом богов с их изображениями, как если бы за ними ничего не стояло. Как уже нередко отмечалось, это, в определенном смысле несправедливо по отношению к тем, кто использует в своем поклонении материальные образы. Иконоборец видит изображение и думает, будто использующие их люди поклоняются простому материальному объекту. Но это лишь его собственная трактовка происходящего. Для поклоняющихся образ – всего лишь олицетворение божественной силы, которая не ограничивается образом, а только находит в нем свое символическое воплощение. И все же именно это «несправедливое» восприятие идолов закрепилось в качестве превалирующего на страницах Ветхого Завета.[119]
Мораль подобных рассуждений, как правило, сводится к необходимости избегать столь невежественного осуждения тех, чьи объекты и формы поклонения отличаются от наших собственных. Такой способ полностью нивелировать осуждения идолов в Ветхом Завете особенно привлекателен для сторонников религиозного плюрализма.[120] Он позволяет нам идти на поводу ощущения своего религиозного и нравственного превосходства над Ветхим Заветом. Поскольку, благодаря современным антропологическим исследованиям человеческих религий, мы постигли истинную духовную динамику того, что Израиль, к сожалению, подверг осмеянию (убеждают нас), то узкие рамки невежественной исключительности этих примеров ветхозаветной полемики уже не сдерживают нас.
Однако это широко распространенное убеждение кажется мне еще более высокомерным и несправедливым в отношении израильтян, чем то, в чем обвиняют их самих. Для меня совершенно очевидно, что авторы обвинительной полемики против богов Вавилона очень четко понимали различие между материальными идолами и богами, которых они изображали. Их понимание этой части языческого богословия было столь глубоким, что они смогли представить его в карикатурной форме, подвергая критике одновременно идолов, богов и их поклонников. В Ис. 46, 1–2 изображены два великих вавилонских бога – властителей небес Вила и Нево. Оба они склонились к земле. Почему? Потому что их идолы вот-вот выпадут из телеги, в которую их погрузили. Пророк прекрасно понимает, что в представлении вавилонян статуи богов вовсе не отождествлялись с самими богами. Боги незримо пребывали где-то «там, в вышине». А их истуканы оставались видимыми «здесь, внизу». Его главная мысль сводится к следующему: кем бы и где бы ни были эти боги, с точки зрения вавилонян, в случае опасности они неспособны защитить даже своих идолов, не говоря уже о поклоняющихся им людях. Напротив, боги превращаются в тяжелую ношу для своих поклонников, которые чувствуют себя обязанными спасти истуканов любыми возможными, пусть и неблагородными, средствами. Богам вавилонского сонма приходится оставить свои изображения на милость шатких телег, запряженных быками, плетущимися по улицам Вавилона.
В основе пророческой сатиры лежит не наивное невежество, а глубокое проникновение в суть вещей. Ее выразительность полностью определяется пониманием различия, которое существовало в умах вавилонян между идолами и стоявшими за ними богами. Пророку было хорошо известно, что вавилоняне отличали своих богов от их видимых образов. Мысль пророка заключалась в том, что бесплодные попытки так называемых богов спасти своих собственных идолов выглядят комичными и даже нелепыми.
