Молитва и исповедание – лучшие свидетельства понимания содержания и объекта своей веры отдельным человеком или сообществом. В Новом Завете содержатся примеры того и другого, относящиеся к поклонению ранних христианских общин еще до того, как были написаны послания Павла и канонические Евангелия. Среди таких примеров выделяются древняя молитва маранафа! («Гряди, Господи») и раннее исповедание Kyrios Iēsous («Иисус Господь»).

Маранафа. Свое первое письмо в Коринф Павел завершает арамейским словом маранафа, которое, поскольку он оставил его без перевода, должно быть знакомо даже грекоговорящим христианам. Следовательно, это выражение давно стало важным элементом поклонения первых последователей Иисуса, говоривших на арамейском языке, задолго до миссионерских путешествий Павла в языческие города и страны Европы и Малой Азии. Затем, благодаря апостолу и другим ранним миссионерам, фраза использовалась в христианском поклонении и в тех местах, где использовался греческий язык.

Маранафа! Восклицает Павел, собственноручно выводя это слово и ожидая от читателей понимания и отклика (1 Кор. 16, 22).[80] Очевидно, что «Господь», на которого указывает арамейский корень mar, – это Иисус, поскольку в следующем стихе говорится о «благодати Господа Иисуса». В том же значении это выражение использовалось и в ранних христианских общинах. При этом арамейское слово mar (marah, maran) употреблялось иудеями применительно к Богу – Яхве, Богу Израиля. Кроме того, оно может обозначать (что до сих пор актуально в православной традиции) людей, стоящих у власти (как и греческое слово kyrios), однако очень часто в дошедших до нас арамейских текстах того времени (в том числе и в свитках Мертвого моря) это выражение относилось именно к Богу.[81] Посему, взывая к mar Иисусу, ранние христиане, говорившие по-арамейски, обращали свои молитвы к единственному, кто вправе был стать их объектом, – к Господу Богу.

Итак, восклицание Маранафа! в 1 Кор. 16, 22 представляет собой старинную формулировку палестинской молитвы, обращенной к Господу Иисусу. Это мольба о том, чтобы он не медлил явиться во славе и могуществе. Если бы первые христиане почитали Иисуса только лишь maran, учителем, молитва не была бы обращена непосредственно к нему. Она ясно свидетельствует о центральном месте, которое ранние арамейские христиане… отводили Грядущему в своем поклонении. Павел заимствует это арамейское выражение и использует его без дополнительных разъяснений в заключительных стихах послания коринфской церкви.[82]

Kyrios Iēsous. Еще одним указанием на содержание вероучения первых христиан служит простое утверждение: kyrios Iēsous, «Иисус Господь».[83]

Хотя Павел использует термин kyrios 275 раз почти всегда применительно к Иисусу, он был далеко не первым. Как и в случае с ранним арамейским выражением маранафа, он унаследовал это определение от тех, кто шел за Иисусом до него. Это слово, вероятно, было известно и даже ненавистно ему в те дни, когда он преследовал людей, осмелившихся заявить, будто распятый плотник из Назарета был (упаси, Господь, думал Савл) Мессией и (что еще страшнее) Господом. Только встреча Павла с воскресшим Иисусом на дороге в Дамаск ослепительно ясно показала ему, что речь идет не о богохульстве, а о простой истине.[84] Когда он использует это выражение в своих собственных посланиях, оно уже очевидно представляет собой христологическую формулу, которая не нуждается в объяснении, поскольку была уже повсеместно принята в качестве традиционного определяющего исповедания христианского учения. В таком виде она встречается в Рим. 10, 9; 1 Кор. 12, 3 и с небольшим расширением смысла в отношении Иисуса Христа в Флп. 2, 11.

Итак, свидетельства в пользу того, что арамейское слово mar употреблялось в отношении Бога, ясны и убедительны. В случае со словом kyrios они неоспоримы. Разумеется, оно вполне может обозначать человека, занимающего высокий пост (так же как и русское слово господин). Но вот что особенно важно в связи с употреблением этого термина в Новом Завете применительно к Иисусу: он используется теми, кто перевел иудейские Писания на греческий язык задолго до пришествия Христа. В сборнике таких переводов, известном под названием Септуагинта, слово kyrios традиционно употребляется в качестве специального термина для перевода Тетраграмматона, как Яхве. Его создатели не пытались транслитерировать еврейскую форму, предпочитая воспроизвести в греческом языке уже закрепившуюся в древнееврейской устной традиции произнесения слова ʾădōnay (Господь) всякий раз, когда в тексте встречается имя Яхве. Для перевода этого слова они выбрали термин hо kyrios «Господь». Это слово более 1600 раз встречается в Септуагинте для обозначения Бога Израиля.

Такое употребление этого термина было знакомо любому грекоговорящему иудею первого века. Читая Писание по-гречески, они, не задумываясь, ассоциировали hо kyrios с «Именем», с Яхве. Тем более удивительно, что еще до написания Павлом своих посланий (т. е. в первые два десятилетия после воскресения), это слово уже употреблялось в отношении Иисуса. Причем не просто в качестве почетного звания для уважаемого человека (что было бы вполне логично), но с учетом всей богословской значимости его использования применительно к Яхве в Ветхом Завете. Об этом свидетельствует отрывок Флп. 2, 6-11, который многие ученые считают ранним христианским гимном, заимствованным Павлом для подтверждения мыслей, излагаемых им в данном контексте. В этом отрывке говорится не только о «превознесении» Иисуса (имеется в виду его воскресение и вознесение, служащие в других местах Писания доказательствами его господства [ср. Деян. 2, 32–36; Рим. 14, 9]), не только о том, что Бог дал Иисусу «имя выше всякого имени», – это может означать лишь одно имя: Яхве. В качестве решающего аргумента приводится один из самых монотеистических отрывков Ветхого Завета:

Эта цитата частично заимствована из Ис. 45, 22–23, где Яхве сам говорит о себе этими словами. В контексте пророческой книги целью этого высказывания было подчеркнуть уникальность Яхве как Бога и его неповторимую способность даровать спасение.

Величественные пророчества Ис. 40–55 вновь и вновь свидетельствуют о том, что Яхве уникален: он единственный живой Бог, господствующий над всеми народами и сильный даровать спасение. Поэтому Павел или составители раннего христианского гимна, который он, возможно, цитирует в Флп. 2, намеренно выбирая такого рода отрывок применительно к Иисусу, утверждает: Иисус – единосущен Яхве во всех его уникальных качествах. Эта тождественность между ними не подлежала ни малейшему сомнению, так что он (или они) без колебаний поставил имя Иисуса на место Яхве. Тем самым они

• назвали Иисуса именем Бога;

• использовали применительно к Иисусу отрывок, где говорится о Боге;