В конечном итоге, сила этой хвалебной проповеди распространяется не только горизонтально, достигая всех без исключения народов земли, но и вертикально, затрагивая все будущие поколения. Даже в отсутствие миссионерства, как способа достижения поставленной цели, широта этой стороны израильского поклонения придает ему откровенно миссиональный характер.
В поклонении Израиля звучит хвала Богу и свидетельство, свидетельство, призывающее все человечество прославить Бога и тем самым признать и поклониться Господу Израиля. Мы наблюдаем политическую и эсхатологическую направленность хвалебных песен Израиля с их настойчивой уверенностью в том, что господство Яхве распространяется на всю вселенную и, в конце концов, привлечет каждого человека к поклонению Богу Израиля. Призыв славить Бога – не просто одна из многочисленных тем Ветхого Завета. Он повсеместно встречается в Псалтири, где «вся земля» (Пс. 32, 8; 65, 1; 95, 1; 97, 1; 99, 1), «земля» (Пс. 96, 1), «острова» (Пс. 96, 1), «все живущие во вселенной» (Пс. 32, 8), «всякая плоть» (Пс. 144, 21) и «народы» (Пс. 46, 2; 65, 8; 66, 4; 148, 11; Втор. 32, 43) призваны непрестанно хвалить и благословлять Господа. У Второисаии такой аспект прославления очевиден (Ис. 45, 22–25). Однако им не ограничивается сила этого свидетельства в Пс. 21, 23–32. За пределами Израиля «поклонятся пред Тобою все племена язычников» (ст. 28). Но и это не исчерпывает бездонные глубины хвалы, ибо и умершие восхвалят Бога (ст. 30) вместе с еще не рожденными (ст. 31–32).[105]
Едва ли стоит добавлять, что и Новый Завет рисует ту же картину человечества и всего творения: славящих Бога в Иисусе Христе. Не будет преувеличением сказать, что в Европе церковь родилась из благовестия хвалы, если вспомнить Павла и Силу, воспевавших Бога в Филиппийской темнице (Деян. 16, 25; ср. 1 Пет. 2, 9).
В превосходном вступлении к своей книге «Ликуйте, народы» Джон Пайпер высказывает неожиданную мысль: «Главная цель церкви не миссионерство, а поклонение. Миссионерство существует только там, где нет поклонения».[106]
Прекрасно сказано и, конечно же, совершенно справедливо. Хвала будет главной реальностью нового творения, тогда как божественная миссия искупления всего творения, а значит, и наша собственная историческая миссия завершатся (хотя кто знает, какую миссию уготовил Бог искупленному человечеству в новом творении!). Поэтому миссионерство действительно существует лишь там, где еще не звучит хвала, ибо его задача состоит в убеждении тех, кто еще не славит живого Бога, присоединиться к хвалебному хору.
Но и в библейском смысле хвалу тоже можно считать причиной миссионерского служения. Церковное прославление придает телу Христову силы и решимости для осуществления своей миссии. Более того, служит постоянным и столь необходимым каждому из нас напоминанием о том, что наше служение – лишь послушный отклик и возможность участвовать в первоочередной миссии Бога, подобно тому, как наша хвала – отражение божественной реальности и его великих деяний. Хвала и прославление – образ жизни, приличествующий отношениям между Создателем и его творением. Итак, если наша миссия составляет часть нашего восприятия Творца, то и хвала должна быть неразрывно связана с ним.
В четырнадцатой главе мы вернемся к универсальному характеру и миссиональной значимости многих псалмов. Сейчас достаточно завершить исследование в этой и предшествующей главах следующим наблюдением. Среди содержащихся в Библии многочисленных моделей миссионерского служения (в дополнение к армейским моделям, которыми мы уже склонны злоупотреблять) выделяется образ новой песни, воспеваемой для народов земли. Миссионерство приглашает все народы услышать музыку будущего с Богом, чтобы уже сегодня танцевать ей в такт. Как напоминает нам Пс. 95,
• в новой песне звучат старые слова, ведь она прославляет деяния Божьи, совершенные им для своего народа (Пс. 95, 1–3);
• новая песнь свергает с пьедестала старых богов, чьи прежние поклонники должны теперь прийти с хвалою в Господни дворы (Пс. 95, 4–9);
• новая песнь преображает старый мир в долгожданную праведность и радость Божьего царства (Пс. 95, 10–13).
Монотеизм носит миссиональный характер, потому что пробуждает хвалу во всей вселенной – хвалу единому живому Богу, которого мы познаем в благодати, суде и прежде всего – в Мессии.
Итак, истоки миссиональной природы христианского монотеизма не в империалистическом религиозном угнетении коренных народов или в полувоенном триумфаторстве (хотя в разные эпохи оно нередко оказывалось заражено этим вирусом). Его истоки в ветхозаветных корнях нашей веры и веры древних израильтян в единственного живого и истинного Бога, чья миссия любви легла в основу избрания Израиля и миссионерского служения церкви. Так настойчиво было его желание благословить все народы, что он избрал Авраама. Так сильна была его любовь, что он послал в мир своего единственного Сына. Только этот Бог и никто иной во Христе примирил с собою мир. Этот Бог доверил служение примирения тем, кого Иисус назвал «свидетелями моими… до концов земли». Такова миссионерская природа библейского монотеизма.
5. Живой Бог противостоит идолопоклонству
Если библейский монотеизм носит миссиональный характер (живой Бог хочет, чтобы все творение знало его и поклонялось ему), а библейская миссия неразрывно связана с монотеизмом (мы призываем людей вместе со всем творением славить живого Бога), тогда что можно сказать об остальных богах, встречаемых не только на страницах Писания, но и вокруг нас сегодня? В этой главе мы будем говорить о том, что сказано в Библии о людях, поклоняющихся многочисленным мнимым божествам вместо Бога Израилева. Что они собой представляют? В шестой главе рассмотрим это явление с миссиональной точки зрения. Как следует вести себя по отношению к идолам и богам? Мне всегда казалось, что зачастую мы понимаем библейское понятие идолопоклонства слишком узко и упрощенно. Тем не менее, это один из основополагающих, хотя и негативных аспектов библейского и миссионального представления о библейском монотеизме. Поэтому его правильное понимание – неотъемлемая часть христианского миссионерства в полном и истинном смысле этого слова.
Парадоксы богов
Нечто или ничто?
Статуя вполне реальна. Образ, вырезанный из дерева или отлитый из металла, во всех его трех измерениях не может остаться невидимым. А как же бог или боги, воплощением которых он считается? Реальны ли они? Существуют ли они? Представляют ли они собой нечто или ничто? Как Израиль воспринимал этих богов в сравнении со своим Богом, с Яхве? Последний вопрос занимает умы исследователей Ветхого Завета на протяжении многих десятилетий. Определив монотеизм в общем религиозном контексте, как веру в существование одного единственного божества и, соответственно, отрицание реальности каких бы то ни было иных божеств, необходимо было установить: каким образом и когда именно Израиль пришел к такому монотеизму. Очевидно, что преданность израильтян своему Богу исключала поклонение кому-либо еще. Но означало ли это, что они категорически отрицали само существование богов, которым им запрещено было поклоняться?
Классический ответ, рожденный в недрах ветхозаветной библеистики, предполагает эволюцию или развитие. Не так давно он был заново сформулирован, обобщен и исправлен Робертом Гнузе.[107] Допуская расхождения в точной датировке переходных этапов, эта теория воссоздает религиозную историю Израиля. Это путь от политеизма (признанного в Нав. 24, 14) через генотеизм (Израиль должен был поклоняться исключительно Яхве, признавая, тем не менее, существование других богов у других народов) к истинному монотеизму (полному отрицанию существования каких-либо богов, кроме Яхве) как к последнему и довольно позднему завершающему этапу.
