Если Иисус правит миром, восседая одесную Бога, он должен участвовать и в Божьем суде. Новый Завет однозначно подтверждает этот факт.

Павел считал его неотъемлемой данностью «своего благовествования». Он без колебаний использует выражение «День Господень», – которое в широком ветхозаветном смысле, безусловно, означало не только спасение, но и суд – применительно к Иисусу. Теперь этот день можно назвать «днем Христовым», «днем, когда, по благовествованию моему, Бог будет судить тайные дела человеков через Иисуса Христа» (Флп. 2, 16; Рим. 2, 16; ср. 2 Фес. 1, 5-10). Подобно тому, как Ветхий Завет предвидит явление всех народов на суд Яхве, так и нам, по словам Павла, «должно явиться пред судилище Христово» (2 Кор. 5, 10).

Как обычно, напоминание о грядущем Божьем суде в Писании призвано изменить наше поведение в настоящем. Павел использует этот прием в качестве аргумента, поощряя римских христиан из иудеев и язычников принимать друг друга без осуждения.[89] В Рим. 14, 9-12 апостол призывает всех верующих не судить друг друга именно потому, что все мы предстанем на суд Божий. В подтверждение своей мысли он объединяет воскресение с ветхозаветным отрывком, где говорится, что однажды вся вселенная признает господство Яхве. Имеется в виду фрагмент Ис. 45, 23, который цитируется в Флп. 2, 10–11, где имя Яхве в оригинальном древнееврейском тексте заменено на имя Иисуса. В данном случае Павел сохраняет первоначальный вариант «Господь», однако контекст (в том числе повторение слова «Господь» в ст. 6–8) не оставляет сомнений, что здесь говорится об Иисусе, объекте нашего поклонения и послушания.

Павел был не первым, кто признал право Иисуса вершить суд, дотоле считавшееся исключительной привилегией Яхве. Об этом говорил и сам Иисус. Выражение «Сын человеческий», напоминающее образы из седьмой главы Книги Даниила, несомненно, содержит в себе подтекст суда, поскольку ассоциируется с престолом Ветхого днями. Притча Иисуса об овцах и козлах тоже не случайно начинается с изображения Сына человеческого, восседающего на престоле славы (Мф. 25, 32).

В Евангелии от Иоанна Иисус заявляет о своем праве судить мир, неоднократно называя себя божественным именем «Сущий». Спасение или осуждение зависит от нашего согласия или отказа признать это его право. «Потому Я и сказал вам, что вы умрете в грехах ваших; ибо если не уверуете, что Я – Сущий, то умрете в грехах ваших» (Ин. 8, 24, перевод мой).

Наконец, в Откровении с начала и до конца книги Христос предстает перед нами в виде Агнца Божьего, вознесенного на престол Божьего суда. Искупленные его кровью поют о том, что он достоин занять это место по воле Бога и по праву его божественной роли в сотворении мира, искуплении и власти над историей этого мира.

Итак, Новый Завет вновь заявляет о реальности грядущего Божьего суда, предсказанного в Ветхом Завете и ныне нашедшего воплощение в том, кому Бог предназначил престол славы и могущества – своему Сыну Иисусу Христу.

Радостной песне псалмопевца: «Он идет судить землю» (Пс. 95, 13; 97, 9), вторит обещание самого Иисуса: «Се, гряду скоро» (Откр. 22, 12).

Песнь искупленных в Книге Откровение торжественно провозглашает:

Уверенность в том, что спасение – от Бога, занимала центральное место в вероучении ветхозаветного Израиля. Те же слова, относящиеся к Иисусу Христу, свидетельствуют в пользу явления, которое мы уже наблюдали, – отождествления Иисуса с великими деяниями Бога Израиля.

Уверенность в том, что спасение – от Бога, занимала центральное место в вероучении ветхозаветного Израиля. Те же слова, относящиеся к Иисусу Христу, свидетельствуют в пользу явления, которое мы уже наблюдали, – отождествления Иисуса с великими деяниями Бога Израиля.

Спасение – одно из главных занятий и качеств Яхве, описанных в Ветхом Завете. Не будет даже преувеличением сказать, что спасение определяет саму личность Бога. «Бог для нас – Бог во спасение» (Пс. 67, 20). Одна из самых ранних песен хвалы за избавление от египетского рабства прозвучала сразу после перехода через море: «Господь крепость моя и слава моя, Он был мне спасением» (Исх. 15, 2). Среди старейших метафорических имен Яхве в ранней древнееврейской поэзии есть и то, которое описывает его как «твердыню» спасения Израиля (Втор. 32, 15). В псалмах Яхве прежде всего Бог-Спаситель, потому что в этом суть его характера, то, чем он занимается последовательно, часто и в чем он не знает себе равных. 136 слов с корнем yāšaʿ, встречающихся в Псалтири, составляют сорок процентов всех примеров употребления этого корня в Ветхом Завете. Господь – Бог моего спасения (Пс. 87, 2), рог спасения (Пс. 17, 3), твердыня спасения (Пс. 94, 1), спасение мое и слава моя (Пс. 61, 7–8), Спаситель мой и Бог мой (Пс. 41, 6–7). И не только мой, и даже не только человека, ибо наш Бог спасает «человеков и скотов» (Пс. 35, 7). Роберт Хаббард совершенно прав: «с богословской точки зрения, в учении и поклонении Израиля Яхве более всего ассоциировался со спасением».[90] Неудивительно, что пророк, желая возродить веру Израиля в их великого Бога в самые тяжелые моменты изгнания, напоминает им о великом наследии поклонения словами: «Я – Господь, Бог твой, Святый Израилев, Спаситель твой» (Ис. 43, 3).

Имя Иехошуа (Иешуа, Иисус) означает «Яхве спасает». В Иисусе из Назарета Бог даровал Израилю и всему миру обещанное спасение и победу над грехом. Предваряя его явление, Иоанн Креститель проповедовал покаяние и прощение грехов (Мф. 3, 6), указывая на Иисуса, «Который берет на себя грех мира» (Ин. 1, 29). У Матфея мы находим слова ангела, объясняющие смысл имени Иисуса: «Он спасет людей Своих от грехов их» (Мф. 1, 21). Но прочнее всего увязывает спасение с пришествием Иисуса Лука. В первых трех главах своего Евангелия он семь раз говорит о спасении (Лк. 1, 47.69.71.77; 2, 11.30; 3, 6). Особый смысл это слово приобретает, когда престарелый Симеон, зная, что не умрет, пока не увидит «Христа Господня», взял на руки младенца Иисуса (вероятно, узнав его имя у родителей) и возблагодарил Бога: «ибо видели очи мои спасение Твое», – твоего Иехошуа (Лк. 2, 30).

Спасение, в своем полном библейском смысле, включает в себя не только прощение грехов, хотя это одна из важнейших его составляющих, ведь грех – самый глубокий корень всех прочих аспектов угроз и лишений, от которых один Бог может нас избавить. В евангельских повествованиях опросы о том, кто же такой Иисус, чаще и яснее всего возникали именно в связи с его способностью прощать грехи. Когда Иисус, исцелив паралитика, объявил, что его грехи прощены, в ответ он услышал возмущенные возгласы: «Что Он так богохульствует? кто может прощать грехи, кроме одного Бога?» (Мк. 2, 7). Совершенно верно. К какому же заключению нам остается прийти об Иисусе?

Дела говорят громче слов, и это было известно всем пророкам, служившим знамением своему народу. Поэтому решение Иисуса въехать в Иерусалим на осле (Мф. 21) объяснялось, конечно же, не желанием отдохнуть. Пройдя пешком весь путь из Галилеи, он мог бы преодолеть и последние полмили. Для всех, кто смотрел внимательно и знал священные Писания, было очевидно, что перед ними живое воплощение пророчества Зах. 9, 9.