Ему действительно не было никакого дела до чувств других людей, все что его заботило — это королевство и контроль над всеми.

У меня нет никакого шанса расторгнуть помолвку после ритуала, после того как я разбужу источник, меня скорее всего тут же выдадут замуж за Оливера. Все что я могу сделать сейчас — это закончить сегодняшний суд с хоть какими-то остатками гордости.

— Я осознаю, что род Торнхар подвел жителей Валледа и беру за это полную ответственность. Я приложу все усилия для того, чтобы исправить то, что случилось. Моя просьба сегодня не была неуважением к короне, но я не простила бы себе, если бы не попробовала разорвать эту унижающую меня помолвку. Я не готова прожить оставшуюся жизнь, сожалея о тех возможностях, что я упустила.

Король долго смотрел на меня в ответ, ничего не говоря, буравя меня своим тяжелым взглядом. Я же чувствовала в ответ к нему нерациональную обиду и злость, но я ничего не могла с этим сделать. Он не обязан относиться ко мне с пониманием и не обязан принимать мои чувства в учет. Но я правда надеялась, что Феликс Второй не откажет мне после того, как несколько часов слушал о моих унижениях, особенно с учетом того что у него не было никакого повода для отказа.

— Все свободны, — наконец громко сказал король.

После перерыва на полчаса король, дознаватели и жюри снова собрались вместе, нас же отправили ждать приговора. Я сидела в кресле в маленькой комнате, вместе с Доротеей и мамой. Алек считался настолько опасным, что содержался отдельно, под огромной охраной. В моей голове была абсолютная пустота от усталости, разочарования и обиды.

Очень хотелось упасть на постель и может даже плакать. Хотелось поддержки, хотелось, чтобы у меня в этой жизни был кто-то, кто сказал бы, что все будет хорошо.

Но у меня не было ни единого человека, на которого я могла бы положиться.

— Боже, какой позор, — мама качала головой, иногда всхлипывая. — Как наш род мог опуститься до этого. Если бы Тревор был жив, ничего бы этого не произошло, — она опять всхлипнула и посмотрела на нас двоих, ожидая реакции и сочувствия.

Но ни я, ни Доротея не спешили утешать ее. Доротея сидела, скрючившись, в кресле. Мне было не особенно интересно, что сестра чувствовала, но я надеялась, что после сегодняшнего дня она начнет брать ответственность за свои действия и мыслить более долгосрочными перспективами, для собственного блага и блага нашей семьи.

— Элли, как ты могла попросить короля отказаться от этого брака? Этот брак — единственное, что еще может спасти наш род от окончательного позора! Если ты выйдешь замуж за Оливера Тенбрайка, наш статус не так сильно упадет после потери источника, и люди, возможно, даже закроют глаза на… поступки Доротеи.

Доротея вскинула голову, услышав свое имя, злобно уставилась на меня и хотела что-то сказать, но передумала. Держу пари, что она все еще проходила через стадию отрицания, не веря, что все это происходит с ней, и что она в глазах общественности никогда не будет той благородной, нежной и достойной дочкой барона, которая во всем была лучше ее никудышной сестры.

— А ты, Доротея… как ты могла распространять всю эту грязь про Элли, как ты могла спать с женихом твоей сестры так, чтобы все увидели? — То, как мама спросила об этом, показалось мне очень странным, я была не уверена, заботил ли матушку моральный аспект этих поступков или тот факт, что все об этом узнали.

— А что ты хотела, мама, чтобы он обратил внимание на такое страшилище, как она? Ты сама говорила мне, что я лучше Элли, так почему она должна была получать герцога, а я должна выходить замуж за какого-то никому не известного третьего сына графа? — Доротея наконец-то не выдержала и стала искать себе оправдания, как всегда, обвиняя других.

— Какая разница, как Элли выглядит, она наследница Торнхар! И она единственная в семье сейчас вызывает уважение. Ты спала с женихом своей сестры! Все об этом знают, как мы сейчас сможем подобрать тебе хоть какого-то мужа, когда у нас нет денег на твое приданое и к тому же будут огромные налоги Лоумисам? Ты вообще понимаешь глубину наших проблем? — мама была на взводе и сейчас в первую очередь была недовольна Доротеей, ведь именно ее имя будут полоскать во всех газетах с самыми грязными намеками. Но я тоже навсегда буду известна как та, которой жених изменял с сестрой.

— Почему я должна получать хоть какого-то мужа? Оливер мой, он мой, я все отдала ради него, я выстрадала право быть с ним, я работала для этого годами! Он не расстанется со мной, я должна быть герцогиней, я все отдала ради этого!

— Он никогда на тебе не женится, Доротея. Ты действительно отдала ему все, он потерял к тебе весь интерес, ты что, слепая? Женщина никогда не должна отдавать всю себя мужчине, тем более до брака.

До этого момента я молча следила за их разговором. Боже, что творится в их головах? Откуда у них еще остались силы обсуждать эту чушь?

Я была на взводе и больше не собиралась слушать этот бред.

— Замолчите обе! — в первый раз рявкнула я на них, и они с удивлением на меня посмотрели. Вообще-то я терпеть не могу повышать голос и верю, что всегда есть способ решить вопрос по-другому. — Я больше не собираюсь терпеть такого поведения от вас обеих. Мама, когда у меня родятся дети, я даже близко не подпущу тебя к ним без сопровождения, если ты собираешься и дальше навязывать такое мышление.

Мама уставилась на меня в полном недоумении — я никогда в жизни не разговаривала с ней таким образом:

— О чем ты, Элли? — осторожно спросила она.

— О том, что в нашей семье больные и ненормальные ценности. Какая разница, какой будет у Доротеи муж, если он будет достойным человеком? Пусть вообще не выходит замуж, если хочет. Почему Алек считал, что он недостаточен, почему он верил, что для того, чтобы что-то из себя представлять, у него должен был быть титул и он должен был быть в гвардии с этими благородными бездельниками? Почему моя ценность определяется только тем, что я хранительница и наследница? Почему нельзя любить своих детей просто так, потому что они твои дети, и почему нельзя их любить равно, а не как ты, выбрав себе одного ребенка из трех?!

Я глубоко вздохнула, прежде чем продолжить. Во мне бурлили годы накопленной обиды и боли:

— Ты правда думаешь, что если бы ты и отец любили Алека просто так, не говорили постоянно про гвардию, про то, насколько успешен Оливер, он бы решился на такое? Посмотри, к чему это привело, да и я чуть не умерла! Я не верю, что тебе есть до меня хоть какое-то дело, если ты думаешь, что я буду подбирать объедки после своей сестры, после того, как она и этот ублюдок унижали меня годами. Тенбрайки никогда, ни разу не сделали ничего хорошего для нас, и мне больно было смотреть, как мы унижаемся перед ними.

— Элли, это не правда! Я люблю всех своих детей! Не говори так. Ты, наверное, просто обижена, — мама пыталась отрицать, но я больше не собиралась терпеть этого бреда.

— Нет, я не обижена, мама, я безумно раздражена. Хватит винить других в том, что случилось, да, все виноваты в той или иной степени, но ваше воспитание сыграло огромную роль. И мне совершенно безразлично сейчас, что ты или Доротея думаете, мне надоело смотреть на то, как вы постоянно ищете кого обвинить, вместо того чтобы работать над ошибками и стремиться к лучшему будущему.

— Не вмешивай меня в это, Элли! Ты не посмеешь плохо говорить обо мне, — тут же змеёй зашипела Доротея, но я более не собиралась ей ничего спускать.

— Теперь ты, сестрёнка, — я усмехнулась злобной улыбкой, обернувшись к Доротее. — Ты выслушаешь меня сейчас один раз, и либо ты начнешь работать вместе с нами, либо я отрекусь от тебя официально, как только получу титул через несколько дней.

Мама рядом со мной охнула, прижав ладони к губам, в ужасе.

— Ты не посмеешь… — по-змеиному прошипела Доротея, — Это всего лишь вассальный титул. — Я в ответ очень тихо засмеялась, засмеялась злым смехом.