Доротея в непонимании замерла перед ним, ее глаза перемещались с Оливера на Адриана Лойта и обратно. Она посмотрела на моего жениха с просьбой, будто умоляя что-то сделать, но будущий герцог в ответ смотрел устало и раздраженно.

— Как… такое может быть? Я совершенно точно знаю, что беременна, по-другому не может быть. Да, это тяжело принять, но мы не виноваты, что так произошло. Ваш медик ошибся. Оливер, скажи ему! — сестра требовательно посмотрела на Оливера, я же подумала, что мне пора уходить. Все происходящее переходило в разборку между двумя любовниками, очень странную разборку. Оливер никогда не говорил Доротее что женится на ней, по крайней мере из того что я знала. Я подозревала что сестра сейчас пыталась заставить его публично принять эти обязанности, даже без его согласия. В любом случае, это не мое дело.

— Я никогда не соглашался разорвать помолвку, Доротея! Кроме того я принимаю зелье для предотвращения возможных последствий, — услышала я голос Оливера. — Беременность невозможна…

Внезапно в дверь покоев постучали, а после я услышала голос того же мужчины, что сообщил о прибытии Оливера.

— Ваше Сиятельство! Медик не может попасть в комнату миледи Эллии! Уже более десяти минут. Он боится, что у нее может случиться внезапный приступ сердечной болезни!

Граф тут же сорвался с места и быстро зашагал к моим «больничным» покоям, Оливер сорвался вслед за ним, я же… тоже заторопилась в свои покои. Пора было возвращаться и делать вид, что у меня очень крепкий сон и мне хотелось уединения, благо что все живущие в поместье подтвердят информацию о том, насколько крепко я сплю и насколько люблю уединение.

Через четыре дня Доротее можно будет присутствовать на формальных приемах пищи? Значит и я должна была встать на ноги за это время. Я совершенно не собиралась давать ей возможности подрывать мой авторитет за моей спиной.

Следующие четыре дня я провела посылая королю множество прошений об ускоренном рассмотрении дела а также в усиленных попытках убедить мастера Торо в том, что я иду на поправку высокими темпами. Во многом так и было, я чувствовала, что влияние пустоши на мои органы потихоньку исчезает, благодаря постоянному медицинскому лечению, правильному питанию и лежачему образу жизни.

Находиться запертой в комнате было очень скучно, и я попросила принести мне старые карты и книги по истории нашего баронства. Я и так знала историю, но хотела попытаться примерно оценить, с чем я буду работать, когда источник вернется к полному заряду. Мне даже хотелось начать рисовать на принесенных картах, планировать инфраструктуру дорог и торговых путей, но потом я передумала — в поместье сновали дознаватели, все вокруг считали, что источник Торнхар практически потерян. Если кто-то найдет эти карты, у них может возникнуть очень много ненужных вопросов.

Я знала, что Доротея и Алек, который сейчас находился в городской тюрьме, допрашивались каждый день. Какие-то крупицы информации до меня доносил граф Лойт, что-то я подслушивала сама, по ночам, пока Лейла спала. Одну меня больше не оставляли.

Сестру в основном допрашивали о том, где она находилась, что видела, сколько людей ее похитили, как она сообщила им о своей беременности. Однако последний допрос касался уже ее намерений в отношении меня, Оливера и источника Торнхар. Я очень хотела узнать, что было в том документе, который сестре принес Оливер Тенбрайк. Я подозревала, что это был какой-то договор о формальном отречении от Оливера, но не была уверена. Не верилось, что это был стандартный договор для любовницы, благородным девушкам такого не предлагают и вряд ли Оливер планировал бы отношения с Доротеей после произошедшего, даже отношения с договором.

О чем спрашивали Алека, мне было неизвестно, но я подозревала, что с ним обращались намного жестче.

Камни правды использовали только в крайних случаях — когда определялась либо угроза высшей категории источнику, либо случай уничтожения источника. Камни правды заряжались магами с даром к артефактора, заряда хватало только на определенное время. Кроме того, от каждого использования камни правды потихоньку теряли свою силу, пока не превращались в обычный булыжник. Камни привозили из королевства Элоран, и они стоили совершенно безумных денег.

Меня тоже допрашивали каждый день, но обращались совсем по-другому. Следящие браслеты надевали на меня только когда я выходила из комнаты на допрос, в то время как Доротея была в них круглосуточно. В комнате при допросе постоянно присутствовал медик или Лейла, все были подчеркнуто вежливы, граф Лойт продолжал изображать заинтересованность. Вопросы всегда сводились к тому, как же я смогла выжить, как обнаружила старый источник Стонвелл, как разбудила его. Я чувствовала, что более не была подозреваемой и по хорошему меня не следовало допрашивать на суде. Но кто-то сверху, скорее всего, король, был слишком заинтересован в том, чтобы выяснить правду о моем спасении из пустоши. Монарх собирался использовать суд для того, чтобы выдавить из меня как можно больше информации и убедиться, что она была правдивой, с помощью камней правды.

Когда я поняла это, то очень рассердилась, но не удивилась. С учетом репутации короля, я ожидала примерно этого, но тот факт, что официально я по-прежнему не была оправдана, раздражал меня.

Мама пыталась навестить меня на второй день после возвращения Доротеи, но я отказалась и честно попросила ответить ей, что не хочу ее видеть, что ее присутствие может пагубно сказаться на моем восстановлении. После этого матушка стала приходить к моим покоям по несколько раз в день, очевидно, чувствуя себя виноватой за предыдущее поведение и поняв, что я заметила ее фаворитизм. Удручающая картина, стоит расставить границы в обращении с собой, как поведение людей мгновенно меняется.

Оливер также пытался поговорить со мной, причем множество раз, но его уже не пускал граф Лойт, строго запретив разговаривать со мной на ранних стадиях восстановления. Время от времени я слышала их разговоры за дверью на повышенных тонах, в какой-то момент Оливер даже начал обвинять Адриана Лойта в непристойном поведении по отношению к его невесте, на что граф ответил, что он является главным дознавателем и просто выполняет свою работу.

Наконец, после бесконечных намеков о том, насколько лучше я себя чувствую и насколько мне хотелось бы начать питаться нормальной едой, мастер Торо признал, что мои органы почти полностью восстановились и я действительно теперь могла употреблять твердую пищу, и что мое сердце окрепло достаточно. Бинты и мази больше не были нужны, внешние повреждения теперь заживут сами в течение недели, на моих костях даже появилось какое-то мясо. А это значило, что не было никаких причин для того, чтобы я не посещала формальные приемы пищи вместе со всеми высокими гостями.

На следующий день с утра ко мне запустили… Милли, которая всячески пыталась сдержать свою радость и нетерпение.

— Миледи, мне сказали приготовить вас к завтраку, на котором будет огромное количество знати! Дали только тридцать минут, эти люди явно не понимают важности мероприятия и важности моей роли — гордо заявила она, держа в руках расчёску наподобие скипетра. Меня это развеселило, и я усмехнулась. Милли прекрасно знала, что меня веселит ее манера разговора, и пыталась поднять мое настроение.

Я была очень рада ее видеть, но анализировать эту радость было грустно. Тяжело признавать, что единственным человеком, которому я доверяла и который не предал меня, являлась служанка, которая, вообще-то, была моей подчинённой. Девушка моего возраста должна быть окружена подругами, желательно нормальными, но предыдущая версия Элли была поглощена своей семьей и настолько боялась разочаровать их, что предпочитала уединение и книги. Я же собиралась всерьез взяться за Торнхар, за экономику, за персональное развитие талантливых людей, работающих на меня. Для этого было нужно, чтобы меня видели как некую лидирующую фигуру, и я верила, что этого было невозможно добиться, сидя в комнате.