— Главная проблема в том, — начал рассказывать Турух, когда я подошел, — что демоны очень специфичный противник. Здесь, когда они прорываются в нашу реальность, со многими из-за их силы справиться непросто, но возможно, вопрос лишь в собственных навыках и ресурсах. А вот в темных мирах, как уже ставших частью Бездны, так и только отмеченных ее знаком, большинство магических артефактов просто не будут работать. Приборы, технооружие — все, что чуть сложнее каменного молотка, все эти электронные схемы, ускорители, излучатели и лишь боги знают что еще — как правило, просто сгорают при контакте с достаточно мощным темным излучением. А чем ближе мир к поглощению, тем излучение, соответственно, сильнее. И чем выше его плотность, тем меньше шанс успешного срабатывания. К тому же нужно учитывать, что практически каждая демоническая тварь является источником этого излучения, и чем она старше и сильнее, тем мощнее инфернальная аура вокруг нее.
— А с той стороны около Врат? — невольно уточнил я. Мне приходилось читать нечто подобное, но если не успел разобраться в подробностях — лучше уточнить у того, кто действительно в этом разбирается.
— Это сложный вопрос. Надеюсь, ты знаком с тем, как происходит падение миров в Бездну? — архимаг изучающее посмотрел на меня, словно решая, стоит ли ему продолжать разговор.
— В общих чертах, — ответил я. — За открытием врат следует вторжение, и если размер прорыва позволяет, поглощение местных. После истребления или подчинения жителей строятся от шести до девяти зиккуратов, с которых предводители демонов объявляют мир своим. И если никто в течение четырех полных оборотов планеты вокруг ее светила не оспорит это притязание силой, разрушив темные храмы и сразив всех провозгласивших захват, то мир постепенно выталкивается на изнанку вселенной в Бездну вместе со всеми, кто находится в нем. Демонов, что взошли на вершины зиккуратов, называют глашатаями, и после падения мира в Бездну они получают титулы лордов разрушения, забирая в свой лен владения возле храма вместе со смертными.
— Все верно, — кивнул архимаг, — но не до конца. Хотя об этом потом. Что происходит с миром дальше, как продолжается его «падение»?
Сказать, что я был удивлен, все равно, что промолчать. Мы постоянно ругаемся, посылая врагов и неприятности «в бездну», считая, что у нее нет дна, и тот, кто попал в нее, ушел с концами, а тут говорят, что у истории есть продолжение!
— Разве у миров, павших в Бездну, есть будущее?
— Будущего нет, — хмыкнул старичок, бодро перебирая свои богатства, — а вот падение есть. Оно продолжается и в Инферно: там нет единых территорий, как у нас. Миры раскалываются на части, растаскиваются по доменам, продолжают разрушаться и медленно растворяются, отдавая свою силу захватившим их демонам, опускаясь все ниже и ниже, пока не исчезнут совсем. Вся бездна — этакое многослойное болото из обрывков миров и реальности, чем глубже в Бездну, тем фрагментарнее осколки, тем слабее действуют законы нашей реальности, а темное излучение сильнее. Где именно, на каком уровне Дом Ярости решил установить обратную сторону Врат, я не знаю. Выше — ближе к границе изнанки и проще организовать прорыв, ниже — глубже в их владения и проще защищать. Но в любом случае, портал отрыт, связь с нашим миром установлена, и его законы будут частично проникать в Бездну, как и ее излучение в отмеченный ее присутствием мир. Да где же она? — он окинул взглядом стеллажи, затем книжные шкафы, плотно стоящие вдоль стен. — Ага, вспомнил! Под головой синего дракона.
Турух быстро направился к голове чудовища, висевшего на стене в дальнем углу зала.
— Вернемся к поглощению миров. Я так понимаю, ты читал урезанную копию Экзистерамуса. Один из его разделов как раз рассказывает о падении Даррутана, довольно полная работа, но там написано не все. А вот и оригинал…
Маг осторожно открыл стеклянную дверцу книжного шкафа и вытянул оттуда книжицу, превратившуюся в его руках в огромный фолиант с тяжелыми металлическими застежками. Опустив книгу на воздух и позволив ей парить перед собой, волшебник принялся быстро ее листать.
— Вот он!
Глава Лиги торжествующе ткнул в один из листов, где на рисунке был изображен портал, похожий на тот, что я видел на Румии: черно-багряные монолиты, между которых полыхает сама Бездна, а сверху над вратами парит нечто безумное, похожее на огромный ком, состоящий из перемешанных между собой сотен человеческих тел с застывшими гримасами боли на лицах и ртами, открытыми в беззвучном крике.
— Бесформенный, Страж Врат, — кивнул на него архимаг, — ключевая фигура в захвате и последующем поглощении мира. При открытии портала он в буквальном смысле соединяется с ними. Его жизнь, сила, он сам — это и есть, по сути, врата, их уничтожение — его гибель. Но при этом сам демон становится невероятно силен, пропуская через себя потоки силы, соединяющие между собой два мира. Смотри, — он указал на следующий рисунок, где были изображены черные монолиты, меж которых полыхало пламя ада. Там, на ступенях, ведущих к ним, лежал поверженный юноша в тоге с прекрасным лицом, искаженным в муке невероятной боли, и рядом с ним — его расколотая арфа.
«Гибель Туасена» — гласила краткая подпись под рисунком.
— Туасен был полубогом, — пояснил архимаг, — одним из трех сыновей Турениса, покровителя искусств и науки, хранителя вдохновения. Туасен сражался в своем мире на своей территории, где у него были сотни тысяч почитателей, чья вера и сила подпитывали его. И он проиграл.
Следующая страница снова показала Бесформенного, разросшегося до размера врат. И одно, особо выделенное в его массе лицо, застывшее в отчаянном крике, принадлежало раньше юноше, погибшему на ступенях врат.
— Я показываю это, чтобы ты понял и осознал всю степень риска, на который идешь. После смерти печать Хаоса не будет защищать твою душу. И если все-таки решишься продолжить, то чтобы был готов к тому, что встретишь, понимал всю сложность и опасность грядущего боя. Румии, скорее всего, уже не помочь, этот мир практически обречен: нет бога-заступника, способного остановить вторжение, нет сильных магов или технологий высокого уровня, что могли бы дать шанс если не победить, то хотя бы спасти часть жителей. Вступать в эту схватку — значит зря растрачивать силы, которые могли бы позже понадобиться в других боях, где шансов на победу было бы больше.
Взглянув на своего собеседника, стоящего с сосредоточенным лицом, старый архимаг качнул головой и устало вздохнул:
— Так понимаю, мне тебя переубедить не удалось.
Рэн отрицательно качнул головой.
— Я должен попробовать. Я дал себе слово, что буду щитом и мечом для тех, кто сам себя защитить не сможет, и если есть хотя бы тень надежды, обязан попытаться, а иначе зачем это все? Чего будет стоить мое слово, мои обещания, пусть даже данные самому себе, если я сразу сдам назад, едва столкнувшись с сильным врагом, даже не попытавшись что-то сделать?
Архимаг задумался над прозвучавшими словами. Были ли они искренними? Неужели юноша настолько… прост и идеалистичен? И Лига зря поставила на него. Или же хаосит всего лишь не хочет раскрывать все свои козыри?
— Знаешь, ты мне сейчас очень напоминаешь моего друга Кируталя по прозвищу Щит Небес. Он был паладином, погиб, когда ему еще не было тридцати, но сверкал словно метеор, сорвавшийся с неба, чтобы в своем недолгом полете осветить всю землю. Надеюсь, ты проживешь намного дольше, чем он, и со временем станешь мудрее. Дело, что ты пытаешься основать, сейчас все равно, что росток, пробивающийся к солнцу. Погибнет лидер — распадется клан — соратники разбегутся — и все твои идеи и устремления рассыпятся прахом. Игре Хаоса не помешало бы стать немного… хаотичней, сейчас у вас там, по сути, филиал ада, и шанс на появление альтернативного пути, на мой взгляд, важнее, чем гибель одного, почти обреченного, мира.
— Почти, — коротко произнес Рэн.
Архимаг испытывающее посмотрел на него, особенно остро пожалев о невозможности ментально повлиять на своего молодого собеседника, просто стерев из его разума этот бред.
