- Ты убьешь миллионы, если не всех, - немного справился с собой он. - Кризис Пусторожденных, распространенный на весь мир, уничтожит Эору. Нанесенный тобой вред слишком сложно будет исправить, если вообще возможно - энгвитские знания давно утеряны. А разумные, разобщенные, медленно вымирающие от постепенного обездушивания мира, теряющие надежду, глядя в бессмысленные глаза своих детей, что милостью твоей будут избавлены от всяких следов разумности, в лучшем случае просто доживут свой век. Они даже не поймут, что происходит - мало кто увидит совершенное тобой злодейство своими глазами, а тем, кто увидит - не поверят, сочтут их выдумщиками, обманщиками, безумцами. Остановись. Если ты и правда желаешь разумным добра, не убивай их.

- Тебе нужно верить, Видящий, - непоколебимая уверенность звучала в голосе воплощенного божества. - Верить в смертных, их силы, их амбиции, и пытливый ум. Они способны на много большее, чем считают мои божественные братья, и чем считаешь ты. Отбросив оковы божественного гнета, они одолеют любые преграды, и покорят вершины, что были недоступны им прежде. Да, их ожидают трудности, но трудности закаляют, и я верю, что преодолев их, разумные Эоры станут лишь сильнее.

- Ты веришь?! - закричал Кьелл, ощущая отчаяние от непробиваемости этого божественного психопата. - А что-нибудь, кроме веры, у тебя есть? Ну хоть что-нибудь, кроме слепой, ничем не подкрепленной веры? Что-то, способное оправдать безжалостное убийство мириадов невиновных? Энгвитианцы учинили свою массовую резню, породившую богов, зная, что делают - их безумный план был основан на всем их опыте управления эссенцией. А что есть у тебя? Вера в смертных, что толкает тебя на массовое убийство? Надежда на их способность вытащить мир из божественных масштабов катастрофы? Любовь к ним, которая совсем не мешает тебе нести им века боли, и, в потенциале, окончательную аннигиляцию? Одумайся!

- Ты не ошибся, Видящий, хоть слова твои и полны горечи, - в голосе Эотаса звучали доброта и сожаление. - Именно вера, надежда, и любовь ведут мной. Их достаточно, чтобы не отступаться от сего великого плана, какие бы силы ни противостояли мне. Я не стал бы бросать разумных в предстоящий им водоворот трудностей, не будь моя вера в их силы непоколебима, моя надежда на их выносливость - сильна, а моя любовь к ним, что способна на любые жертвы - абсолютна. Я не покину древний Укайзо, претворив в жизнь свой план - все мои силы до капли уйдут на его выполнение. Но я встречу свой конец с радостью - знание о том, что разумных ожидает свобода и процветание, дороже моего бессмертия.

- Подумай хотя бы о всех тех жизнях, что сломают твои действия, - выдохнул гламфеллен. Поддержание псионической защиты давалось ему все тяжелее, и свинцово-тяжелая боль, поселившаяся внутри, все нарастала. Но он не мог не попытаться убедить Эотаса оставить свой безумный план, один последний раз. - Миллионы детей, что никогда не вырастут, бездушные. Миллионы родителей, хоронящие этих детей. Подумай о них, прошу.

- Они и не покидали моих мыслей, Видящий, - ответил Эотас со спокойствием скалы. - Забота о них, и обо всех разумных - то, что движет мною.

- Что ж, ты не оставляешь мне выбора, - безмятежность, поселившаяся в голосе Кьелла, словно отражала таковую в словах бога. Он извлек из вещмешка цзянь в синих ножнах, и медленно опустил ладонь на рукоять. Его пальцы по одному сжали фигурный металл. - Прощай.

У истоков каждой победы лежит знание о противнике. Кьелл всегда старался, по заветам Сунь-цзы, знать себя, знать врага, и знать обстоятельства их боя. Со знанием сил и уязвимостей разумных проблем не было - они давно были изучены Кьеллом. Незнание противника на Поко Кохара едва не привело к трагедии, и гламфеллен пытался впредь избегать подобных случаев. Эотас поначалу казался неуничтожимым и неуязвимым, и каждая новая деталь, что выяснял о нем Кьелл, словно бы подтверждала это впечатление. Но гламфеллен знал - если противник не имеет уязвимости, таковую можно создать. Воспоминания о ее подготовке молнией промелькнули в мыслях Кьелла за миг до кульминации, за миг до того, как цзянь покинул синие ножны, за миг до того, как смертный попытался сразить бога.

…Началось все на непримечательной цепи островов неподалёку от Хасонго, островов, практически полностью опустошенных гигантским кристальным пауком. Тварь разъелась до размеров едва ли не больших, чем у приснопамятного порокоа, а её эссенция, душа магического существа, была сравнима с душами древних драконов. Бой с ней был труднейшим из всех сражений, через которые прошёл Кьелл на Эоре - мало того, что он вышел на этот бой один, так ещё и противника было необходимо оставить в живых, чтобы выполнить задумку Идвин. Кьелл сломал все ноги паучихи, и, использовав одну из оторванных конечностей, пробил чудовищу брюхо, распарывая его паутинные железы, но тварь жила, дав им все необходимое время.

- …Нам придётся ждать здесь три недели? - спросил тогда Кьелл, и его собеседница ответила:

- Нет, винкона, нам придётся ждать, пока матросы не подтянут кабель. Помнишь ту штуку, на которую так жаловался Беодул, ту, что занимает треть трюма? Она - массив батарей, промежуточный этап нашего эксперимента. Сейчас мы извлечем из паучка эссенцию, заполним ей батареи, и я смогу начать работать над сжатием.

- …Какую форму мне придать твоему оружию победы, Кьелл? - Идвин продемонстрировала ему кристалл адры размером с два человеческих кулака, тусклый и бесформенный, но необыкновенно чистый. Капитан Таэник с “Палубы Диковин” не подвел - достал именно то, что нужно. - Я видела, ты сражаешься без оружия. Может, перчатка, или толчковый нож?...

- Меч, - ни секунды не сомневался гламфеллен. Пусть он брал клинок в руки лишь единожды в своей эорской жизни, он знал почему-то: именно этим оружием он сразит врага вернее всего.

- …Все готово, - длинная, черная спица в руках Идвин не выглядела примечательной, не казалась содержащей силу, способную уничтожить божество. Но довольная улыбка анимантки говорила об успехе.

- Теперь надо сделать из этой штуки меч? - оглядел её творение Кьелл.

- Не совсем. Эссенция, даже кровожадного монстра, нейтральна. Качества, вроде ядовитости, вязкости, либо же температуры, ей сообщают намерения.

- Это основы сайферского искусства, - непонимающе ответил Кьелл. - Зачем ты мне их пересказываешь?

- Затем, винкона, что воткни ты эту заготовку в Эотаса сейчас, он всего лишь плотно покушает. Мы с тобой пытаемся убить бога, сородич. Для такой задачи ничего слабее божественного намерения, способного придать эссенции нашего оружия смертоносность, не подойдёт.

- У меня как раз есть такое, - улыбнулся Кьелл. - В самой середке души засело. Отзвук силы целого бога смерти. Злобненький такой, чёрный, и колючий.

- А ведь это подойдёт! - анимантка, задумавшись на мгновение, просияла довольством. - То, что ты не родился с ним, как годлайки, должно сделать извлечение возможным. Только надо начинать сейчас - после такой обширной потери эссенции, тебе потребуется долгое восстановление.

- Нет, - чуть поразмыслив, ответил Кьелл. - Берат может посчитать, что я пытаюсь избавиться от поводка. Мы извлечем отзвук в самый последний момент, и сделаем это в изолированной камере. Когда мы поместим отзвук в накопитель, он будет надёжно защищен его экранированием. После этого, у нас будет неделя-другая, чтобы выполнить наш план до того, как Берат решит вновь подергать за поводок.

- И ты хочешь сражаться с богом, пока твоя душа будет истекать эссенцией из огромной раны? - недоверчиво прищурилась эльфийка.

- Адровые зелья замедлят распад, - почесал подбородок мужчина. - Ну а после боя я рассчитываю на тебя. Соберешь меня обратно из обломков, моей душе не впервой.

- Учти, я не целитель, - алые глаза женщины строго глянули на него. - И я не одобряю этого безумия.

- Другого плана все равно нет, - развел руками Кьелл. - Не дрейфь, Идвин. Прорвемся.

- Хотелось бы мне быть такой же уверенной, как ты, винкона, - вздохнула она.