— Ну, Слава Богу! = облегченно выдохнул я. Было опасение, что на этот раз мой фокус с возвратом памяти мог и не сработать. Но все получилось в лучшем виде. Открылись глазки! — А теперь, Владимир Николаевич, поведайте мне, как Горчевскому удалось объявить всеобщую мобилизацию? Он что, президент, Верховный Главнокомандующий? Какое он вообще право имеет войны объявлять?

Во мне прямо-таки клокотала злость к моему, так сказать, оппоненту.

— Он больше, чем президент, Сережа, много больше! — с неприкрытым ужасом в голосе произнес Владимир Николаевич. — Он — Великий Магистр! Он умудрился так перекроить нынешнюю историю…

— И чем же она отличается от истории предыдущего дня? — перебил я старого контрразведчика.

— В это невозможно поверить, — с придыханием ответил генерал Кузнецов, который так и не мог до сих пор прийти в себя, — но… В двух словах и не расскажешь.

— Владимир Николаевич, давайте в трех словах, в четырех, раз в двух никак не получается, — нетерпеливо дергал я старика, ведь все изменения, проводимые Горчевским, на меня не действовали. Я их попросту не ощущал, а, значит, и вспомнить не мог.

— Постараюсь, — не стал противиться моей просьбе генерал. — До революции сколько-нибудь существенных изменений от вчерашнего дня я не помню: беглецы из Франции обретают новую родину на нашей земле. Тамплиерам покровительствуют высшие православные иерархи, высокопоставленные особы, цари и императоры…

— Это я уже слышал! — вновь перебил я его. — Что произошло после революции?

— Основа нового порядка была заложена еще до восстания. В середине девятнадцатого века произошел раскол — нищенствующие братья в силу идеологических разногласий выходят из-под крыла РПЦ — им больше не нужно покровительство. А в конце девятнадцатого века некий семинарист Иосиф Джугашвили проходит посвящение в рыцари ордена…

— Едрён батон и Вашингтон! — на этот раз я и не думал сдерживать ругательства, к тому же они были более чем «безобидные» Мне нужно было попросту выпустить пар. — Продолжайте, Владимир Николаевич, продолжайте!

— После посвящения он получает задание от Кутаисского Приората ордена внедриться в стан революционеров. Со своим заданием Иосиф справляется блестяще — революционер Коба после смерти Ленина становиться единовластным диктатором самой большой страны мира. Русская Православная Церковь практически уничтожена — кто в лагерях, кого расстреляли… И ты знаешь, Сережа, — признался генерал, — я ведь тоже к этому руку приложил…

— Полноте, Владимир Николаевич, — сейчас-то вы знаете, что этого не делали.

— Как же, как же, делал, — вздохнул Кузнецов. — Пусть и по злой воле Брюса…

— Плюньте и разотрите — этот парадокс я могу устранить, — я постарался, как мог, утешить старика. — Что там дальше-то?

— А дальше все просто: устранив своих соратников по революционной борьбе, Сталин во время Второй Мировой возродил орден Тамплиеров из небытия. К тому моменту он провозгласил себя не только Отцом и Учителем, но и Великим Магистром…

— Значит, Орден Христа и Храма стал государственным образованием?

— Совершенно верно, Сережа! И освобождение Европы от нацистов, Иосиф Виссарионович провозгласил ни много ни мало "Новым Крестовым Походом"! И перелом войны в пользу СССР принято приурочивать к моменту обретения Новой Веры, поддерживаемой новыми политработниками из числа Рыцарей Ордена…

— То есть все последующие после Сталина генсеки были еще и Великими Магистрами?

— Да, — ответил генерал. — Только при Горбачеве эти посты разделились…

— А! — воскликнул я. — Значит, перестройка, все-таки, была?

— Была, — тряхнул блестящей лысиной головой монах.

— Из этого следует, — продолжил я раскручивать загадки «новой истории», — что перестройка настолько прочно вросла в древо реальностей, что даже в инварианте, созданном Горчевским, этого события невозможно было избежать!

— Возможно-возможно! — Перед нами из воздуха проступили контуры призрачной фигуры Ашура Соломоновича. — Но я склонен предполагать, — проявившись полностью, продолжал рассуждать бывший «демон», — это проявление вашего влияния на существующую реальность. Ведь ваш "экономический рост" пришелся именно на перестройку. И это был один из основополагающих факторов вашей реальности, и артефакт был вынужден учитывать этот момент.

— Хм, — почесал я затылок, — вполне может быть! Но стопроцентной уверенности у меня нет.

— Господа, доброе утро! — В комнату отдыха вошел, поправляя позолоченную оправу очков, майор Сидоренко. Одет он был в строгий военный френч белого цвета. Вместо звезд на золотых погонах проблескивали серебряные розочки. На рукаве была вышита круглая эмблема: двое рыцарей на одной лошади.

— А это что херня? — Я возмущенно указал пальцем на белоснежную форму майора.

— Я бы попросил! — возмутился Сергей Валентинович.

— Наш отдел теперь подчиняется только Магистрату, — поспешно пояснил генерал. — Поэтому все его служащие — рыцари Христа и Храма Соломона…

— Так вы здесь все, выходит, тамплиеры? — Моему удивлению не было предела.

— А что в этом странного? — не понял Сидоренко. — Когда мы брались за ваше дело… Вот только, хоть убейте меня, не пойму, для чего? Наши коллеги из прокуратуры могли это проделать куда как лучше.

— Скоро узнаешь, Сергей Валентиныч, — загадочно пообещал майору Кузнецов.

— Так, мне надоел этот маскарад! — вновь выйдя из себя, рявкнул я. — Этот Великий Магистр меня начал очень сильно нервировать! Пожалуй, пора, мне выходить из подполья и надрать задницу этому самодовольному ушлепку!

— Да как ты смеешь?! — заикнулся было майор, но я не дал ему излить на меня "праведный гнев".

— Заткнись, тезка, если тему не паришь! — Да, зацепило меня порядком, аж в глазах потемнело. Зато последствия… Мои контрразведчики даже рты поразевали, когда окружающий их мир начал стремительно меняться, плавиться, словно кусок масла на горячей сковородке. Распространяющиеся от меня «волны» снесли романтический интерьер комнаты отдыха контрразведчиков, словно корова языком слизнула. Белый френч майора превратился в привычную форму, а батюшкина дерюжная ряса «съежилась» в цивильный костюм.

— Так-то лучше! — хрипло просипел я, чувствуя себя отжатой тряпкой.

— Что это? — Сидоренко покачнулся, ухватившись за спинку оставшегося неизменным дивана.

— Не боитесь, Сережа? — с ехидной улыбкой полюбопытствовал Ашур Соломонович. — Такие резкие изменения не проходят бесследно.

— Да достало уже бояться! — Вяло отмахнулся я. — Пусть этот хорек обосреться, но уродовать этот мир я больше не дам! Хватит!

— Словно кто-то чистой тряпкой по грязному стеклу прошелся! — не мог успокоиться Сергей Валентинович, приняв наконец произошедшие изменения и уложив их в «распухшей» голове. — Что же нас теперь ждет? Так и будем, каждое утро с новой биографии начинать?

— Тут ты, Сергей Валентинович, прав, — произнес генерал. — Ситуация-то патовая! — он развел руками. — Не может же Сергей Вадимович ежедневно за Горчевским изменения зачищать?

— Да и не получиться у них долго этим перетягиванием заниматься, — произнес Ашур Соломонович. — Этот инвариант либо усохнет, либо схлопнется ввиду полной несостоятельности. Неизвестно, какими еще будут последствия недавних изменений…

— Черт! Так что же мне делать? У меня башка кругом идет! — Я схватился руками за действительно пульсирующую острой болью голову. Может, попытаться договориться с ним? По-хорошему? Обрисовать, так сказать, ситуацию в красках…

— Нет, Серей Вадимыч, — произнес Сидоренко, — не выйдет у тебя ничего. Я ведь с утра в этой системе служил…

— Майор прав, — подтвердил генерал. — Я тоже в этой системе варился, и поболе твоего, Сергей Валентинович! Магистр, как-никак… До сих пор во мне несколько личностей друг с другом борется, — признался Кузнецов. — Едва справляюсь! Так вот Брюс… Горчевский — не тот человек, с которым можно эту проблему «полюбовно» решить! Он лучше весь мир сгноит и сам сдохнет, чем от такой власти откажется! Тут по-другому надо…