– Да. Вы будете?
– Загляну, – неопределенно ответил Наум, поглядывая в сторону.
– Так что мы решили? – спросил Андрей.
– Есть идея! – встрепенулся Меллер. – Покажу я вам одну сногсшибательную вещь…
– Ну-ну! – закивали его собеседники.
– Доводилось ли вам бывать в «Палладиуме», что на Речной? – спросил Наум. – Нет? То-то! Там третий вечер играет настоящий джаз-банд! Хотите взглянуть?
– Любопытно, я много слышала о джазе, – заинтересовалась Полина. – Однако… Там прилично?
– Вполне, – заверил Меллер. – Андрей! Потрудитесь взять извозчика, а я пока развлеку вашу даму.
– Только не переусердствуй, – усмехнулся Рябинин.
* * *
– Стой, – скомандовал Меллер извозчику у стилизованного под теремок заведения. – Приехали.
Наум выпрыгнул на тротуар и направился к дверям, оставив Андрея расплачиваться с лихачом.
У входа гудела толпа желающих попасть внутрь. На ближайшей тумбе висела огромная афиша:
С П Е Ш И Т Е !
Только Т Р И концерта.
Настоящий американский
Д Ж А З из Москвы
только в «Палладиуме»!
Цена билета – три руб.
Меллер исчез в толпе и вскоре вернулся, размахивая синенькими билетами.
– У меня тут администратор знакомый, – самодовольно бросил Наум. – Уважил, оставил бронь литактива.
– А почему сие заведение называется «Палладиум»? – пожала плечами Полина.
– Кто? – не понял Меллер.
– Да теремок.
– А черт его знает, – махнул рукой Наум и тут же, с ходу, выдал:
– Если терем-теремок,
Значит, низок – не высок.
А назвали почудней —
Получилось поважней…
– В общем, нэпманские проказы, а не название. Идемте же, нечего здесь выстаивать столбами.
Компания вошла внутрь и очутилась в сводчатом зале резного дерева, все четыре стены которого были увешаны картинами в «русском духе», изображавшими витязей, баб в кокошниках и обильную еду.
– Э-э, да это какой-то купеческий вертеп! – протянул Андрей.
– Нет слов, заведение – совершенная дрянь, – согласился Меллер. – Хотя и дорогое. Да нам-то что? Главное – джаз!
«Дрянью» в прямом смысле слова «Палладиум», конечно, не был. Пол сверкал чистотой, и столы оказались убраны свежими скатерками; «человеки» [115] отличались деликатностью и приятными лицами. Публика, по большей части нэпманская, напоминала свадебный поезд, отправившийся на бракосочетание в далекий путь и остановившийся передохнуть в придорожном трактире. Кавалеры поражали экстравагантностью внешнего вида и поведения; туалеты дам резали глаз своей эклектичностью. Сквозь жуткую смесь запахов табака, винных паров, духов и губной помады потягивало несвежими носками, вчерашним похмельем.
Как лицу, близкому к администратору, Меллеру отвели столик недалеко от сцены. Приятели уселись, испросили легких закусок и белого вина. На сцене публику веселили два куплетиста с набеленными лицами и красными губами.
– Сейчас эта ерунда кончится, – объяснил Наум.
И оказался прав – песенники откланялись и уступили место высокому мужчине во фраке.
– Серж Белоцерковский, конферансье, – шепнул спутникам Меллер.
Поднимая вверх брови, игриво поводя глазами и притоптывая каблуками, конферансье отчеканил:
– По-обросали бабы веодра,
Пр-ролетарии – станки,
К нам на р-рандеву сегодня
Джаз московский прикатил-л!
Облегчай карман-н, товарищ,
Деньги – что? Живем лишь раз-з!
Миллионов не составишь, —
Так сиди и слушай джаз-з!..
– Для вас звучит бесподобная музыка прогрессивных американских негров!
Белоцерковский театрально взмахнул рукой, и на сцену выскочили парни в широких песочных штанах и апашках. В руках у восьмерых были трубы, у девятого – круглая балалайка-банджо. Из-за кулис выкатили черный блестящий рояль. Джаз-банд поклонился публике, низенький крепыш в малиновых ботинках занял место у рояля, и парни грянули…
Подобного Андрей не слышал никогда. Он не мог сказать, что музыка ему не понравилась, но не совсем отвечала его настроению. Композиция сочетала четкий ритм и бешеную какофонию одновременно – неистово гремел рояль, звонко горланили трубы, им вторил сиплый саксофон и тарахтящее, будто пропеллер, банджо…
Трубачи выдули пронзительный финал. Публика была в восторге.
– Грандиозно! – воскликнула Полина и захлопала в ладоши.
– Определенно! – гордо кивнул Меллер и засвистел в два пальца.
Публика орала «Браво!», «Еще давай!», кто-то басом гаркнул: «Даешь джаз, братва!», чем вызвал гомерический хохот.
В течение получаса музыканты развлекали слушателей незнакомыми мелодиями. Неожиданно Андрей поймал себя на мысли, что джаз пьянит его не хуже вина. «Вот чудна2я музыка!» – подумал он.
– А давайте напьемся! – решительно стукнул кулаком по столу Меллер. – Гулять так гулять, раз кураж повалил.
– Ну уж нет, Наум, дудки! – посерьезнел Рябинин.
– А я выпью, – упрямо сказал Наум и приказал принести водки.
– Пусть пьет, – шепнул Андрей Полине. – Отправим его домой на лихаче.
* * *
Вскоре Меллер напился. Взгляд его остекленел и сделался свирепым. Он раскачивался из стороны в сторону и выкрикивал непонятные фразы. Андрей строго посмотрел на него, Наум изобразил глубокую скорбь и, извинившись, пошел в уборную. Рябинин подозвал «человека» и попросил найти извозчика.
Тем временем джаз-банд раскланялся и уступил место Белоцерковскому. Тот не успел и рта открыть, как на сцену вывалился Меллер. Публика ахнула, а Андрей про себя чертыхнулся. Полина прыснула и сочувственно поглядела на своего кавалера.
Выйдя нетвердой походкой на авансцену, Меллер провозгласил:
– Граждане, дайте сказать! Я – поэт, меня здесь многие знают. Послушайте, что я написал, и… я пойду.
Наум развернул мятую бумажку и прочитал:
– Напился я сегодня неспроста —
Пора, друзья, пора мне уходить.
Немыслима мне жизни пустота,
Жестокость и тупая ее прыть.
Мое искусство высоко парит,
Не трогайте его нечистыми руками.
Пусть буду я не понят и побит,
Но гений мой прославится веками!
Меллер грациозно, насколько позволяло его состояние, поклонился. Из зала крикнули: «Молодец!» и «Читай еще!», кто-то уныло свистнул. Два актера выскочили на сцену и, подхватив Наума под руки, проводили на место.
– С ума сошел, чудовище? – грозно спросил Андрей.
– В уборной написал! – помахивая бумажкой, ответил Меллер. – Мне пришла в голову одна идейка, завтра все обстоятельно обскажу.
Явился «человек» и сообщил о прибытии извозчика. Рябинин расплатился по счету и попросил помочь вывести Наума «на воздух».
На улице Меллера усадили в экипаж, лихач получил адрес с полтинником в придачу, и пролетка повезла мычащего и ругающегося поэта-импровизатора домой.
* * *
– Извини, Полина, что так получилось, – вздохнул Андрей. – Это моя вина, не углядел за Наумом…
– Оставь, – прервала его Полина. – С кем не бывает? Тем более после ваших коллизий в деревне.
Она хотела сказать еще что-то, но к ним подошла компания молодых людей, ведомых строгим пареньком в потертой кожанке.
– Минуту, граждане, – остановил Андрея и Полину «кожаный».
– В чем дело, товарищ? – справился Рябинин.