— Он в гимназии! В гимназии! — выкрикнула мать в слезах, поднимаясь с собственных детей. — Он ещё учится! Умоляю, отпустите её!

Я ослабил хватку, чтобы не сломать ребёнку череп, но не отпустил.

— Что ж, хорошо. Я хочу, чтобы вы услышали меня. Я говорю от лица достопочтенной госпожи Барбинери, — негромко произнёс я. — Все остальные семьи: Крансельвадские, Кэлэрдайны, Марши — уничтожены. Ваша гвардия полностью устранена. От Лорье помощи вы не дождётесь. Но госпожа Барбинери, даже несмотря на прошлое, великодушно предлагает вам сдаться. Объявите о своём выходе из войны, подпишите мирный договор с нашей семьёй, выплачивайте контрибуцию в сумме и сроке установленных нами, и мы вас не уничтожим всех до одного.

— Мы… — начал было мужчина, но я сразу его перебил.

— Вы можете отказаться. Тогда на ваших глазах я буду медленно убивать каждого из ваших детей, господин Зейлере, на ваших глазах, — я вновь сжал голову девчонки, заставив её зайтись криком. — Вашу жену будет ждать судьба не лучше, но вы будете жить очень долго, чтобы вспоминать об этом каждый день своей жизни.

— Мы согласны! — вперёд мужа выкрикнула жена, заливаясь слезами, но теперь уже не бросаясь на нас. — Мы на всё согласны, мы всё подпишем! Но прошу вас! Проявите милосердие, отпустите её!

Я посмотрел на мужчину.

— Я жду ответа от главы семьи.

— Да, да, мы всё подпишем… — пробормотал он. — Конечно…

— Вот вам бумаги.

Я небрежно швырнул ему пачку листов, где всё было расписано в мельчайших подробностях. Завтра к ним приедет Галешоп со всеми необходимыми документами, которые поставят точку в их войне, а пока пусть ознакомятся.

— Вы будете выплачивать контрибуцию, установленную нами в полном объёме и своевременно, — добавил я.

— Да, всё будет…

Собственно, ради этих нескольких слов мы и пришли сюда, убив не меньше двух десятков человек, что встали на нашем пути. Такой план и столько жизней лишь ради пары слов одного человека. Здесь нет пафосных речей, долгих переговоров или показательных заседаний за столом, где решается судьба. Нет, в таких ситуациях всё обычно куда более прозаично — побеждаешь и принуждаешь.

Что ж, можно ещё поугрожать немного, но сверх меры угрожают лишь неуверенные в себе люди. А мы в следующий раз будем уже действовать.

Поэтому не сказав ни слова, я развернулся и пошёл, забросив ребёнка себе на плечо. Мне вдогонку бросилась мать, которую очень быстро остановили.

— А МОЯ ДОЧЬ⁈ МОЯ ДОЧЬ! ОСТАВЬТЕ МОЮ ДОЧЬ!!! — прокричала она на весь зал, продолжая тянуть руки к своему чаду, заливаясь слезами.

Я остановился и повернул голову к женщине, не обращая внимания на вырывающуюся из рук девчонку.

— Она часть контрибуции, — ответил я холодно и пошёл дальше.

— НЕТ! ОНА НЕ ВЕЩЬ! ОНА НЕ ВЕЩЬ! ВЕРНИТЕ МНЕ МОЮ ДОЧЬ!..

Её крики разносились по коридорам вместе с плачем всю дорогу, что я шёл к выходу, однако я ни разу не обернулся, как не обращал внимания на вырывающуюся девчонку, которая пыталась вернуться к матери.

Нам нужны гарантии. Этот ребёнок отлично ими послужит. К тому же никто не отменял правила «глаз за глаз». Из-за них Марианетта потеряла своих детей, я лишь симметрично отвечаю и делаю им огромное одолжение, забрав только одного, а не всех сразу менее гуманным способом.

Мы собирались очень быстро. Вскоре после того, как я покинул с живым перепуганным грузом, который даже перестал кричать, поместье, следом в десантный корабль загрузились сначала наши солдаты, а потом и Зигфрид с Грогом, которые прикрывали наш отход. Они были единственными, которые могли прикрыть нас, если вдруг семья решит выкинуть какую-нибудь глупость сгоряча.

Но они не выкинули. Возможно, были слишком шокированы тем, как изменилась их жизнь. А может понимали, что шансов у них попросту нет, и младшая была малой платой за жизнь всех остальных.

Как бы то ни было, мы оставляли за спиной лишь голого и беззащитного врага, который лишь выглядел слабым, но на деле до сих пор был способен перегрызть нам глотку. Мне не интересовало ни их счастье, ни их боль или горе. Мне было плевать, как было плевать всем остальным на нас. Я лишь видел способы достижения своей цели и без какого-либо зазрения совести пользовался ими.

Поэтому ничего личного, это просто война.

Корабль заходил на посадку у поместья после удачно выполненной миссии. В десантном отсеке царил полумрак, пропитанный красным светом, будто кровью. Все молчали под монотонное и негромкое гудение двигателей.

Солдаты сидели на откидных сидушках, мы стояли у противоположной стены, закреплённые хватами. Что касается девчонки, то та, как перепуганный зверёк, забилась в самый угол, поблёскивая перепуганными глазами на нас. Но никто не обращал на неё никакого внимания, занятые своими мыслями.

Мне грела душу мысль, что всё прошло по плану и теперь оставался лишь дом Лорье. Так или иначе, однако пусть и большой, но один противник куда лучше, чем множество мелких. К тому же когда это твой профиль, и ты понимаешь, что и как делать. Поэтому в голове уже складывался план будущих действий.

Двигатели загудели громче, машина слегка завибрировала, после чего мы почувствовали пружинистый удар, за которым последовал голос из динамиков:

— Есть посадка.

Кормовой люк начал открываться, впуская свет и свежий воздух внутрь.

Отсек будто ожил. Солдаты начали вставать со своих мест. Тут же послышались разговоры и смешки. Кто-то лениво подтягивался после полуторачасового перелёта, кто-то зевал или хрустел шеей. Все выглядели расслабленно и лениво. Мы тоже отсоединились от хватов и направились к выходу.

Нет ничего приятнее, чем вернуться обратно на базу после успешно выполненной миссии. Завтра мы получим подписанный договор, а вместе с ним и единовременную начальную выплату, которая подправит наше шаткое финансовое состояние. А дальше…

— Так, — внезапно остановился я. Мои братья по оружию замерли следом, глядя на меня с вопросом. Я не вижу их лиц, но знаю их выражение лица. — Девчонку забыли.

На радостях от выполненной миссии про неё никто и не вспомнил. Я её как отпустил в десантном отсеке, так она там и сидела в углу, а в темноте её и вовсе никто не заметил.

Я вернулся на корабль, окинув взглядом десантный отсек, и никого не увидел.

— Грог, ты видел, чтобы она выходила? — спросил я и на всякий случай сменил пару режимов визора, однако внутри было пусто.

— Нет. Внутри нет?

— Не вижу.

— Может, переползла в кабину? — предположил Зигфрид.

Может.

Я заглянул в кабину, где отключал машину одиноко сидящий Фарен.

— Да, командир? — взглянул он на меня.

— Ребёнка не видел?

— Э-э-э… нет, — огляделся он, но я уже и сам внимательно окинул кабину взглядом. — Нет. Никого не видел.

— Нет, в кабине тоже нет, — произнёс я через связь.

— Но она точно не выходила из машины, иначе бы мы её заметили, — ответил Зигфрид. — Даже просто убежать не смогла бы далеко незамеченной. Она точно должна быть в корабле.

— Ты её не забыл? — спросил Грог.

— Нет, я точно помню, как затащил её в корабль. И ещё она в углу сидела и плакала, — отозвался я, вернувшись в десантный отсек.

Так… она точно на корабле. Она не выходила, а во время полёта была внутри — это точный факт. Но раз её нет в отсеке и в кабине, то она на корабле, но вне отсеков. Видимо, смогла пролезть в технические пространства.

Я окидываю взглядом отсек.

Вентиляция исключается — наверху и снизу та зарешёчена. Дыра в полу отменяется — там плата торчит и не дала бы ей пролезть. Возможно…

Мой взгляд цепляется за небольшой металлический лист, который неплотно прилегал к стене. Он находился как раз в самом углу, где располагались все важнейшие системы корабля, включая реактор, что и разделяют кабину от десантного отсека, оставляя небольшой коридор.

Я без понятия, как ей удалось выкрутить винты, однако, когда я убрал лист и заглянул внутрь, там, между стенок и среди кабелей и патрубков в узком лазе в самом конце скукожилась эта девчонка, глядя на меня испуганными и хищными глазами, которые слегка поблёскивали на свету. И проблема в том, что в такой лаз я даже руку не мог протянуть, настолько здесь было узко.