— Господин Лорье, я хочу ещё раз поблагодарить, что вы пришли помочь прояснить эту запутанную ситуацию.

— Я рад помочь суду в этом вопросе, — кивнул тот.

— Тогда позвольте сразу спросить, какую именно помощь оказывали Даркмод вашему дому во время семьи?

— Денежную. И разведку. Это была очень важная информация, без которых война бы была проиграна.

— Можно ли подтвердить это документально?

Адвокат Даркмод протянул ему папку, которую Галешоп тут же отдал одному из своих людей, которых взял с собой на суд.

— Правильно ли я понимаю, напрямую они не участвовали?

— Да, им не пришлось.

— Главный удар пришёлся именно по вам, верно?

— Мы были одной из ударных армий в войне, но все сделали вклад в победу, как бы это ужасно и неуважительно ни звучало по отношению к Барбинери, — скорбным голосом сообщил Лорье.

— Судя по данным из министерства по делам семей и домов, ваши потери в войне были самыми большими, поэтому я осмелюсь предположить, что вы были главным участником тех событий. Я понимаю, всё в рамках закона, но… — он выдержал паузу, чтобы все её прочувствовали. — Почему тогда вы не потребовали контрибуции на правах победителя и главной силы, что одержали верх в той войне?

— Нам это было не нужно, — пожал он плечами с невозмутимым видом.

— То есть вам это было не нужно…

Раздался щелчок пальцами от человека, которому Галешоп передал папку. Наш адвокат быстро подошёл к нему, они тихо зашептались, после чего тот вернулся к свидетелю.

— Так, спасибо, что предоставили нам данные о переводах. И как получается, вам, понёсшим такие потери и тем, кто имел право просить контрибуцию, ничего не было нужно. А дому Даркмод, которые за всё время войны против Барбинери перевели вам… миллион, всего лишь один миллион, потребовалось почти всё?

— Я не могу сказать ничего по этому поводу, — ответил Лорье.

­— Что ж, господин Лорье, вы уже очень помогли нам и суду, поэтому… — он поклонился, — я более чем благодарен уже за то, что вы пришли и высказались. Просто, госпожа судья, я бы хотел обратить внимание на тот факт, что это не расходы на годовую войну домов и семей. Это расходы обычных людей за год, которые не аристократы. Отсюда следует вывод, что дом Даркмод если и участвовал каким-то образом в войне против Барбинери, то уж никак не мог претендовать на их предприятия или что бы там ни было. А раз достопочтенный дом Лорье не предъявили своих интересов и своё право на контрибуцию в течение первых трёх лет, то предприятия Барбинери должны принадлежать только им и никак не могли отойти кому-то другому.

Когда он сел обратно к нам, я негромко спросил:

— Есть шанс, что они найдут способ не вернуть нам их?

— Вряд ли. Очень вряд ли. Документов, подтверждающих право получить те предприятия у них нет. Права победившей стороны, которая может требовать возмещения, тоже нет, так как нет серьёзных доказательств, что они воевали. А сейчас будут свои свидетели, и там вообще всё станет глухо.

— Сколько займёт времени?

— Что именно?

— Возвращение?

— Да по-разному. Зависит от того, насколько они сильно будут сопротивляться. От недели или двух, чтобы просто аннулировать их права, поднять или восстановить старые, до нескольких месяцев, если будет апелляция, а она будет.

— Нельзя это сократить?

— Можно. Достаточно убрать главных зачинщиков.

— Нет, не подходит, — покосился я на Даркмод.

Нам ещё не хватало войны с ними.

Но даже слушанье свидетелей не уложилось в один день. И я понял, почему не пришли наши свидетели — они бы просто не успели за сегодня ответить на все вопросы, и потому никто не стал заставлять ждать господ просто так. Но со мной хотели поговорить и очень.

— Вижу, мистер Роковски, вы подготовились, — улыбнулся Арден Лорье. — Нашли много чего интересного про старую войну…

— Не я, но всё равно спасибо, господин Лорье, — ответил я непринуждённо. — Не буду скрывать, мы очень старались.

— Не боитесь её повторения?

— Нет, не боюсь.

— Очень зря. Прошлые Барбинери тоже её не боялись…

— И у них не было того, что есть сейчас, — не моргнув глазом, ответил я.

— И что же? — полюбопытствовал он.

— Если война начнётся, я вам первому дам знать, господин Лорье, не беспокойтесь.

— Но это вряд ли. Знаешь, у меня есть хорошие друзья, которые могут завернуть ваше обращение в два счёта.

— Да? — приподнял я брови, сделав удивлённое лицо. — Наверное, не зря мы отправили письмо в какое-то ведомство внутренней безопасности.

— Вряд ли оно вас спасёт.

— Если нет, то я всегда буду знать, кого надо будет отблагодарить первым, господин Лорье.

Я говорил, не проявляя ни единой эмоции. Не менялся даже тон. Я прекрасно понимал, что из меня пытаются выбить эмоции, заставить ими затуманить мой разум, но попытки слишком слабые.

— Вижу, пытаетесь безуспешно вразумить глупого юношу, господин Лорье? — подошёл к нам и глава дома Даркмод.

— Глупого? — приподнял я бровь. — Возможно. Но по крайней мере мы удосужились приготовить все документы заранее. Как поживают ваши траты на миллион, господин Даркмод?

— Не зарывайся, Грант. Ты молодой, бойкий и с горячей головой. Ты думаешь, что весь мир лежит у твоих ног и не уважаешь авторитеты. Ведёшь себя вызывающе, будто тебе ничего не будет. Но жизнь — это непредсказуемая штука. Я сейчас смотрю на тебя с высоты своих лет, и ты выглядишь для меня просто дерзким и наглым подростком, считающим себя самым умным, который забывается, не более.

Если заходить с такой стороны, то тогда с высоты уже моих лет все их интриги и игры выглядят не более чем, заговором детей в детском саду. Имперские заговоры, где одним словом решаются судьбы колоний и даже планет, где одни аристократы исчезают за сутки, уступая место другим — вот это действительно политические игры и интриги. А здесь… ради каких-то предприятий, которые даже не один процент от всего производства государства Тринианского.

— Как скажете, господин Даркмод, вам виднее, — ответил я.

Мне не нужны нравоучения от людей, которые при первой же возможности встали бы под знамёна хаоса. Да и его угрозы выглядят смешно. Учитывая тот факт, что псирайдеры были всегда самым главным врагом космодесанта, мне было бы достаточно… десять человек, чтобы сравнять их с землёй, не сильно напрягая силы.

И рано или поздно так оно и случится, если Даркмод не образумится. Только на него хватит и троих.

Катэрия вставала на ноги медленно. Даже несмотря на то, что теперь были деньги, жить одной было всё равно сложно.

Она не считала себя избалованной, но быстро поняла, что не знает о самостоятельности ничего. Внешний мир был другим, и с высоты жизни аристократа она никогда не замечала тех мелочей, которые прочувствовала сейчас сама.

Например, тот факт, что теперь надо делать всё самой: искать квартиру, договариваться с незнакомыми людьми, которые недоверчиво косились на неё. А выбирать продукты? Она около часа бродила по нему, пытаясь что-то выбрать, и не понимала, в чём разница между двумя одинаковыми буханками хлеба. По итогу взяла обе. Или создать собственный счёт: она тыкалась как слепой котёнок, пока сотрудники её буквально за руку не отвели и не показали, что нужно сделать.

В её жизнь… прошлой жизни всё уже было готово и лежало на столе, а здесь это надо было ещё и приготовить. В прямом и переносном смысле, так как Катэрия на себе прочувствовала, как долго готовка занимает времени. А готовить надо каждый день и желательно по три раза.

Но она не унывала. Даже получала какое-то удовольствие от этой самостоятельности, потому что для неё это было запахом свободы. Её проблемы теперь её проблемы. Никто не скажет, куда ей надо идти, с кем нужно встретиться и что сделать. Она сама по себе отныне и до конца…

Так Катэрия наивно полагала до тех пор, пока с ней по дороге в больницу на плановый осмотр однажды не поравнялся автомобиль её рода.